Леди Альмина и аббатство Даунтон - Фиона Карнарвон

В сентябре она поселилась у Элси, вдовствующей графини Карнарвон, чтобы роды прошли в Лондоне под присмотром наилучших врачей. Лорд Карнарвон в это время путешествовал по континенту в своем любимом автомобиле «панар», что, возможно, укрепило решение Альмины покинуть Хайклир и отправиться в Лондон, где ее ожидало приятное общество близких родственников и помощь в подготовке к материнству.

Пятый эрл был известен под прозвищем «Карнарвон-мотор», поскольку купил несколько первых автомобилей, импортированных в Великобританию. В 1898 году выбор английских автомобилей, безусловно, был все еще чрезвычайно ограниченным, и лучшей маркой для опытных водителей считалась французская «панар-левассор». Лорд Карнарвон путешествовал с Джорджем Фернсайдом, своим камердинером, и шофером-французом Жоржем Эйлергардом. Автомобиль был оснащен левосторонним управлением, имел четыре передачи и мог двигаться на скоростях четыре с половиной, семь, десять и тринадцать миль в час. Вернувшись в Англию в конце месяца, начинающий автомобилист был вызван в суд за езду на скорости, превышающую двенадцать миль в час (узаконенный предел в то время). Этому штрафу было суждено стать первым из многочисленных наказаний лорда Карнарвона за превышение скорости.

Лорд Карнарвон пребывал в доме № 13 по Беркли-сквер, конечно же, не в одной комнате с супругой, когда 7 ноября 1898 года она выполнила свою первостепенную задачу в качестве графини Карнарвон, произведя на свет наследника. Благополучное рождение здоровенького мальчика означало неосложненную передачу наследования, а потому и в господских покоях, и в людской царило веселье. Альмине было всего двадцать два года, и, как обычно, ее жизнь казалась сказочной мечтой. Графиня родила красивого здорового сына – она стала непобедимой. Ничто никогда не казалось слишком трудным для Альмины. Она выполняла все, что задумывала, ей повезло как с красотой, так и с богатством, они с мужем любили друг друга и жили так, как им хотелось. Эта женщина носила титул графини, была женой и матерью.

Ребенка окрестили почти через месяц, после традиционного послеродового периода. Его восприемниками были Альфред де Ротшильд, Мари Вумвелл, принц Виктор Далип Сингх и Фрэнсис, лорд Эшбертон, еще один друг Карнарвона по учебе в Итоне. Соответственно его нарекли длинным перечнем имен: Генри Джордж (оба – в честь его отца, хорошие, исконные имена рода Карнарвонов) Альфред Мариус Виктор Фрэнсис. В жизни же его обычно называли Порчи, как до того его отца и как в свое время будут называть его сына.

После крестин Карнарвоны ненадолго задержались в городе. Порчи предстояло расти в Хайклире, в детской на третьем этаже, которую Альмина подготовила для данной цели. Когда лорд и леди Карнарвон со своим сыном прибыли в замок, их встречал весь штат персонала, выстроившийся в ряд вдоль покрытой гравием подъездной дороги у главного входа. Альмина сошла с экипажа с младенцем на руках, за ней следовала нанятая в Лондоне няня.

В тот же день после обеда прислуга вновь собралась вместе, на сей раз у кабинета эрла, куда их по одному вызывали для разговора. Кухонные служанки дрожали от нервного напряжения, поскольку никогда не бывали в господских покоях наверху; конюхи чувствовали себя не лучше, но тщились не показывать этого; все были безупречно одеты, с чистыми передниками и головными уборами. Когда называлась фамилия, человек входил в кабинет и либо делал реверанс, либо кланялся его светлости лорду и получал золотой соверен в честь рождения его сына и наследника.

Фотография, сделанная в замке по случаю рождения Порчи, умиляет сердце. Колыбель младенца огромна и задрапирована муслином. Сзади стоит Альмина в длинном просторном платье и с восторгом неотрывно смотрит на личико своего первенца. Снимок передает всю нежность и изумление женщины, только что ставшей матерью.

Уход за детьми у аристократии в 1898 году коренным образом отличался от сегодняшнего. Дети жили не со своими родителями, а в отдельном царстве, за ними присматривали сперва нянька, а позже гувернантка, которым помогали пара девушек для детской. Альмина прибыла в Хайклир в сопровождении няни, постоянно находившейся рядом с ней, чтобы поддержать и внушить уверенность. Рекомендацией тех дней было первоначальное кормление материнским молоком с постепенной заменой его разбавленным коровьим. Когда Альмина в августе 1901 года родила дочь Эвелин Леонору Альмину, которую назвали Евой, младенец присоединился в детской к Порчи под надзором няни Мосс.

