Сияние луны - Лайан Герн

– Я разговаривала с госпожой Маруямой во время путешествия, – сказала Каэдэ, – хотя тогда мы ехали в противоположном направлении, в Цувано, где встретили тебя. Она считала, что женщины должны скрывать свою власть и ездить в паланкинах, иначе полководцы и воины сокрушат их. А я еду на Раку рядом с тобой, я свободна. Никогда больше не сяду в паланкин.

В тот день солнце боролось с ливнем, как на свадьбе лиса в народной сказке. У темной серой тучи вдруг возникла радуга, солнце светило смело, но недолго – на землю полетели серебряные иглы дождя. Затем небо затянули тучи, радуга исчезла, и по коже забарабанили холодные капли.

Предполагалось, что замужество госпожи Маруямы улучшит отношения между кланами Сейшу и То-ган. Будущий супруг, из Тогана, имел родственную связь с Йодой и семьей Ногучи. Он был намного старше, не первый раз женат, вырастил детей. В то время рациональность столь обременительного брака ставилась под сомнение. Против выступила и сама Наоми, которая в шестнадцать лет имела собственное мнение и открыто его выражала, как было принято в их семье. Однако предводители клана настаивали на союзе, и он состоялся. Приемные дети Маруямы доставили ей немало проблем. После смерти мужа они пытались заявить права на земли, хотя и безрезультатно. У него была одна дочь, которая состояла в браке с Йодой Нариаки, кузеном Йоды Садаму. Он, как выяснилось по дороге, миновал смерти в Инуяме и бежал в Западный Край, где собирался наложить руки на владение. Мнение предводителей клана Сейшу разделилось. Маруяма всегда наследовалась по женской линии, но это был последний домен, который придерживался традиции, оскорблявшей класс воинов. Тесть принял Нариаки задолго до замужества госпожи Маруямы, и многие считали его законным наследником собственности жены.

Наоми любила мужа и искренне горевала, когда он умер, прожив с ней всего четыре года и оставив маленьких дочь и сына. Она была уверена, что владение перейдет дочери. Сын ушел из жизни при таинственных обстоятельствах. Ходили слухи, что его отравили. После битвы на Егахаре сам Йода Садаму положил глаз на вдову Наоми.

– Но в то время она уже встретила Шигеру. – Я старался показать, что тоже кое-что знаю. – И теперь ты ее наследница.

Мать Каэдэ была двоюродной сестрой госпожи Маруямы, и Каэдэ оказалась самой ближайшей родственницей бывшей главы клана, поскольку Марико с матерью утонули в Инуяме.

– Только бы мне удалось вступить в права, – вздохнула Каэдэ. – В прошлом году ко мне приезжал ее главный вассал Сугита Харуки. Он поклялся, что клан Маруяма готов меня поддержать, но Нариаки, вероятно, уже там.

– Тогда мы его попросим вон.

Утром шестого дня мы подошли к границе домена. Кахеи остановил людей за пару сотен шагов, и я подъехал к нему.

– Я надеялся, наш брат присоединится к нам, – тихо произнес он.

Я тоже на это рассчитывал. Мы послали Миеси Гембу в Маруяму еще перед свадьбой, чтобы предупредить о предстоящем визите. И с тех пор ничего о нем не слышали. Я беспокоился о его безопасности, и мне хотелось получить сведения о ситуации во владении, о местонахождении Йоды Нариаки, об отношении к нам народа.

Пропускной пункт находился на перекрестке. Там было тихо, дорога по обе стороны безлюдна. Амано с Йоро поскакали на юг, а когда вернулись, Амано кричал:

– Недавно прошла большая армия: кругом следы от копыт и навоз.

– По направлению к домену? – спросил я.

– Да!

Кахеи подъехал к посту:

– Есть кто-нибудь? Господин Отори Такео везет свою жену, госпожу Ширакаву Каэдэ, наследницу госпожи Маруямы Наоми.

Ответа не последовало. Сверху деревянного строения поднимался дымок, видимо, из очага. Я не слышал ни звука, кроме войска за спиной: топтание на месте неугомонных лошадей, дыхание тысячи мужчин. По коже побежали мурашки. Казалось, в любой момент засвистят стрелы.

Я на Шане подъехал к Кахеи.

– Давай заглянем внутрь.

Он посмотрел на меня и тотчас отбросил надежду убедить не лезть вперед самому. Мы спрыгнули с коней, подозвали Йоро, чтобы подержал уздечки, и обнажили мечи.

Шлагбаум был разбит в щепки и растоптан толпой людей и коней. Над границей повисла странная тишина. В лесу пугающе громко запела камышевка. По небу плыли большие серые тучи, но дождь прекратился, с юга дул умеренный бриз с запахом крови и дыма.

Приблизившись к караульной, мы увидели первые тела сразу на пороге. Мужчина упал на очаг, одежда тлела. Она бы сгорела, если бы не пропиталась кровью из распоротого живота. Рука продолжала сжимать меч с чистым лезвием. За ним лежали еще двое, запачканные собственными испражнениями.

– Их задушили, – сказал я Кахеи. По телу пробежал холодок, потому что только Племя применяет удавки.

Он кивнул и перевернул одного из них, чтобы посмотреть герб.

– Маруяма.

– Как давно они погибли? – спросил я, оглядываясь.

Двоих взяли врасплох, третьего закололи, не успел он воспользоваться мечом. Во мне закипела ярость, та же, что я чувствовал по отношению к охранникам в Хаги, которые пропустили Кенжи в сад, а в другой раз не заметили меня – ярость из-за глупости простых людей, столь легко поддающихся на уловки Племени. К ним ворвались во время трапезы и сразу убили, чтобы никто не смог донести весть о надвигающейся армии.

Кахеи поднял с пола чайник.

– Едва теплый.

– Мы должны нагнать их, пока они не достигли города.

– Тогда вперед! – Глаза Кахеи загорелись от предвкушения битвы.

Однако когда мы развернулись уходить, я уловил новый звук, доносившийся из кладовой за главной караульной. Жестом велел Кахеи молчать и подошел к двери. Там кто-то сидел, пытаясь затаить дыхание, и все же дышал, трясся и вздрагивал.

Я открыл дверь и решительно ступил внутрь. Кладовая была набита тюками с рисом, досками, оружием, сельскохозяйственными орудиями.

– Кто здесь? Выходи!

Послышалось шуршание, из-за тюфяков выскочил ребенок и попытался прошмыгнуть у меня меж ног. Я схватил его. Это оказался мальчик лет десяти-одиннадцати. Он держал в руке нож. Пришлось пережать ему запястье, пока ребенок не заплакал и не выронил оружие.

Он извивался, стараясь вырваться и сдерживал рев.

– Стой! Я не причиню тебе зла.

– Папа! Папа! – кричал он. Я вытолкал его в караульную.

– Один из них твой отец?

Мальчик побелел, перестал дышать, из глаз текли слезы, но он все же держал себя в руках. Несомненно, это сын воина. Он посмотрел на человека, которого Кахеи оттащил от огня, на огромную рану, на безжизненные глаза, затем кивнул. Лицо ребенка позеленело. Я вывел его наружу, чтобы его вырвало там.

– Что произошло?