Колчаковщина - Павел Дорохов

— Ну че, робя, делать будем?

Сверху, в широких отлогих берегах, спускается пароход. В рубке первого класса два чиновника в темно зеленых бархатных околышах, молодой поручик, две-три дамы. В углу за отдельным столиком высокий, чернобородый — не то купец, не то подрядчик — пьет чай. Перед ним большой чайник с кипятком, чайник поменьше, для заварки чая, стакан, жестяная коробка с мелко накрошенным сахаром.

Поручик кипятится.

— Нет, вы представьте, какое нахальство. Среди бела дня, в двух шагах от уездного города, грабят, убивают, ни проходу, ни проезду.

— Да, обнаглели окончательно большевики, — соглашаются чиновники.

— Какие большевики, — волнуется поручик, — просто банды разбойников! Ну, да мы их в два счета. Раз, два и готово!

— У вас много людей с собой?

— Пятьдесят штыков. Да я с десятком моих людей всю эту сволочь разгоню!

Чернобородый поставил на стол допитое блюдечко, потер платком потную шею и повернулся к поручику.

— Говорят, Петрухин какой-то орудует?

Поручик презрительно пожал плечами.

— Никуда не денется: не сегодня-завтра быть бычку на веревочке.

Чернобородый усмехнулся одними глазами и постучал крышкой чайника.

— Ну-кась, малец, еще чайничек…

Вечером в Змеевке села на пароход партия плотников. У всех сундучки, топоры, пилы.

— Куда вас столько?

— В Алешкине церковь строили, теперь по домам.

На ночь плотники устроились возле солдат, — кто на нарах, кто на полу. Тускло светит огонек посреди парохода. У нар, где у стенки рядком приткнуты ружья, взад-вперед ходит часовой. В полночь с нар, где лежали плотники, из кучи тел поднялся человек. Широко позевнул, нехотя поскреб под мышками, спустил ноги с нар. Тихонько подошел к часовому и негромко спросил:

— Слышь-ка, земляк, куда до ветру сходить?

— Вот, иди прямо, там, налево, в проходе увидишь.

На обратной дороге завели разговор.

— Куда гонят, земляк?

— Шайку ловить. Шайка появилась.

— Грабители, што ль?

— Кто знает, говорят, большевики.

Человек покрутил головой.

— Гляди-ка, дела какие. Покурить, что ль?!

Вынул кисет из кармана, свернул цигарку. Протянул кисет часовому.

— Держи, земляк.

Солдат свернул цигарку, нагнулся закурить. Вспыхнувшим огоньком осветило колючие рыжие усы. Закурил, хотел выпрямиться, — стальные пальцы сдавили горло, кто-то схватил за ноги. В одно мгновение заткнули рот тряпкой, связали по рукам и ногам. До сих пор, казалось, крепко спавшие плотники вдруг вскочили с своих мест, бросились к ружьям. Кто-то из солдат проснулся, тревожно протер глаза.

— Братцы!

На солдат направились ружья.

— Ни с места!

Алексей Петрухин с тремя вооруженными людьми подошел к одной из кают первого класса и постучал в дверь.

— Кто там?

— Господин поручик, с людьми несчастье.

— Что такое?

Щелкнул ключ в двери. Поручик в одном белье выглянул из каюты. Алексей взялся за ручку двери и шагнул в каюту. Направил на поручика дуло револьвера и угрюмо приказал:

— Одевайтесь, господин поручик, дорога дальняя предстоит.

Поручик дробно стукнул челюстями. Потянулся к кобуре револьвера, лежавшего на столе. Петрухин остановил его спокойным движением руки.

— Это вы оставьте, господин поручик.

— Кто вы такой? Я позову людей! — взвизгнул поручик.

Алексей вздрогнул, — а, этот визг! Шагнул к офицеру, впился загоревшимися глазами в его лицо. Да, да, это он!

Лесная опушка, Вера, Соломон и он, этот палач, с диким визгом топчущий Соломоново тело, — встали перед Алексеем как живые.

Петрухин с глухим стоном схватил офицера за горло.

— А-а, негодяй!

Офицер захрипел. Петрухин опомнился, выпустил поручика из рук.

— Ваши люди обезоружены. Торопитесь. Нам время терять нельзя.

Поручик трясущимися руками натягивал брюки, сапоги, френч. Было досадно за свой страх, хотелось быть спокойным, но зубы помимо воли поручика выбивали частую дробь.

Офицера свели вниз.

Петрухин подошел к лоцманской будке. По бокам будки выросли две молчаливые фигуры с ружьями. Петрухин поднял револьвер.

— К берегу!

Рулевой понял. Ухмыльнулся в широкую бороду и спокойно, как капитану:

— Есть!

