Дорога из века в век. Век ХХ заканчивается, век ХХI начинается - Ирина Ярич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Что-то Анюта долго не идёт, не споткнулась ли?» – подумала Мария Петровна, очищая головку лука. Выждала немного. Сестра не возвращается. Мария Петровна уже тревожась, схватила старый жакет и поспешила во двор. Когда стала подходить к подвалу, её удивило, что кроме цепочки сестриных следов к подвалу тянутся ещё две, одна от него ведёт к забору, а другая – обратно. Возле двери натоптано. «Ах! Беда!» – вырвалось у неё, когда увидела сломанный замок. Она поспешила спуститься, превозмогая боль в ногах.
– А-а-й, Аню-та! – крикнула она, увидав, что сестра лежит ничком на полу. – А ка…? – только и смогла произнести она, заметив отсутствие свиной туши.
Острая боль вдруг пронзила Марию Петровну под левую лопатку. Заныла левая рука и спина. Но она попыталась вытащить сестру. Вскоре поняла, что силы её оставляют.
– Я сейчас. Анют, подожди… я позову на помощь… сил нет, сейчас… – причитала она.
Сестра не шевелилась. Мария Петровна кое-как, из последних сил выбралась наружу и громко, как она думала, крикнула:
– Люди, помогите! Анюте плохо! Анют… Аню… – её шепот перешёл в хрип. Нестерпимая боль в груди заставила её замолкнуть на полуслове.
Мария Петровна очнулась и увидела, что лежит на металлической койке в маленькой комнатке с голыми светло зелёнными стенами, догадалась, что – в больнице. «А, где же Анюта? И как я здесь оказалась?» – в недоумении и тревоге подумала она. Мария Петровна медленно встала и побрела к двери. Голова кружилась, ноги еле держали. Выглянула в коридор. Почти, напротив, за столом сидела молоденькая медсестра. Заметив больную, та тут же вскочила и бросилась к ней.
– Очнулись, наконец-то! Вы пролежали без сознания больше четырёх суток. Пойдёмте, я помогу, вы прилягте, а я пойду врачу скажу.
– А, где Анюта?
– Анюта? Какая Анюта?
– Анна Петровна, моя старшая сестра!
– А, сестра… – девушка замешкалась. – Доктор знает, он вам потом скажет. Ложитесь.
Через несколько минут в палату зашёл врач, черноглазый мужчина лет тридцати-тридцати пяти с серьёзным лицом. Он осмотрел Марию Петровну и сказал, что дела её уже лучше и скоро можно будет выписывать.
– Доктор, медсестра сказала, что Вы знаете, где моя сестра, – Мария Петровна указала в сторону двери. – Как она? Где?
Врач изменился в лице, опустил глаза. Он не решался говорить правду, опасаясь ухудшения её состояния, но и не сказать, тоже было нельзя. Чем дольше и пристальнее Мария Петровна всматривалась в лицо доктора, тем больше боялась услышать ответ.
– Ваши соседи из-за штакетника увидели вас лежащей на снегу, к счастью вы не успели переохладиться, – наконец произнёс он как бы виновато. – Они вызвали скорую. Потом стали искать вашу сестру… нашли в подвале… Но врачи уже помочь не могли…
Мария Петровна закрыла лицо руками и заголосила. Врач выждал паузу в её рыданиях и добавил.
– Вы долго не приходили в себя… ваши соседи, то есть жители почти всей вашей улицы скинулись на похороны…
– Её уже похоронили?!
Доктор кивнул.
Марию Петровну выписали через две недели. Она горевала каждый день и безутешно плакала. В больнице было на душе тяжко, а дома легче не стало. Сидит дома, и кажется ей, что Анюта вышла куда-то. Потом спохватиться, вспомнит, что та уже не возвратиться и так одиноко и пусто становиться, что сил нет выдержать. Они ведь жили мирно и дружно всю жизнь, понимали друг друга с полуслова, а ссорились только в детстве. Совсем пала духом Мария Петровна, ещё больше разболелись кости и суставы. Плечи стала сутулить, голову опускать, на лице выражение постоянно угрюмо-кислое. Не радовало и не заботило то, что в её отсутствие уцелели две курицы. Она даже иной раз забывала их покормить. О них позаботилась соседка Любовь Степановна, которая и скорую вызвала и организовала похороны Анны Петровны.
Мария Петровна почему-то боялась идти к сестре на могилку и сама себя за это ругала. Чтобы избавиться от этого страха, она пошла в церковь, побеседовала со священником, заказала молебен об упокоении сестры и всех своих умерших родственников. После беседы ей немного стало легче. Прямо из церкви Мария Петровна отправилась на кладбище. Разыскала могилу и долго плакала, рассказывала сестре, как ей теперь одиноко и тоскливо.
