Флейта Нимма - Марина Кимман

В полу оказался лаз. Я бы никогда не обратил на него внимания, если бы не Омо. Сквозняк вполне мог означать, что там есть выход наружу.

Или еще одно озеро. Или лед.

Послышался знакомый топот. Я хотел затаиться, но Омо налетела на меня, и мы вдвоем покатились вниз со все возрастающей скоростью, благо что проход стал расширяться. Завершилось наше путешествие в круглом гроте, на потолке которого был световой колодец.

Я разбил колено при приземлении.

Омо выдала из себя что-то настолько забористое, что портовые грузчики в Лфе вполне могли бы брать у нее уроки.

В зеве прохода показалась уже знакомая нам морда.

Червяк — а это оказался именно червяк, только размером с хорошую корову — плюхнулся на пол. Почти в то же мгновение он оказался рядом с нами. Восемь блестящих глаз в полумраке пещеры смотрелись жутковато.

Да чего там, мне было страшно до смерти. К тому же оно еще и урчало, словно предвкушая сытный ужин… или обед. Кто знает, как у них тут в пещере время идет.

И тут раздался странный звук, настолько неуместный, что, кажется, даже во взгляде чудовища промелькнуло недоумение.

Кто-то смеялся. Хотя нет, это был не смех, просто переливчатый серебряный звук, чем-то на него похожий, тонкий, как паутина. Я взглянул на Омо и увидел, что она лежит рядом со мной — потеряла сознание.

Над ней висел шарик света, совсем как тогда, во Лфе. На этот раз белый. Он судорожно пульсировал. Легко было представить, что так же билось ее сердце.

И снова, как тогда, я не мог оторвать взгляда от нее.

Даже чудовище, чье дыхание чувствовалось кожей, отошло для меня на второй план. Начни оно жевать мою ногу, я только бы отмахнулся.

Успокой ее, сказал кто-то.

Я опустился на колени перед ней. Она казалась небесным созданием, непонятно каким образом оказавшимся под землей. Короткие белые волосы разметались по камням, на лице румянец…

Я коснулся шара.

Он замер на мгновение. Затем пришло понимание.

Это был страх. Белый цвет означал страх. Красный — гнев. Как и в "Гел-Гирисе", шар втянулся в мою ладонь, и мой ужас перед существом удвоился.

Я заорал. И орал в течение следующих минут двадцати.

— Эй, хватит! Ну что ж ты будешь с ним делать?

Хлесткий удар по щеке. В шее что-то хрустнуло, однако пощечина возымела действие. Я замолк и открыл глаза.

На меня смотрело знакомое лицо. Винф.

— Где ты был???

Его очевидным образом позабавило мое удивление.

— Садись на червя.

Он указал в сторону чудовища, от которого мы с Омо безуспешно спасались последний час. Девушка уже устроилась на его спине.

Она помахала мне с непередаваемым сарказмом.

— Ну же. Я что, зря земляного червяка приманивал?

Видят боги, я скоро его придушу этого ойгура.

Мы вынырнули на поверхность, когда сумерки уже кончились. Луна висела низко над горизонтом, заливая светом каменистую равнину. Казалось, кто-то разлил ртуть на землю.

Червь, пофыркивая, сбросил нас со спины и вернулся в пещеры.

— И тебе спасибо! — крикнул вдогонку Винф.

— Он что, понимает наш язык? — спросил я, спихивая Омо с себя. Мне предстояло ходить походкой больного радикулитом, по крайней мере, первые несколько дней, и не сказать, что я был в восторге от этой перспективы.

— Не думаю, — сказал Винф. — Но, надеюсь, интонацию он уловил.

У Омо своих вещей не было, но мы все равно взвалили на нее пару сумок. Раз уж идет с нами, то пусть несет груз наравне со всеми.

Сначала Омо делала вид, что ей тяжело — кряхтела, пригибалась к земле, однако ближе к утру стало ясно, что она могла бы потянуть вдвое больший вес без особого напряжения. Мы с Винфом уже начали уставать, а девчонка все скакала вокруг нас, время от времени подбирая приглянувшиеся ей камни. Я даже спросил, не подлил ли ей ойгур чего-нибудь специфического, однако тот покачал головой.

— Зато потом спать будет как убитая, — заметил он. — Я думаю, у нее в жизни были похуже вещи, чем наши сумки. Вот и радуется.

Некоторое время мы шли молча.

— Ты еще рад будешь, что я взял ее с собой, — вдруг сказал ойгур. — Ты и представить себе не можешь, как вам повезло.

Это звучало так, как будто я случайно подслушал его разговор с самим собой.

— Вам?

Но он больше ничего не сказал.

Омо ругалась как портовый грузчик, когда я, с помощью Винфа, будил ее. У меня уши сворачивались в трубочку, а ойгур только хмурился.

Небо затянуло неприятным серым маревом, и мы смогли, наконец, выйти из нашего укрытия — небольшого каменного полуалькова, образованного расколовшимся валуном. Солнце не проникало сюда, и кое-кто успел поспать, не опасаясь теневых стражей.

Я же, взбудораженный, ворочался то так, то этак, пока не бросил это бесполезное дело.

К полудню небо разразилось снегом. Изо рта вырывались облачка пара. На Омо было жалко смотреть — она мерзла и сопливила, однако от нашей помощи — из гордости, что ли? — отказывалась. Совсем как я, когда только встретил Винфа.

Ойгур, невзирая на все вопли, заключил ее в тепловой кокон. Впрочем, особенных возражений мы после этого больше не слышали.

А затем я увидел горы.

Над горизонтом горела неровная белая полоса, отдающая золотом в небе. Это выглядело так завораживающе, что всю мою усталость как рукой сняло. Я ускорил шаг.

— Лемт, ты куда?

Я оглянулся. Винф и Омо направлялись куда-то в сторону, явно не к горам.

— Нам через реку, — сказал ойгур и указал в том направлении.

Я несколько огорчился. Про Ойомейские горы много где было написано, даже у нас, в Мэфе.

Омо как будто тоже не понравился такой поворот событий. Во всяком случае, горы ее явно привлекали больше, чем река.

— Виинф. А Вииинф. Мы же никуда не спешим? — спросила Омо, дергая его за рукав.

— Есть идиоты в ойомейских поселениях. И в мефийских тоже. Но рядом со мной их почему-то больше всего…

Винф ворчал не переставая. Его можно было понять, особенно если учесть, что двигались мы медленно-медленно, делая все, чтобы не оказаться под солнечным светом. Омо сказала, что теневые стражи так просто от нас не отстанут.

Но горы! Мне столько про них рассказывали, я просто не мог не побывать там. В Мэфе не было ничего подобного.

Начало зимы в Ойомее оказалось совсем другим, чем в Мэфе. Как я помнил, на моей родине в это время небо затягивало тучами, и следующие несколько месяцев в воздухе стояла ровная, чуть отдающая синевой серость. Здесь же ветер гнал по небу облака, и нельзя было сказать, какая погода будет в следующие полчаса — дождь ли, снег или солнце.

Мы здорово отклонились к северу. Ойгур сказал, что это затем, чтобы не наткнуться на работорговцев, чьи стоянки встречались в самых неожиданных местах. Хотя лично у меня было подозрение, что он специально удлинил маршрут, чтобы надоедать нам нравоучениями.