Леди Альмина и аббатство Даунтон - Фиона Карнарвон

Тело королевы двое суток было выставлено в Виндзорском замке. Вся страна погрузилась в глубокий траур: взрослые облачились в черное, а на магазинах вывесили черные и пурпурные флаги. Покрасили даже черные железные ограды, чтобы придать им еще более соответствующий событию унылый вид.

2 февраля Карнарвоны приняли участие в государственных похоронах в часовне Святого Георгия в Виндзорском замке, которые почтили своим присутствием коронованные особы Европы и представители всех британских доминионов. Публика изливала свою любовь к почившей королеве и новому королю, но испытывала и некоторую тревогу. Что ожидает их в будущем? Британцы все еще вязли в Англо-бурской войне в Южной Африке. Она не была популярна, и армия получила несколько хороших уроков по структуре, тактике и влиянию болезней на способность людей воевать. Политика «выжженной земли» лорда Китченера и использование армией концентрационных лагерей вызывали глубокое чувство неловкости. Эта кампания также выявила степень кризиса здравоохранения среди бедных англичан. Сорок процентов армейских рекрутов оказались непригодными для несения воинской службы.

Правление королевы Виктории совпало с бурным периодом прогресса, индустриализации и создания исключительного богатства в Великобритании. Ее длинная жизнь сформировала успокаивающее чувство незыблемости, а непопулярность, остававшаяся со времен ее пребывания вдовой-затворницей, после кончины королевы превратилась в уважение к безвозвратно утраченным временам.

Принц Уэльский, которого должны были теперь короновать под именем Эдуарда VII, невзирая на солидный возраст, обладал незначительным опытом управления. Несомненно, он был добр, питал приверженность к королевским атрибутам и церемониалам. Однако и мать, и придворных тревожили его недостаточная эрудиция и рвение, а также неподобающие положению истории с многочисленными любовницами. Этим связям потакали друзья, такие как Альфред де Ротшильд.

Тем не менее Эдуард VII оказался достойным, обаятельным королем и императором, а эдвардианская эра, прославившаяся исключительным блеском и непринужденной элегантностью, становилась реальной действительностью. Новый король объявил, что период траура по его матери и императрице продлится всего три месяца. Затем начнутся приготовления к коронации, которую надлежало провести с наибольшей пышностью.

Ситуация сложилась таким образом, что из-за королевского аппендицита церемония состоялась лишь более чем год спустя, 9 августа 1902 года в Вестминстерском аббатстве. Альфред де Ротшильд был приглашен на нее, как, безусловно, и лорд и леди Карнарвон, вдовствующая графиня Карнарвон и прочие члены семьи.

Шел новый век, и мир стремительно менялся: не только любимые автомобили Карнарвона, но и летательные аппараты, подъем лейбористского движения, а на дальнем горизонте – социализм, революция и война. Но, наблюдая за коронацией Эдуарда VII – короля Соединенного Королевства и британских доминионов, императора Индии, Карнарвоны, облаченные в свои горностаевые одеяния, должно быть, считали, что их мир выглядит таким же сверкающе прекрасным, как и всегда.

7

Египет времен Эдуарда VII

1901 год начался изъявлением всенародного горя, но к концу весны черные флаги убрали, и возникло ощущение, что стране пришла пора устремить свой взгляд в будущее.

У Карнарвона выдался год, полный хлопот. Рождения и погребения играли важную роль, но столь же важна была его всепоглощающая любовь к своему автомобилю. В июле, за месяц до рождения Эвелин, он вывел из себя полицейского в Эппинге. Тот описал его поведение так: «Стремительно летевший вниз по склону холма на ужасающей скорости не меньше двадцати пяти миль в час». Дело осложнялось тем, что ни эрл, ни следовавший за ним во втором автомобиле его механик не остановились, когда полицейский, отчаянно сигналя свистком, поднял руку. Нам трудно представить себе мир, в котором скорость двадцать пять миль в час считалась бесшабашным вождением, но лорда Карнарвона вновь вызвали в суд за нарушения, становившиеся практически повседневными. К счастью для эрла, у него был адвокат, специализировавшийся на защите автомобилистов и сумевший уладить дело. Но несколькими месяцами позже счастье изменило лорду Карнарвону, и он пострадал от первой и самой серьезной из своих автомобильных аварий.

