Рука для босса (СИ) - "Воль"

Все произошло в каких-то десять секунд. Он подошел, схватил за правую руку и пошел, чтобы поговорить с ней наедине. Был груб, жесток и не замечал, что за ним уже ползала Оксана, орущая от невыносимой боли в руке.

— Остановись! — задыхалась, помирала от жуткой фантомной боли. Звезды искрились в глазах, разбивалась жизнь, а он стоял, держа за руку, которую пыталась дернуть Оксана.

— Я не сильно взял. Хватит разыгрывать спектакль! — тявкнул, еще сильнее потащил и просил всего пару минут на разговор.

Но ей было больно. Было больно смотреть на мужчину, предавшего ее, державшего за кисть правой руку, даже не подозревая, от чего страдала бывшая. Аркадий подлетел к ним и мертвой хваткой вцепился в руку урода, и с кровавыми следами от ногтей оторвал ее от ручки Оксаны, рухнувшей на пол. Перед людьми. Перед подчиненными. Хватала ртом воздуха, сходила с ума от ужаса, обнимая свою бедную руку, закусывая губу до крови.

— Оксана! Оксана! Все хорошо. Я здесь, — мужчина поднял женщину на руки и окрикнул нерасторопным служащим, чтобы извинились перед посетителями и вышвырнули имбицила из центра. Ей было так больно, что белые зубки кусали его пиджак, в мольбе, в бессилии, в надрывном плаче. Левая рука безвольно повисла, последовав за правой. — Оксана! — и требовал от подскочившей охране скорую. Девушка упала в обморок от болевого шока.

Не стоило надеяться на этот день. Не стоило так желать Оксану.

Она лежала в одиночной палате под капельницами, бледная, исстрадавшаяся и успевшая несколько раз утонуть во сне.

— Какое же дерьмо он совершил, что это произошло с ней? — подскочил к бабе Светой, пришедшей проведать начальницу. Та тоже была расстроенной и поникшей. Принесла ей сока яблочного, любимого, села подле Аркадия и стала качать головой.

— Этого мне неведомо. Видно, зло большое. Видел, как он держал ее за руку?

— Урод. Задушу его! Прибью! — рычал, сидел и не представлял, что делать дальше.

— Лучше позаботься об Оксане-то. Я-то с ребятками поговорю, объясню, что к чему.

На том и решили.

***

— Ложечку. Еще одну. Давай, — Оксана недавно проснулась, изможденная и убитая. Первые мгновения казались из фильмов ужасов. Ее дергало из стороны в стороны, на окружающих смотрела будто на призраков, с полными глазами боли и ужаса, отчаяния. Она была голодна, но из-за пережитого стресса не могла пошевелить конечностями. Их пришлось заменить Аркадию. Он подносил к ней ложечку за ложечкой, кормил овсянкой, следил, чтобы она глотала до капли. Смущалась. Краснела. Отворачивалась. — За центр. Ты должна хорошо питаться.

— Я устала…

— Конечно.

— Иди домой. Ты устал.

— Это ничего.

— Прошу.

— Ладно, — повиновался.

ТРЦ замер в тревожном ожидании. Все сотрудники объявили Вадима врагом номер один и избегали его. Он попал в глухую изоляцию, с удивлением хлопал глазами и горел неистовым огнем, видя запись съемкой, на которой он видите ли применял насилие по отношению к бывшей бабе. Злился, стремился пойти в больницу, но его останавливал отец, ругавший сына за скандал.

Аркадий созвонился с сиделкой Оксаны и попросил открыть дверь квартиры начальницы, чтобы забрать все необходимые вещи для больницы. Та согласилась, но лишь под присмотром, но и этого было достаточно.

Забота, внимание топили напряженность Оксаны, оживающей стремительно и расцветающей как самые прекрасные цветы. Она рвалась на работу, к японцам, реанимировала левую руку, используя различные техники. И уже могла ее поднимать и сгибать в локте. Через пару дней директор оказался в «Молли» и аурой феникса осветил здание. Гордая, уверенная в себе предстала перед японцами и вновь затрещала соловьем, пока за всем внимательно наблюдал Аркадий, пресекавший любые попытки Вадима просочиться через людей.

— Хочу извиниться. Я не знал, — и все же им вновь было суждено столкнуться. В одном из коридоров служебной части.