Вернулась домой, когда уже наступали сумерки обессиленная, но и в какой-то степени успокоенная. Покормила своих курочек. Еле доплелась до койки, и как только легла, тут же и заснула.
Во сне она видела Кольку Спицына, который сидел за столом со своим собутыльником Митькой и ел жареное мясо. Когда Митька ушёл, Колька вышел в коридор, отодвинул стул, открыл люк, и полез в погреб. Оттуда он достал половину свиной туши и отнёс её в кладовку. Затем вернулся на кухню и налил стакан…
Мария Петровна проснулась в недоумении и с каким-то странным ощущением уверенности, что туша, которая была у Кольки – остатки их кабанчика. Но это противоречило здравому смыслу, и она говорила себе: «Ну, при чём здесь Колька? Какое он имеет отношение? Чушь какая-то!» И она принялась за уборку дома. Но ей то и дело вспоминался Кольца Спицын. Ему было около сорока лет и похож он действительно на спицу, только поломанную, потому что какой-то согбенный. Колька – алкоголик. Жил он один – жена от него давно ушла и забрала дочь.
Мария Петровна припомнила, что Колька с лета к ним зачастил. То напросится воды с колонки принести, то забор починить, дверь в подвале утеплить, осенью дрова раза три колол. Сёстры тогда частенько отказывались от его услуг, ссылаясь, что им отблагодарить нечем. А он в ответ, чуть ли не с обидой отвечал, что от чистого сердца хочет помочь, мол, он состарится и ему, может, помогут. А они восхищались его добротой и любезностью и жалели, что слабость к водки его губит.
«Нет, на него грех думать!» – возмущалась сама на себя Мария Петровна. Но вот стали всплывать в её памяти вопросы Кольки, брошенные как бы между делом. Он интересовался их кабанчиком, сколько они будут его держать, когда резать. В сентябре напросился помочь снести в подвал картошку. Вспомнила, что он даже держал в руках замок и говорил, что крепкий и ещё прослужит долго.
Как ни гнала Мария Петровна от себя мысль, что Колька Спицын виновник беды, сомнение в его непричастности усиливалось. В то же время у неё зрела какая-то доселе неведомая ей решимость. Она совсем потеряла покой. И наступил такой момент, когда она почувствовала, что должна узнать: украл Колька тушу или нет, что это, бред её утомлённого сознания или что-то иное…
Пасмурный день разродился снегопадом. Мелкую и частую крупу сменили медленно падающие хлопья снега. Пушистый рыхлый слой покрывал утрамбованные тысячами ног и колёсами машин заиндевевшие и обледенелые улицы.
Мария Петровна покормила кур. Затем взяла санки, и, опираясь на палку, зашла к соседке. Предупредила её куда идёт, что мол, хочет одно дело выяснить у Кольки, от него она обещала опять зайти к ней. Ещё Мария Петровна попросила Любу сходить за ней, если она задержится надолго, прихватив с собой кого-нибудь их мужчин.
Спицын жил недалеко, через несколько домов, так что скоро, несмотря на больные ноги, Мария Петровна уже стучала к нему в окошко. Увидев её, у него вытянулось и без того длинное лицо, и даже ей показалось, что он как будто испугался. Открыв калитку, встретил Марию Петровну вопросом:
– Баб Марусь, чего тебе?
– Да вот шла мимо, да извини, на двор захотела, мочи нет. Не дойду до дома.
– А-а, ну заходи. А чего с санками?
– На всякий случай, может, пригодятся, тащить силёнок маловато.
– А, что тащить-то, санки пустые ж ведь!
– Говорю, на всякий случай.
– Да, ну тебя, мелишь, сама не знаешь, что, – махнул он рукой и пошёл в дом.
Мария Петровна зашла в туалет, который стоял в дальнем углу двора, постояла там немного, а потом направилась к дому. Уже в коридоре она почувствовала аппетитный запах жареной свинины. Она раскрыла дверь и шагнула в кухню. Спицын опешил и застыл с открытым ртом, а его рука зависла в воздухе с куском мяса на вилке. Компанию хозяину составлял его приятель Митька. На столе было полно бутылок, а на двух тарелках лежало мясо. На плите в сковороде жарилась следующая порция.
– У тебя праздник, извини, что помешала. В доме такой вкусный дух, аж слюнки текут.
– Присаживайся к нам, баб Марусь, – пригласил добродушный Митька.
– Да, она спешит, на минутку зашла, – как бы смущаясь, проговорил Колька.
– Нет, я не спешу, с чего ты взял, – ответила Мария Петровна, расстёгивая фуфайку и подтягивая к себе табуретку.
– Нет? А мне так показалось, – замялся он.
– Мне что-то пить захотелось. Коль, у тебя вода стоит в коридоре?
– Ага, но она холодная.
– А мне как раз и хочется холодненькой.
– Так она очень холодная. Простудишься!