Неизвестно, что ощущала Альмина, став матерью. Зачастую она пребывала вдали от детей, но это не значит, что мать не любила их и не проявляла заботы. Об их каждодневном благополучии пеклись другие люди, но во времена Альмины это было обычным делом.

Ее сын Порчи, впоследствии шестой лорд Карнарвон, вспоминал в мемуарах, что посещения родителями его детской – обычно это были чаепития по воскресеньям – могли принять мучительный оборот. Приводится довольно-таки душераздирающее описание членов семьи, слишком неловко чувствующих себя при общении друг с другом: чтобы найти нужное слово, эрл выпаливал вопросы об учебе, поступая так же, как в свое время и его отец с ним. Порчи испускал вздох облегчения, когда родители убирались восвояси и возвращались в свой мир. Альмина, похоже, не смогла ликвидировать пропасть между отцом и сыном или же сама не сумела создать тесную связь с Генри.

Проблема сия наверняка намного шире, нежели конкретные беды любого из участвующих в этой истории лиц: дети Альмины были рождены в то время, когда старая поговорка «детей следует видеть, но не слышать» являлась не смешным старомодным клише, а констатацией факта. Их статус просто был ниже родительского, как свидетельствует тот факт, что Порчи и Ева, пока жили в детской, пользовались черным ходом вместе со слугами.

Похоже, значение имело и еще кое-что. В тех же самых мемуарах Порчи рассказывает историю об одном недоразумении. В возрасте девяти лет он вместе с матерью присутствовал на приеме в саду Букингемского дворца и в порыве чрезмерного возбуждения, не глядя, куда идет, со всего маху налетел на толстый живот короля Эдуарда VII. Его королевское величество не потерял вес со времени своего посещения Хайклира в звании принца Уэльского; заворчав от удара, он, пошатнувшись, повалился на пол. Монаршая особа не пострадала и уверила маленького мальчика, что ей не причинили никакого вреда, но Порчи смертельно перепугался. Принцесса Мэри заметила, что он расстроился, и увела его, чтобы угостить мороженым. Новая катастрофа произошла, когда Порчи, неловко обращаясь со своим блюдцем, пролил малиново-розовую жидкость на платье принцессы из белого атласа. Когда Мэри спешно увела ее разгневанная гувернантка, чтобы сменить одежду, на сцене подобно разъяренной фурии появилась Альмина, схватила сына за руку и увезла домой, где его отправили в постель, накормив всего-навсего молоком и хлебом. Слова, которыми она выразила свое негодование, говорят сами за себя: «Позорище ты мое, – выбранила она мальчика, – сегодня ты осрамил свою мать!» Возможно, даже после нескольких лет пребывания среди столпов общества Альмину еще охватывал страх. Она испытывала смертельный трепет перед вероятностью подвергнуться неодобрению или осмеянию, и для оплошностей не было места, даже у школьника.

Вероятно, Альмине проще было находить общий язык со взрослыми, нежели с детьми. Конечно же, ей становилось легче по мере взросления ее сына. Став шестым эрлом, Порчи продолжал полагаться на мать: советовался об уместности второго брака, просил остаться в Хайклире и посещать семейные мероприятия, такие, как прием по случаю помолвки ее любимого внука. И Альмина всю жизнь была чрезвычайно близка со своей дочерью Евой.

1901 год имел огромное значение для Карнарвонов не только в личном плане, но и в национальном масштабе. В январе, когда Альмина была беременна вторым ребенком, королева Виктория наконец-то опочила в Осборн-хаусе, своем загородном доме на острове Уайт, в окружении детей и внуков. Ее сыну Берти, принцу Уэльскому и будущему Эдуарду VII уже исполнилось шестьдесят лет. Ее старший внук, германский кайзер Вильгельм II, который тринадцать лет спустя поведет Германию войной против страны любимой бабушки, также присутствовал у ее смертного одра. Королева Виктория восседала на троне почти шестьдесят четыре года и руководила укреплением Великобритании на мировой сцене как ведущей державы. Ее имя все еще является синонимом ее эры. Для всех ее подданных, общее число которых в империи составляло четыреста сорок миллионов, ее смерть стала эпохальным событием.

Тело королевы двое суток было выставлено в Виндзорском замке. Вся страна погрузилась в глубокий траур: взрослые облачились в черное, а на магазинах вывесили черные и пурпурные флаги. Покрасили даже черные железные ограды, чтобы придать им еще более соответствующий событию унылый вид.