Кольцо - Мери Каммингс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лишь приехав, Нэнси узнала, что для матери стало «вопросом жизни и смерти» — та была разорена, и едва ли сама смогла бы толком ответить на вопрос, как это получилось.
Часть денег, и немалая, ушла на неудачную попытку вернуться в Голливуд. Фильм, в котором Алисия Хэнсфорд играла главную роль (и одним из продюсеров которого являлась), вместо ожидаемой прибыли и успеха принес одни убытки. Нет, критики даже не ругали его — просто... не заметили.
Ну а кроме того — она просто не привыкла ни в чем себе отказывать и жила на широкую ногу. Приемы, праздники, круизы, подарки друзьям, наряды и украшения, которые надевались один раз, а потом забывались, подтяжки в модной клинике в Европе — всего понемножку...
Но страшнее всего были даже не долги, в которые влезла мать, беспечно продолжая тратить деньги направо и налево. Оказывается, был заложен дом — и полученные деньги тоже истрачены. Даже не будучи юристом, Нэнси знала, что дом, половина которого принадлежала ей, никто не мог заложить без ее ведома. Как же так?
— Ах, я в этом не разбираюсь, тебе стоит поговорить с Тедди Палмером, он все лучше объяснит! — ответила мать.
Вот этот самый «Тедди Палмер» — вице-директор банка — и показал Нэнси банковские документы, заявив:
— Все было сделано на законном основании! Вот ваша подпись!
— Но я ничего не подписывала! — возразила Нэнси. — Это не моя подпись! Я же и в банке у вас уже сто лет не была!
Он долго отнекивался и вилял, но потом признал, что «наша дорогая Алисия» взяла документы, сказав, что «ее милая дочурка» приехала отдохнуть на уик-энд и нехорошо заставлять ее тратить время на посещение банка, — а на следующий день принесла их уже подписанными.
— Неужели вы собираетесь обвинить свою родную мать в подлоге? — ужаснулся мистер Палмер, когда Нэнси повторила, что ничего не подписывала. — Идти в полицию, писать заявление... Да вам никто не поверит — и в первую очередь я! Будут экспертизы, суд, вы истратите массу денег на адвоката...
Он давил, угрожал, уговаривал, напоминал о добром имени отца, объяснял, что доказать что-либо будет исключительно трудно и что в любом случае банк должен как-то возместить затраченные деньги. А потому, если Нэнси не хочет, чтобы дом со всем его содержимым продали с аукциона, у нее есть только один выход — расплатиться с банком теми деньгами, которые оставил ей отец...
Глава 8
— Вот и все... Я и сама знаю, что но натуре я не борец. — Нэнси неловко пожала плечами.
— Ты что — отдала им деньги? — с ужасом переспросил Ник.
— Подписала какие-то документы, пообещала, что отдам... когда получу — мне двадцать пять будет только в апреле.
— Тебя же кинули! — вырвалось у него. — Ты что, не понимаешь, что не должна была ничего подписывать?! Нужно обратиться к адвокату, в суд, в конце концов! Этот Палмер потому так и давил на тебя, что был по уши в дерьме и хотел побыстрее прикрыть собственные грехи!
— Дело уже сделано, Ник. А теперь хочу только уехать... как можно быстрее... Давай... поговорим о чем-нибудь другом, я не хочу плакать... — она нервно мотнула головой, — пожалуйста...
— Куда ты хочешь уехать? Зачем?
— Ты не понимаешь... этим дело не кончится. Ей скоро снова деньги потребуются. А мне их больше взять неоткуда... Представляешь... — Нэнси нервно рассмеялась, и глаза у нее стали совершенно безумные, — я пришла домой — а она там... Обрадовалась, сказала, что знала, что я все улажу, — даже спела, из «Моей прекрасной леди»: «Если повезет чуть-чуть, если повезет чуть-чуть — дети смогут содержать отца!» И смеялась... я уже не могла слышать этот ее смех! Она предложила поехать в ресторан, отпраздновать. А под конец заявила: «Ну, я уверена, ты всегда что-нибудь придумаешь! Вот, например, я в газете читала, что можно родить ребенка для кого-нибудь — это называется "суррогатная мать". И за это хорошо платят!» По ее мнению, я должна вынашивать чужого ребенка, чтобы она могла красиво жить! Нет, я хочу уехать куда-то, где она меня не найдет... где никто меня не найдет...
— И что потом?
— Буду заново строить свою жизнь. И чтобы она больше не смогла ее разрушить. Тогда, в банке, мне было невыносимо представить себе, что дом продадут... и по нему будут ходить посторонние люди, рассматривать, покупать вещи, которые всегда там стояли, и картины, и письменный стол отца... А сейчас я понимаю, что этого не избежать, — только не хочу, чтобы это при мне было... Я уеду — и пусть все будет без меня, как будто этого и нет, понимаешь?
— Ты считаешь, она снова попытается заложить дом?
— А где ей еще взять деньги?! Она получает кое-что от издательства — книги отца часто переиздают, — но ей же этого мало!
— Этот Палмер — он что, идиот? Неужели ты думаешь, что он и второй раз согласится принять документы с фальшивой подписью?!
— Ты ее не видел, поэтому так говоришь... — Нэнси неожиданно усмехнулась. — Появись она тут, ты бы тоже потащился за ней, как телок на веревочке.
— Я бы не потащился! — огрызнулся Ник.
— Ты не понимаешь... В ней есть что-то такое, что действует на мужчин... я не могу тебе объяснить, просто знаю. Она даже штрафа за превышение скорости ни разу в жизни не заплатила, представляешь?!
— Но...
— Ник, сегодня Рождество, праздник... Я не хочу больше думать об этом — не хочу, понимаешь? Не хочу думать ни о чем плохом... Спасибо, что выслушал меня, но... хватит об этом!
— Ладно. — Он кивнул, улыбнулся и похлопал ее по руке. — Ты сегодня обедала?
— Нет. Я весь день проспала — а потом поехала за подарком. — Она взглянула на черно-белого Роки, развалившегося на диване, и тоже слабо улыбнулась: — Смешной, правда?
То болезненное напряжение, которое он почувствовал в Нэнси, стоило ей войти в дверь, немного спало — наверное, ей действительно надо было выговориться. За ужином она вела себя почти нормально — ела, разговаривала, улыбалась, шутила — посторонний человек, возможно, ничего бы и не заметил...
В душе Ника кипели, смешиваясь и споря друг с другом, два чувства: жалости и злости. Ну как человек может поступать так... по-дурацки, беззубо и неумело?! Почему она не послала их всех подальше, не пошла к адвокату — а теперь вот сидит и улыбается этой вымученной улыбкой, от которой хочется волком выть...
И еще одно чувство, острое и болезненное, как у человека, приговоренного к смертной казни. Ощущение, что время утекает, как песчинки в песочных часах, и его остается все меньше и меньше. Вот сейчас Нэнси доест... может быть, поговорит еще немножко — и уйдет. Из его дома... и из его жизни.
— Когда ты уезжаешь? — не выдержав, спросил он.