Алмазная пыль - Адива Гефен

— Можно узнать, чем ты занимаешься? О какой сделке идет речь?

Он не ответил. Я села в машину. Он не выпускал ручку дверцы, словно размышлял, не присоединиться ли ко мне.

— Ты слишком худа, тебе надо есть! Может, приедешь завтра, и я приготовлю тебе вурст и картошку с луком и шпеком, как ты любишь?

— Приготовишь мне это в папиной кухне в Рамат-а-Шароне, — подмигнула я ему. Никогда не любила этой тяжелой еды, но что мне стоит пообещать ее съесть? — Папа вернется из своего «Парижа» только через две недели, Бой будет рада, и мне будет намного легче…

Он покачал головой:

— Посмотрим. Езжай и будь осторожна! Завтра обо всем поговорим. Гуте нахт, майн либе.

Я выжала сцепление и перевела рычаг скоростей. Дедушка склонился к открытому окну:

— Ты не должна так волноваться, — прошептал он. — С папой всё будет хорошо, со мной всё будет хорошо, даже с Бой всё будет хорошо — вот увидишь, всё наладится… Не трать на нас всё свое время, живи для себя, битте… — он погладил меня по голове. — Сходи к Лиору, Габи, тебе станет легче на душе. Может, пойдешь со мной на следующей неделе?

И, не дожидаясь ответа, выпрямился и ушел…

Я завела машину и поехала. Увидела в зеркале его прямую удаляющуюся спину и похолодела: кто это там идет за ним? Остановила машину и вышла. Во дворе царила мертвая тишина.

«Габриэла!»

«Что?»

Только без паники! Никто не собирается нападать на твоего дедушку.

Подождала еще немного, пока не услышала скрип входной двери и не увидела свет в окне второго этажа…

Выехав на шоссе, я сделала то, что организованному человеку полагалось сделать давным-давно — прослушала сообщения на автоответчике. Шесть от Шамира. Одно от Душки — обещает вечером зайти, сразу после занятий. Ни единого сообщения от Арика…

Набрала номер, оставленный капитаном.

— Кто просит капитана Шамира? — спросил дежурный.

— Габи. Он знает, кто я.

— Шамира нет, с вами будет говорить капитан Нево.

Что еще за капитан Нево?! У меня нет сил на новые персонажи… После прошлой ночи, четырех часов драмы и двух часов с Сюзан у меня не осталось сил ни на что…

— Здравствуйте, Габи, — произнес незнакомый голос. — Говорит капитан Амирам Нево, Джейми.

— Джейми… Джейми Раанана!..

— Так точно. Знаете, сколько раз мы вам звонили? Почему вы не отвечали?

Упреки? Это уж слишком!

— У нас иногда принято работать. Передайте капитану-сыщику, что я звонила.

— Он хочет с вами всеми поговорить.

— Кто это «мы все»?

— Вы и господин дедушка. И тот смешной человек. Появились новые обстоятельства.

— Какие?

— Ну, скажем, всякие…

— Например?

Он помолчал, видно колебался — ответить или просто положить трубку.

— Всякие, — наконец сказал он и быстро добавил: — Например, у нас появился свидетель. Но это не по телефону. Когда вы сможете приехать?

У меня по спине мурашки побежали!

— Дедушка уже спит. Поговорим завтра и решим.

— Шамиру это не понравится… — пробормотал Джейми.

Ой-ой-ой! Страшный Шамир!

— Ничего не поделаешь, — спокойно сказала я, удержавшись от вопроса, кто этот свидетель, и известно ли им уже, кто эта мертвая женщина. — Молодцы, что нашли свидетеля! До скорой встречи!

После двух таких бурных дней единственное, чего мне хотелось, — вернуться домой. К себе домой. Не в папин дом в Рамат-а-Шароне. Но кто-то же должен был вывести Бой перед сном облегчиться. У соседей Баруха и Леи были ключи, и их синеволосую дочь Лию можно было легко уговорить. У меня в сумке уже несколько дней валялись две контрамарки в клуб «Барби» на вечер панк-групп.

— Клево! — завопила Лия мне в ухо. — Я с радостью выведу Бой!

Отлично. Завтра утром придет домработница и выпустит стареющую собаку так же на пару минут. Можно было спокойно продолжать путь в направлении Тель-Авива.

Чудом найдя место для парковки на улице Ахад а-Ам, я подумала, что через две минуты буду дома. Скоро придет Душка, приготовит мне макароны, я расскажу ему эту невероятную историю, и всё сразу прояснится… Конечно, он еще ребенок, моложе меня на семь с половиной лет, но он умеет ладить с этим миром гораздо лучше меня. Он — чемпион страны по распутыванию сложных ситуаций.

У входа в дом я остановилась. Мне показалось, что кто-то сверлит взглядом мне спину. Вернулась на улицу. По противоположной стороне шел мужчина. Он остановился против моего дома, закурил и бросил горящую спичку на тротуар. Глубоко затянувшись, он окинул меня взглядом и пошел дальше. Я не входила в дом… Мужчина, продолжая идти, обернулся и затем свернул на улицу а-Хашмонаим.

Кто это? Я не страдаю галлюцинациями. Кто-то следит за мной. Я вошла в темный подъезд и потопала вверх по лестнице. Еще пара секунд, — думала я, — и я обниму Игруна — самого классного в мире кота. Увы, на втором этаже, на пороге своей квартиры стояла моя тетя Рут Райхенштейн-Абир собственной персоной, явно дожидаясь меня.

