И один в поле воин - Юрий Дольд-Михайлик

— Нет, но я держу пари, что из этого вальтера и за десять шагов не попасть в горлышко бутылки, — настаивал Коккенмюллер. Несколько офицеров поддержали его.

— Вы ставите себя в худшие условия, чем остальные участники соревнования, — бросил и генерал Даниель.

— Но офицер, герр генерал, должен владеть всяким оружием как можно лучше. Я скорее соглашусь проиграть майору Шульцу десять бутылок за каждый выстрел, чем соглашусь стрелять из другого пистолета.

— Ловлю вас на слове, десяток бутылок за каждый выстрел! — воскликнул Шульц.

Гольдринг молча поднял пистолет, и в тот же миг прозвучали три выстрела. Первая бутылка была разбита, две другие остались без горлышка.

— Скверно! — поморщился Гольдринг, словно не слыша восторженных восклицаний присутствующих. — Поставьте новые бутылки, — попросил он ефрейтора.

Три новых выстрела вызвали всеобщий восторг. Горлышки трех бутылок были срезаны, словно ножом.

— Выигрыш пятьдесят бутылок, проигрыш — десять. Сорок бутылок коньяка с майора Шульца! — весело выкрикнул арбитр.

Кругом захохотали. Всем была известна скупость майора, и сейчас все с интересом наблюдали, как его длинное лицо покрывалось красными пятнами.

— За майором Шульцем ещё три выстрела, — напомнил Генрих. — Вальтер при вас, майор?

Шульц беспомощно схватился за кобуру и покраснел ещё больше.

— Было условлено стрелять из парабеллума, — запинаясь проговорил он.

Генрих весело рассмеялся.

— Я пошутил, говоря о десяти бутылках, майор, с меня хватит и одной.

— Тогда разрешите пригласить вас в девять часов вечера распить со мной выигранную вами бутылку.

Шульц поклонился так церемонно, словно приглашал Генриха по крайней мере на роскошный банкет.

— Сочту за честь для себя. Буду ровно в девять. — Генрих наклонил голову, стараясь скрыть насмешливый блеск глаз.

— А знаете, барон, я не хотел бы быть вашим противником на дуэли! — пошутил Коккенмюллер, когда они вместе с Генрихом возвращались в штаб. — И знайте, сегодня вы нажили себе заклятого врага.

— А мне показалось, что мы расстались с Шульцем, как приятели, ведь я подарил ему почти весь проигрыш.

— Он не простит вам, что вы лишили его славы лучшего стрелка штаба, — пояснил Коккенмюллер, — а это единственное, чем он мог до сих пор гордиться.

Когда Гольдринг и Коккенмюллер вошли в свою комнату, дежурный доложил, что у оберста находятся сейчас генерал Даниель и оберст Лемберг.

— Лемберг? — вопросительно взглянул на Коккенмюллера Генрих и наморщил брови, словно что-то вспоминая

— Ему поручено руководить операцией «Зелёная прогулка», — пояснил гауптман.

Они сели к своим столам и склонились над бумагами. Минут через пять через приёмную оберста, даже не взглянув в сторону офицеров, прошёл генерал Даниель, а за ним покрытый пылью и усталый оберст Лемберг.

Сквозь полуоткрытую дверь было видно, как Бертгольд ходил взад и вперёд по кабинету. Это свидетельствовало о плохом настроении оберста. Но Генрих, которого очень заинтересовало сообщение Коккенмюллера о возложенной на Лемберга миссии, всё же отважился постучать к шефу.

— А, это ты! — хмурое лицо Бертгольда прояснилось, — Что ж, поздравляю с успехом, ты отличный стрелок!

— Именно по этому поводу я и пришёл к вам, герр оберст! Не кажется ли вам, что целесообразнее было бы показать своё умение владеть оружием не в подобном состязании, а на «Зелёной прогулке», где мишенями будут настоящие враги, а не пустые бутылки из-под коньяка.

Подобие улыбки промелькнуло на лице Бертгольда.

— «Зелёная прогулка» уже осуществлена.

— Уже? Когда же? — и удивление, и разочарование слышались в голосе Генриха.

— Начали сегодня на рассвете, ровно в шесть, а кончили в двенадцать.

Мрачный взгляд Генриха, очевидно, искренне потешал Бертгольда.

— Нет, ты чудак, настоящий чудак, ну, скажи мне откровенно — почему тебе так захотелось принять участие в этой операции?

— Разрешите мне ответить вам не как начальнику, а как моему второму отцу, от которого я не хочу иметь тайн?

— Надеюсь, что именно так ты всегда разговариваешь со мной.

Генрих колебался, словно ему неловко было поверять свои самые сокровенные мысли.

— Вы так много сделали для меня, — начал он неуверенно, — благодаря вам я так быстро получил офицерское звание, вы определили меня на интересную работу, но…

— Ну откровенность так откровенность! Почему ты не договариваешь?

— Я завидую многим офицерам штаба, у них есть боевые заслуги, очевидно они принимали участие в важных операциях, о чём красноречиво говорят награды на их мундирах…

Безудержный хохот Бертгольда не дал Генриху закончить фразу.

— Это все!.. Как же ты наивен! Уверяю тебя, большая половина этих орденов выдана штабным офицерам только для того, чтобы фронтовики верили, что и штабисты имеют заслуги перед фатерландом, хотя часто, даже чересчур часто, эти заслуги не больше заслуг архивариуса какого-нибудь провинциального магистрата. И для этого совершенно не надо подставлять голову под партизанские пули. Для этого найдутся люди с менее благородной кровью, чем твоя. И благодари меня, что я не пустил тебя на эту операцию.

— Почему?

— А потому, что мы потеряли только убитыми двести девятнадцать солдат и шестнадцать офицеров, половина полицаев уничтожена…

— Выходит…

— Выходит, что «Зелёная прогулка» для многих превратилась в последнюю прогулку. Когда наши части, закрыв все выходы, приблизились к лагерю, выяснилось, что он абсолютно пуст. Лагерь и подступы к нему были хорошо заминированы. Прибавь к этому, что партизаны наскочили на нас с тыла и, причинив нам значительный урон, молниеносно исчезли. Операция позорно провалилась. Единственное последствие — свыше двухсот новых крестов на кладбище вблизи этого населённого пункта.

— Выходит, оберст Лемберг…

— Чёрт возьми этого Лемберга, я не хочу себе портить настроение из-за его неудач. Пусть сам оправдывается перед высшим командованием. Как ты думаешь, лейтенант, не стоит ли нам немного рассеяться и хоть на вечерок укатить в ближайший город?

— С большой радостью.

— Знаю, что с радостью. Молодость не любит глухих углов, разнообразие обстановки ей необходимо, как воздух. Так, может быть, сегодня и двинемся?

— Лучше завтра, сегодня я приглашён к майору Шульцу.

Оберст поморщился.

— Вы недовольны?

— Обеспокоен. Майор Шульц не простит тебе сегодняшнего позора. Выпив, он может оскорбить тебя, а ты со своим горячим характером…