Дело было в конце сентября, лорд и леди Карнарвон находились на континенте. Они раздельно путешествовали по Германии, и предполагалось, что их воссоединение состоится в Бад-Швальбахе. Эрл и его шофер Эдвард Тротмэн наслаждались вождением и скоростью автомобиля и вдруг на подъеме дороги наткнулись на непредвиденную выбоину и две телеги, запряженные быками и преградившие путь. Карнарвон вывернул руль, чтобы объехать препятствие, но заросли на обочине скрывали каменистую осыпь, водитель не справился с управлением, автомобиль подпрыгнул, перевернулся в воздухе и упал поперек грязной канавы. Выброшенный из машины Тротмэн поспешил на помощь Карнарвону и ухитрился вытащить его, без сознания, недвижимого, но живого. Несколько работников с соседнего поля услышали отчаянные призывы о помощи и побежали в поисках лошади и телеги, дабы отвезти пострадавшего в ближайший дом до прибытия местного доктора. У покрытого грязью Карнарвона отекло лицо, было сотрясение мозга, сломаны запястье и челюсть, обгорели ноги. Ему повезло, что он остался жив.

Немедленно послали за Альминой, и она поспешила к мужу. Лорд выглядел ужасно, но Альмина, не теряя времени, организовала его возвращение в Англию, чтобы обеспечить Карнарвону долговременное лечение, в котором тот нуждался. По пути на родину Альмина проявила талант, развившийся в ее сильнейшее увлечение: уход за больными. Она нежно заботилась о муже и пришла к выводу, что может выносить потрясение и волнение со спокойствием и без ущерба для своих жизненных сил. Возвратившись в Лондон, Альмина призвала наилучших хирургов, и Карнарвон перенес ряд операций, но его здоровье, всегда хрупкое, так никогда и не восстановилось полностью. Этому несчастному случаю было суждено, с одной стороны, оказать длительное воздействие на характер отношений супругов, с другой же, изменить жизни обоих таким образом, который никто из них не мог предсказать.

Первым и наиболее заметным изменением стало то, что эрл в свои тридцать пять лет уже не был пышущим здоровьем мужчиной. При ходьбе ему пришлось пользоваться тростью, он стал более чувствителен к любой инфлюэнце или вирусу, свирепствовавшим вокруг. Последующие пять лет вследствие травм головы лорд страдал мигренями, превращавшими его в калеку. Альмина настояла, что ему требуется личный медик, и доктор Маркус Джонсон присоединился к окружению Карнарвонов в качестве семейного врача. Со временем он превратился в близкого друга, настоящего члена семьи, и стал известен под именем доктора Джонни.

Доктор Джонни начал с того, что посоветовал эрлу вести более степенный образ жизни, но у лорда Карнарвона имелось на этот счет свое мнение. Он не желал терять присутствия духа после аварии и вновь уселся за руль, как только оказался в состоянии сделать это. Верховая езда была ему теперь не по силам, так что эрл увлекся новым модным времяпрепровождением – игрой в гольф и решил оборудовать в поместье площадку с девятью лунками. Он также принадлежал к числу заядлых фотографов. Не покидавшая его в течение жизни страсть к техническим новинкам и всяческим штучкам подобного рода выражалась в том, что Карнарвон немедленно принимал последние достижения техники. Он проявил недюжинный талант и дотошность, приобретя репутацию одного из наиболее уважаемых фотографов своего времени. Но именно путешествия, в частности, его поездки в Египет, обеспечили ему хобби, превратившееся в маниакальное увлечение, которое и обеспечило его долгосрочную славу.

С наступлением холодов доктор Джонни порекомендовал эрлу – с учетом состояния его легких – избегать холодных промозглых английских зим и отправиться в более теплые края. На сей раз лорд Карнарвон полностью согласился со своим врачом. Очевидным выбором стал Египет, где фактически нет влаги, а воздух всегда чистый и сухой. Эрл впервые навестил эту страну в 1889-м и полюбил ее. Затем в 1898 году он отдыхал там с Альминой, когда его жена забеременела. Теперь Египту суждено было занять постоянное место в жизни четы Карнарвонов.

К концу девятнадцатого века Египет прочно утвердился на туристической тропе. Уже в семнадцатом и восемнадцатом веках путешественники возвращались в родные пенаты, нагруженные древностями, и интерес ко всему восточному породил повальную египтоманию по всей Европе. Этот поток возрастал в течение всего девятнадцатого века, и состоятельные британские туристы поражали близких друзей на родине акварельными изображениями пирамид и историями о еще больших чудесах, только и ждущих, когда их обнаружат под песками. Однако по современным стандартам количество путешественников было невелико. Такие странствия все еще оставались привилегией очень богатых людей и были не только дорогостоящими, но и изнурительными. Путешественники из Англии отправлялись поездом в Саутгемптон, затем пересекали Ла-Манш, отделяющий остров от Франции, совершали еще одну железнодорожную поездку на Ривьеру и отплывали пароходом из Марселя в Александрию. Последним этапом этого путешествия являлся поезд до Каира. Но даже в своем ослабленном состоянии лорд Карнарвон стремился к странствиям, желая отвлечься и развлечься.