7

У Максимилиана-Макса Райхенштейна была мечта. Он мечтал о городском многоквартирном доме, в котором будет жить вся его счастливая семья — родители, дети, внуки и правнуки. В сороковых годах он приобрел участок на улице Ахад а-Ам в Тель-Авиве и построил большой белый двухэтажный дом. Сюда он перебрался с бабушкой Йоной и моим папой, который был еще совсем маленьким, и здесь родилась тетя Рут. Потом были надстроены еще два этажа. Но по прошествии лет в этом большом красивом доме остались только две представительницы семьи Райхенштейн. Тетя Рут и я. Папа жил в Рамат-а-Шароне, в доме-мечте той, что нас бросила; Лиор, которому предназначалась квартира на четвертом этаже, поселился на облаке, достаточно близком к злому богу, возжелавшему его; и дедушка тоже, оставив большой город, перебрался в запущенный двор в Герцлии.

Рут — старая холостячка. Правда, в ее резюме есть запись о краткосрочном браке с мужчиной по фамилии Абир, который исчез из ее жизни так же молниеносно, как появился. Мне было семь лет, когда она вышла замуж. Помню себя в белом платье дружки, взирающую на несчастное лицо жениха. Когда появилась Рут, он в ужасе уставился на покрывавшие невесту слои тафты, а затем поднял глаза на башню из волос, сделавшую ее выше на полметра. Рыцарь[12] сбежал, не оставив ни одного потомка…

Та, что когда-то была моей матерью, любила тетю Рут. Они были неразлучны, как швабра с половой тряпкой. Летом, бывало, сидели в тенистом дворе, хихикая и сплетничая. Зимними вечерами забирались на диван, голова к голове, и перешептывались, будто замышляя новую мировую революцию. После того, как эта женщина сорвалась и уехала в свое «далеко», Рут поддерживала с ней связь. Временами она пыталась рассказать мне, как ей там грустно, и как она по мне скучает. «Нельзя вам разрывать отношения, ты потом будешь жалеть», — но на меня это никогда не действовало.

«Моя мама давно умерла», — отвечала я, а тетя трясла своими белокурыми, всегда свежеокрашенными, кудрями и отвечала, что так говорить нельзя, что я не знаю, как сильно она меня любит. «Она всё еще надеется, что вы с Амноном приедете к ней», — настаивала Рут, но я была упрямее ее. «К мертвым не приезжают, — говорила я. — А мой папа ни за что не согласится покинуть Страну».

Запыхавшись, взобралась я на второй этаж. Рут стояла у двери своей квартиры, вперив в меня серые глаза ящерицы.

— Добрый вечер, тетя, — пискнула я, намереваясь перепрыгнуть через это препятствие и продолжить гонку за покоем.

— Можно тебя на минутку? — Рут выстреливала слова тоном синоптика, сообщающего о приближении ужасного урагана.

Она была одета в униформу старых дев, в одиночестве отправляющихся в оперу: зеленая хлопчатобумажная блузка, застегнутая на золотые пуговицы, и узкая длинная юбка с заложенными по подолу складками. Это обилие ткани делало ее похожей на грушу. На плечо с нарочитой небрежностью наброшен шарф из плотного шелка. Желтые кудри тщательно уложены. Моя почтенная тетушка имела вид молодящейся пенсионерки.

— Куда ты так торопишься? — это прозвучало как укор. Тетя воображала себя отпрыском австрийской королевской семьи, а во мне видела бескультурную и невоспитанную левантийскую помесь.

— Домой, — ответила я.

— Я услышала, как ты поднимаешься по лестнице, и вышла тебя перехватить, — заявила она без всякого стеснения. — Я хочу, чтобы ты зашла ко мне и кое с кем познакомилась.

— Может быть, завтра, — я постаралась ответить как можно вежливее. — Сегодня я совершенно разбита…

Но Рут не собиралась отступать. Она положила холеную руку на перила, преграждая мне путь.

— Всего пять минут, Габриэла. Тебе не повредит познакомиться с человеком иной культуры… — и она подтолкнула меня в сторону открытой двери. Я чуть не задохнулась от злости! Настанет день, и я выскажу всё, что я думаю о ее паразитическом образе жизни, о том, что она до сих пор липнет к дедушкиному кошельку, и положила глаз на имущество семьи. Единственное, чего у тети было не отнять, это ее разностороннее культурное образование. Рут постоянно где-нибудь училась, копя академические степени подобно муравью, собирающему хлебные крошки, и в мельчайших деталях помнила всякие курьезы из жизни людей искусства. О половой жизни Равеля или Пикассо она знала больше, чем их любовницы, помнила, какой дирижер выступает в каком зале и что выставляют в каждой приличной галерее мира. Она была осведомлена о последнем тренде в области фотографии и скульптуры и гордилась своим умением распознавать молодые таланты в начале их пути. Она неоднократно притаскивала в свою квартиру бледнолицых молодых скрипачей или художников в клетчатых пальто, обещая им личное знакомство с руководством музыкальных фестивалей, дирижерами, музейщиками, владельцами галерей и коллекционерами. И она действительно была знакома со многими из них! Она состояла членом нескольких культурных учреждений в городе и считала себя покровительницей искусства.