Язва - Натали Хеннеберг

«Удивительно, я еще о чем-то думаю…»

Исход…

Были и другие — они улетели раньше. Раньше, чем получил всеобщее признание принцип искривления космического пространства для звездолетов дальнего радиуса. Решались на полет, который должен был длиться десятки лет, и на смерть от старости в космосе, лишь бы оставить потомство. В основном, это были простые люди, слишком бедные для того, чтобы позволить себе полет на современном быстроходном корабле, а еще — члены философских или религиозных сект, распавшихся политических партий, разочарованные профсоюзные активисты — почти все обремененные многочисленными семьями.

Устаревшие, списанные корабли, с экипажами из всякого сброда, на тайных космодромах брали на борт отряды эмигрантов. Неисчислимое множество этих кораблей должно было через десятилетия достигнуть ближайшей звездной системы с грузом трупов на борту…

Многие умерли на другой же день после этих отчаянных стартов. А дети рождались.

Рожденная на корабле, Виллис была одним из самых невежественных на свете существ. Она не знала ничего об обстоятельствах, забросивших ее родителей в пространство, где они потом сгинули. Для нее не существовало никакого другого мира, кроме капсулы с моноатомными переборками, узких коридоров, просторных, но мрачных площадок. В то время, когда до нее начал доходить смысл окружающих вещей, корабль, казалось, был заселен одними детьми, выращенными роботами. Дети дали кораблю красивое название «Летающая Земля».

В их подсознании смешивались эти два понятия — Земля и корабль. Они ничего не знали о Вселенной, о Солнце, о свежем воздухе. Роботы-воспитатели были тяжелыми и уродливыми, а под влиянием чудовищных перегрузок и излучений в течение многих лет они портились и мало-помалу распрограммировались.

И все же дети, пленники летающей скорлупки, были не так уж несчастны — они ничего не знали, даже не испытывали известное взрослым желание скрыться. В летающей крепости царил определенный порядок. Но странное дело, казалось, что пространство вокруг них постоянно сужается. И это происходило не потому, что малыши подрастали; в пространстве время, кажется, замедляет свой ход, здесь живут в замедленном темпе, как в старинных учебных кинофильмах. Два длинных коридора предназначались для игр — один для мальчиков, другой для девочек; вместе они питались витаминными таблетками и смотрели учебную программу по телевизору. Но зал отдыха и гидропонический бассейн уже давно исчезли, как и многое другое. Детям было запрещено заходить в места расположения экипажа, да и в большинство других помещений. Виллис все это заботило не более, чем других. До того самого дня, когда…

Они играли в мяч у пластиковой переборки, разделяющей два коридора, и Марса, ее подруга, тринадцати-четырнадцати лет с красивыми глазами орехового цвета, вдруг выронила мяч и заплакала. А Виллис отчего-то почувствовала, что ей ужасно грустно. Как будто несчастье, от которого страдала Марса, перенеслось и на нее, коснулось мрачными щупальцами лба и проникло в мозг. Все ее существо наполнилось сочувствием к Марсе, она хотела успокоить свою подругу, но не могла найти слов. «Ах, если бы я могла взять на себя часть ее горя, — подумала она. — Может, я и помогла бы ей. Но как это сделать?.. Я хотела бы, чтобы мне стало плохо, но чтобы она больше не страдала». Все это было не совсем ясно. В одной книге, которую робот-проповедник читал им теперь очень редко, рассказывалось об одной больной женщине, которая выздоровела, коснувшись одежды какого-то странника. «И он сказал: прикоснулся ко мне некто; ибо я чувствую силу, исшедшую из меня…»[7]. Но странник был, кажется, каким-то богом, а Виллис — всего лишь маленькой девочкой. Тотчас явился, покачиваясь на своих колесиках, робот-воспитатель и предложил Марсе тюбик сладкой пасты.

— Ну вот, прямо как с шестилетней малышкой! — сквозь слезы выдавила Марса. — Убирайся, я не хочу твою противную сосалку!

— Вы плачете, — констатировал робот мягко. — Значит, вы хотите что-нибудь вкусное.

— Черт возьми! Я плачу, потому что мне грустно.

— Воспитанная девочка не должна грустить, — объявила машина. — Она не должна также пачкать свое красивое платье, грызть ногти, говорить «черт возьми» и что-либо подобное.

Но Марса заткнула уши и завизжала дурным голосом. Робот немного покачался в раздумье, потом начал умолять:

— Прошу вас, не брюзжите так. Это разрегулирует мои цепи…

— Ну так пойдите, проверьте ваш блок памяти! — приказала ему Марса довольно неосторожно. — БРСЗЖ… уж не знаю, что вы там еще бормочете! Нет, вы только послушайте! Какой-то нечеловеческий язык! Смотри-ка ты, сосалку принес!

