Девочка и гора - Марк Лоуренс

Вместо того, чтобы сосредоточиться на пыли, мысли Яз постоянно ускользали, чтобы сосредоточиться на судьбе Зина, Квелла и Эрриса. Неужели Эулар снова солгал о том, что клетка замедлилась, когда достигла пещеры города, или они все благополучно воссоединились с Турином в тепле уже безопасных пещер? А как насчет Майи, которая поднялась по кабелю до нее? Неужели девочка отправилась в поход по льду в поисках клана Аксит? Неужели их первая шпионка, сбежавшая из Ямы Пропавших, решила сообщить клану о своих находках?

Яз все еще перебирала варианты, когда звук приближающихся шагов снова привлек ее взгляд к двери. Она стряхнула с себя образ Турина, раздавленного падающей клеткой, и встала, чтобы встретить своих похитителей.

Дверь задребезжала, и послышался звук, как будто что-то вставили в маленькое отверстие, которое она заметила у края. Последовал громкий щелчок и звук вынимаемого предмета, после чего дверь открылась. Вошли два охранника в доспехах, Эулар последовал за ними.

— Все еще здесь? — Он улыбнулся.

Яз ничего не сказала, хотя ее взгляд блуждал по выходу.

Вслед за Эуларом вошла старуха с глубокими морщинами на лице и волосами, длинными, но редеющими, цвета железа. На ней было одеяние жреца, с полосками кожи, свисающими с обеих рук, и блестящий серебристо-серый мех на плечах, несмотря на теплый воздух. Она уставилась на Яз черными глазами, твердыми, как камни, затем показала зубы в подобии улыбки:

— Я — Мать Джеккис, моя дорогая. Отец Эулар так много рассказывал мне о тебе.

Эулар захлопнул за ними дверь.

— Я заметил, что ты все еще здесь, Яз, чтобы подчеркнуть свою точку зрения. Печально, что когда мы в тепле и безопасности, с полным желудком, мы, люди, даже не подходим к барьерам, которые стоят между нами и нашим полным потенциалом. — Он постучал костяшками пальцев по металлу. — Если бы вместо того, чтобы заняться делом, которое меня позвало, я провел бы последний час в коридоре, мучая любимого тобой человека по ту сторону этой двери. Скажем, твоего брата. Как ты думаешь, ты все еще была бы сейчас в этой камере?

Яз пожала плечами, чувствуя себя странно виноватой:

— Ты сказал, что посадил нас в яму, чтобы сделать из нас воинов. Для Джейсина это не сработало. Он умер. Многие из них умерли.

Мать Джеккис фыркнула, и Эулар поморщился, что могло быть неискренним:

— Есть поговорка, что нельзя приготовить омлет, не разбив яиц. Но ты ведь не знаешь, что такое омлет, Яз? И ты думаешь о рыбьих яйцах.

— Я... — Яз прикусила язык, но в ее сознании возник образ неуклюжей птицы, расхаживающей по земле, и яйца больше глаза, и не круглые, а овальные, с кожей, которая была твердой и хрупкой... скорлупой. Она тряхнула головой, чтобы избавиться от этих образов из мира Эрриса.

— Да, не знаю. Что такое омлет?

Эулар с любопытством смотрел на нее из пустых глазниц:

— Мы — бедный народ.

— Мы? — Яз отвергла эту фамильярность. Эулар не Икта.

— Мы. Лед-племена. — Старик возбужденно замахал руками, как будто он был на встрече, и все кланы стояли в пределах броска копья от него.

Яз пожала плечами. Это была не та мысль, которая когда-нибудь приходила ей в голову. Лед-племена были всеми существовавшими людьми, и они не были бедными. У некоторых было много мехов. Другие копили железо. Даже на суровом севере Икта умудрялись выжимать богатства из моря. Мать Мазай всю долгую ночь освещала свою палатку лампой с кит-жиром.

— Мы бедны, — повторил Эулар. — Голод — обычное явление, мы умираем молодыми, моря становятся меньше и мелеют из поколения в поколение.

— Бедны. — Мать Джеккис, одетая в прекрасную одежду, с улыбкой кивнула.

— Мы не можем заботиться о наших больных, — продолжал Эулар. — Мы не можем поддерживать жизнь тех, кто родился со старой кровью, не говоря уже о том, чтобы воспитывать и обучать их. Яма — единственное место, где мы можем хотя бы приблизиться к тому, что нам нужно.

— Ты сказал, что добываешь там воинов. — Он сказал «героев», но Яз не стала бы использовать это слово. Ее руки были в крови. Она сделала трудный выбор, который запятнал ее душу. — Зачем тебе воины?

— Они нужны нам, Яз. Нам.

— Икта не воюют. — Яз нахмурилась. — Только Аксит говорят о войне. Но те дни прошли.

— А что сделают Икта, если Голин отправятся на север ловить рыбу в Горячем Море? — спросил Эулар.

— Они этого никогда не сделают.

— Голин следуют за Блуждающим Морем. Когда они теряют его след, они голодают. Если они достаточно проголодаются, то могут обратить свои взоры на север. Что тогда будет делать Икта?

— Мы повернем их обратно, — сказала Яз. — Боги в Море отдали...

— Боги отдали Икта свое море. — Эулар кивнул. — Ты знаешь, что я не родился таким? — Он прикоснулся пальцами к краям глазниц.

— Ты сказал... — Яз осеклась. Эулар сказал ей, что его бросили в яму, когда он был ребенком. — Ты соврал. Возможно, ты и сейчас врешь.

Улыбка Матери Джеккис исчезла:

— Да как ты смеешь...

Эулар заставил ее замолчать, подняв руку.

— Возможно. — В его улыбке была какая-то печаль. Он отошел от Джеккис и встал рядом с Яз у кровати. — В юности я был беспокойным. Мой клан бродил далеко на юге, даже за пределами Кас-Кантор. История, рассказанная незнакомцем, оторвала меня от семьи и заставила отправиться еще дальше на юг. Я нашел зеленые земли. Я увидел их богатства и понял, что всю свою жизнь знал только бедность и трудности. Я увидел траву и деревья. И за это преступление люди того зеленого мира лишили меня глаз. Они сказали, что их бог дал им траву, деревья, реки и зверей земли. Они сказали, что если я приведу туда своих людей, то они умрут в двух шагах от льда, и трава выпьет их кровь. — Эулар потянулся, похлопал по Яз, и нашел ее руку. Она отшатнулась, но он сомкнул пальцы на ее предплечье, его сморщенная кожа обтягивала костяшки пальцев. — Так что да, зеленый мир существует, и я видел его, когда еще обладал зрением, и мои руки помнят прикосновение и тепло того мира. Но это место крови и смерти,