— Ты все знаешь. Лучше тебе исчезнуть из «Моли» навеки, — почти шепотом произнесла Оксана после минуты разглядывания человека и облокотилась на Аркадия, а тот поддерживал ее всем на зло. Удержал, прихватил и чуть ли ни прижал к себе, показывая всем, что Оксана занята им, она — его, и шагу не даст сделать Вадиму.

Женщина подтолкнула правую руку в сторону кабинета и побрела вперед, оставляя бледного Вадима, сходившего с ума от невозможности выяснить отношения. В бледном лице рассекали зловещие молнии гнилого изнутри человека, не способного на искренность, признание своих ошибок, а потому он выглядел еще более отвратительным.

Глава 16

Глава 16

— Расскажи мне все. Я могу помочь, — помог сесть на диван, закрыл дверь и взглянул на еще более опустошенную Оксану. — У тебя слишком нездоровая реакция на то, что он изменил.

— Не только, — произнесла полувздохом и закрыла веки.

— Не только?

— Аркадий… помоги мне.

— В чем же?

— Мне очень нужна правая рука. Моя рука. Если чувствую боль, значит, она еще есть. Так? — взглянула на него с мольбой, как ребенок, взирающий на более взрослого человека, пытаясь отыскать в его взгляде поддержку.

— Да, — выдохнул он и потянулся к бедной конечности начальницы.

— Я хочу держать вещи двумя руками, сама себя расчесывать, готовить и печатать обеими. Я очень хочу, — и она заплакала, горестливо и болезненно. Мужские натренированные руки сжали бедную женщину и прижали к изнемогшему телу по любви. Аркадий жался к Оксане, хватался за нее, ласкал ее нежные ручки, водил вдоль по ним, массируя каждую, надавливал на точки, возбуждая ее, ослабляя все тревоги. Многому научился от талантливых массажисток, сам читал различную литературу: что-то по физиологии, психологии и физиотерапии, прекрасно понимал женщину, эти внутренние слабости и желания быть сильной и иногда такой слабой, чтобы ее слышали, не обращали внимание на боль. В этом была она — крутая начальница, уставшая бороться за существование, сирота при родителях, которая никому не была нужда. Приучал. Любил неспешно, терся подбородком о макушку, высказывая нежность неторопливо, напоминавшую бурю, сметавшую все на пути. И тогда он впервые прикоснулся губами к Оксане; ее правое ушко очаровательно горело, но ему не хватало огня. Раковина ненароком оказалась под жестковатыми губами Аркадия. Подчиненный соблазнял ее, беззащитную, вольнолюбивую, раскрасневшую.

Жалась сама, тянулась к нему, уже болела огнем и смотрела затуманенными глазами тихой страсти, копившейся столько времени в них обоих.

— Ты почувствуешь свои руки, а пока воспользуйся моими, Оксана, — впервые он назвал ее так по имени, а все на «ты», на ушко, окатив горячим дыханием, наблюдал, как женщина в неожиданности вытягивалась. Сексуальное напряжение достигало апогея. Еще немного и взяла бы его сама, только бы ни терпеть стягивающее чувство по всему телу. Держалась. Хотела любви, но не смела. Рабочая обстановка не давала никакой пикантности, потому как здесь еще находился Вадим.

Вадим… Эти лживые глаза. Весь лицемерный образ. Мужчина-гниль, с которым столкнулась, как астероид с Землей, готовый уничтожить живую планету.

«Не сдамся… Уничтожу… нет. Устала», — щебетала, уходя в мыслях, пока мяли ее ручки, обнимали, кончиком носом водили по открытой шейке, терлись о ключицы. Она целую минуту смотрела на небо, выпытывала взглядом правду, а он даже бровью не повел. Поверил в собственную ложь и теперь эту ложь, желающий сделать правдой в чужих глазах. В кабинет постучали. Женщина с несвойственным огорчением отпрянула от Аркадия, виновато повела плечиками и оказалась в дальнем углу. Аркадия был зол, но ничего поделать не мог — звали рабочие дела.

Гостем оказался Александр Петрович, пришедший и с цветами, и с тортиком из одной популярной кондитерской. Босс центра выглядел виноватым и очень огорченным.

***

— Я принесу чай, — встал Аркадий с насиженного места.

— Да-да, — кивнул не такой уж и полный или худой человек, вполне себе за пятьдесят. В костюмчике. При параде. С извинениями за непутевого сына. — Ты прости. Я не говорил про твой недуг, а этот… балбес, — рычал, не довольствовался. Сидел у запыхавшейся женщины, пустым взором глядящей в окно, где там, на горизонте возвышался Кремль неосязаемой мечтой.