Несчастный робот удалился, погасив в знак отчаяния свои глаза-мигалки. Марса положила голову на плечо своей подруги и горестно всхлипнула.

— Ах! Я не могу больше! Я не знаю, что делать! Все они исчезают, все!

— Кто? — рассеянно спросила Виллис.

— Взрослые, — отвечала Марса. — Юноши, как только они становятся умнее. Девушки, как только они становятся привлекательнее. А скоро наступит и наша очередь.

Виллис оглянулась вокруг, будто она увидела этот мир в первый раз. В самом деле, население корабля было очень молодо — от 2 до 15 лет. Но куда же девались остальные? Родители, например, которые по словам роботов должны были существовать, а еще старшие товарищи? Она вспомнила знакомые, светловолосые головы и лица, которые ей улыбались…

Она сказала осторожно:

— Может быть, их высаживали на планетах, мимо которых мы пролетали? Телеробот учит, что пространство заполнено такими штуками. Астероидами и прочими…

И вдруг она почувствовала какую-то тень, обволакивающую ее сознание — ужас и страдание витали в воздухе.

— Глупости! — оборвала ее Марса. — Никто не высаживается на этих планетах без воздуха, а у нас нет установок для его производства. Только регенераторы, которые очищают атмосферу здесь, на корабле, да и они барахлят! Если захочешь знать, скорее всего, мы потому и летим так долго: невозможно найти планету с пригодной для дыхания атмосферой! Знаешь ли ты, сколько лет эта старая посудина мотается в космосе?! Но сначала присядь. А то ты шлепнешься, когда у тебя ножки устанут.

Марса была привлекательной девушкой из местности От-Терр на Марсе, вела свой род от первых колонистов, но живя среди роботов, она переняла их манеры и лексикон.

Виллис хотела отвлечь ее и сказала, указывая в сторону:

— А вот, смотри, еще один антик…

На подходе был другой робот, прозванный Ржавый Гвоздь. Этот даже внешне не был похож на гуманоида. В его задачу входило запирать двери между помещениями, и изумленные девочки увидели, что его жесты были абсолютно бессмысленны…

— Но он же ничего не может закрыть, — сказала Виллис. — Он сломан.

— Ну конечно! Ты же видишь, все портится и ломается. Это какое-то безумие. Мне кажется, пассажиры, которые поднялись первыми на борт этого корабля, были нашими дедами. Они умерли, это ясно, и их выбросили через люк за борт. Но потом же были наши родители… Ты никогда не спрашивала себя, куда они делись? Я — да.

— Ты слушаешь меня? Они же не могли быть старыми, не так ли? В момент старта им было не более 10 лет — иначе их родителей никогда не взяли бы в космос. Тогда мне пришла в голову одна мысль, и я спустилась в гидропонический сад, туда еще можно было ходить. Там есть такое устройство — оно отмечает циклы роста деревьев, а один цикл равен земному году. Так вот, милочка моя…

— Что?

— Мы уже 30 лет в космосе!

— Это невероятно, — сказала Виллис. — Невероятно.

— Осторожно, вон опять этот Сосалка.

А потом наступила ночь при мертвенном свете неоновых ламп. (На ночь здесь оставляли слабо мерцающие голубые неоновые лампы, а днем светили ультрафиолетовые и оранжевые неоновые…) Марса осторожно встала и, не надевая обуви, повела Виллис вдоль пустынных коридоров. Все дети спали, роботы отключились, и корабль стал еще больше похож на огромную руину, бесшумно скользящую в космосе.

Девочки шли темными коридорами вдоль зыбких переборок. Покинув границы своей «территории», они попали в незнакомый мир. В пустых коридорах царило невероятное запустение. Там, где они пересекались, виднелись искореженные останки роботов. В конце концов, они оказались в таком месте, где перегородки перестали быть непроницаемыми и стали испускать слабый свет — как будто это был аквариум, освещенный изнутри. И действительно, это были емкости, наполненные слегка фосфоресцирующей жидкостью, похожей на физиологический раствор. Марса судорожно сжала руку Виллис, а та едва сдержала крик ужаса: эти резервуары были полны голыми трупами…

Женские волосы стлались по поверхности: должно быть, они росли в этой среде. И все тела стояли — так они были спрессованы. Их опускали туда в определенном порядке, так как внешние ряды состояли из юношей и девушек с еще плохо сформировавшимися телами, с длинными ногами. Казалось, все они недавно заснули, и тени от густых ресниц слегка подрагивали на щеках… Марса и Виллис узнавали своих недавно исчезнувших товарищей. За ними мерно покачивались ряды взрослых, несомненно, второе поколение. И так они все и покачивались, покачивались — монотонно, в такт какому-то заданному ритму… А лица их были искажены выражением изумления и страдания.