Пароход медленно повернул к берегу. Петрухин вошел на капитанский мостик, нагнулся к трубке.

— Ти-хай! Сто-оп!

Пароход мягко ткнулся в песчаное дно. Бросили сходни. Сносили на берег свои сундучки, топоры, пилы. На солдат по-прежнему были направлены ружья. Алексей сошел с парохода последним.

— Убирай сходни!

Пароход лениво захлопал плицами…

Петрухин молча кивнул на офицера головой. Два человека, стоявшие по бокам поручика, вскинули винтовки на плечи.

— Иди!

Через минуту с берега один за другим раздались два сухих коротких выстрела…

Глава седьмая

Курьер

В полдень за серой излучиной реки показался город. Над городом неуклюже ползла сизо-багровая лохматая туча.

Наташа стояла на носу парохода и задумчиво смотрела вдаль. Что-то ждет их на новом месте? Как-то они устроятся здесь? Надо сразу искать работу, — сумеет ли товарищ, адрес которого ей дал Петрухин, помочь в поисках работы…

Киселева вздохнула. Миша, стоявший рядом, обратил к матери серьезное лицо.

— Мы в этот город, мама?

— Да.

— Мы здесь будем жить?

— Да, Миша.

— А к кому мы заедем?

— К знакомому дяде.

Миша немного подумал, взял мать за руку и, понизив голос, спросил:

— А если папа вернется на старое место, как он нас найдет?

Киселева с улыбкой нагнулась к сыну и крепко поцеловала его в губы.

— Я сказала, куда мы поехали, папа найдет нас… Ну, Мишук, пойдем собираться.

Туча медленно уплывала на север, постепенно открывая ближнюю к берегу половину города. В зелени деревьев блеснули белыми пятнами казенные здания. Широкозадые паровые мельницы тяжело и грузно придавили высокий каменистый берег и дымили в небо огромными красными цигарками. Пароход, описывая широкий полукруг, подходил к пристани…

Киселева подождала, пока свалила толпа, сошла на берег и взяла последнего оставшегося у пристани извозчика. Извозчик, высокий, добродушный с виду мужик, весь заросший ржавым волосом, узнав, куда везти, довольно осклабился.

— Как раз мне это по пути, я в том краю живу.

— Далеко это?

Извозчик, укладывая багаж в ветхий поскрипывающий коробок, неопределенно мотнул головой.

— В том краю, далеко.

Проехали чуть не через весь город. Извозчик не спешил. Называл улицы, показывал чем-либо примечательные здания, рассказывал о последних городских новостях. Наконец остановился у маленького коричневого домика в три оконца.

— Ну, надо быть, здесь.

Наташа вылезла из коробка, с трудом рассмотрела на проржавевшей дощечке номер дома.

— Пойду, спрошу сначала.

Вошла во двор и через открытое крылечко в домик.

Низенькая, слегка курносая и густо конопатая женщина скоблила кухонный стол.

— Здравствуйте!

Женщина бросила скоблить стол, недружелюбно оглядела скромно, но опрятно одетую Наташу и нехотя ответила на приветствие.

— Здравствуйте. Вам кого?

— Федор Лузин здесь живет?

Женщина еще раз не без любопытства осмотрела Киселеву и уже значительно мягче сказала:

— Нет, его нет здесь.

— Как нет? Где же он?

— Его давно нет, вот уж месяца два как уехал.

Наташа растерянно глядела на женщину.

— Куда?

— А кто его знает — куда, — ответила женщина и, помолчав немного, добавила: — да вам на что его?

В кухонку вошел извозчик.

— Ну что, красавица, нашла?

— Найти-то нашла, — невесело ответила Наташа, — да нет человека, к которому я ехала.

— Смотри, грех какой, — участливо сказал извозчик. — Узлы-то сюда нести, или еще куда поедешь?

Женщина вдруг оживилась.

— Да ты что, милая, не здешняя, видать?

— Не здешняя. Мы только что с парохода. У меня и мальчик на улице сидит.

— Ты к Федору и ехала? — любопытно спросила женщина.

— Да.

— Ах ты, господи… Да ты входи, потом подумаем, как быть, вот муж с работы придет. Веди, ступай, мальчонку-то.

Наташа пошла за Мишей. Женщина вышла вместе с Киселевой. Помогла извозчику внести багаж. Провела гостей в маленькую чистенькую горенку.

— Ну вот, посидите пока здесь, а я пойду самовар разожгу.

— Вас как звать? — спросила Наташа.

— Ивановной.

— Вы бы не беспокоились, Ивановна, мы на пароходе пили чай.

— Ну вот, какое беспокойство. Все равно ставить, сейчас Семен придет.

Через некоторое время Ивановна выглянула из кухни и спросила: