Кто брал Рейхстаг. Герои по умолчанию... - Николай Ямской

Лекарство от ревматизма

На Северо-Западном фронте благая тенденция по налаживанию нормального управления войсками четко обозначилась еще в середине октября 41-го, когда в частях и соединениях шла усиленная подготовка к контрнаступлению под столицей. Понимание того, что действовать дальше, не ведая точного расположения целей, не только малоэффективно, но и гибельно, наконец-то пошло по команде сверху вниз. Об этом, в частности, свидетельствовал поступивший в 27-ю армию приказ о формировании специальной службы артиллерийской разведки. Ознакомившись с имеющим прямое к нему отношение документом, начальник всего пушечного хозяйства армии Николай Михайлович Хлебников сразу же подумал о лейтенанте Иванове. Бывший топограф, толковый, инициативный, испытанный в бою командир. Пожалуй, более подходящей кандидатуры и не сыскать.

Иванова это совершенно неожиданное для него назначение не сильно обрадовало. На войне он свое дело уже нашел. И был в нем не последним человеком. А тут – только новая головная боль. Да еще и все время у начальства под ногами…

Но приказ есть приказ. Приученный все делать основательно, с толком, лейтенант, получивший к прежнему званию приставку «старший», взялся за организацию отдельного разведывательно-артиллерийского дивизиона (сокращенно ОРАД). И довольно быстро увлекся. Специальность звукометристов до событий 1941 г . не имела широкой известности просто в силу того, что применялась очень ограниченно. И только начиная с описываемого момента и вплоть до последних залпов войны сыграла очень большую роль в повышении эффективности артогня. Ближе к 1944 г . на одной из звукобатарей служил в развед-дивизионе известный впоследствии писатель Александр Солженицын. Возглавлял дивизион тот же самый командир, который в 1941 г . был вместе с Н. Ивановым одним из организаторов ОРАД 27-й армии.

Формирование этого подразделения происходило на Валдае, в селе Рождество, близ все того же озера Селигер. Для службы требовалось отобрать ни много ни мало 800 человек. С грамотными, знающими дело специалистами особых проблем не было. Не случайно посетивший часть маршал К. Ворошилов назвал артиллеристов «армейской интеллигенцией». Но для дивизиона, где результат должен был складываться из дружной совместной работы батарей звуковой и оптической разведки, наблюдателей с воздуха, топографической службы и т. д., требовались люди особого склада – не только грамотные, не просто храбрые, а хладнокровные, не теряющие способности подмечать, анализировать и рассчитывать в самых экстремальных условиях. Этот сплав был близок к натуре самого Иванова, поэтому нужных себе людей он носом чуял. А приметив, почти без осечек выхватывал под самым носом конкурентов из других частей. Наиболее удачный улов выпадал, как правило, в так называемых запасных батальонах. Здесь перед отправкой на передовую собирали только что выписанных из госпиталей, а то еще и не совсем долеченных. Народ в ротах выздоравливающих был в своей массе хоть и молодой, но уже понюхавший пороху, бывалый.

Одного такого Иванов приметил как раз в такой роте. Впрочем, строго говоря, бывший студент Ленинградского авиационного техникума Михаил Минин попал в запасной батальон не с ранением, а после очередного острого приступа ревматизма. Муторную эту болезнь рослый, крепкого сложения сельский паренек подхватил еще в мирной жизни. А виной тому была обычная для молодости бесшабашность и общая для рабоче-крестьянского студенчества бедность. Хоть и учился Михаил почти на одни пятерки и – в соответствии с установленным тогда правилом – удостаивался стипендии, но что это были за деньги? Жить приходилось впроголодь. Сильно сэкономив на питании, можно, конечно, было купить ботинки. А тогда на носки уже не хватало. Вот и ездил на занятия до самых холодов в обуви «на босу ногу». А между прочим, ехать в студеном трамвае нужно аж двадцать остановок: именно таким было расстояние от пригородного общежития до техникума. Так что ревматизм заработал, даже не заметил как…

На войну пошел добровольцем. Только-только 21 июня с блеском сдал весеннюю сессию. А уже 30 числа записался в народное ополчение. Медкомиссии при наборе никакой не было. Но зато без лишних церемоний выдавали винтовку и ставили в строй.

Боевое крещение рядовой Михаил Минин принял через две недели на подступах к Ленинграду, неподалеку от Среднего Села. По свойственной возрасту наивной вере в собственное бессмертие особого страха не испытал. Но зато намаялся от дикой боли в распухших коленях. Вдобавок к этому нормально передвигаться мешал еще и тяжеленный боезапас. Обвешавшись брезентовыми патронташами и подсумками, запасливый новобранец забил их патронами по самое некуда…

На счастье Михаила, в пехоте его долго не продержали. Еще в мирной студенческой жизни он поражал сокурсников и преподавателей редкой способностью невероятно быстро и очень точно считать в уме – сложнейшие математические задачки щелкал как орешки. В армии с таким талантом да еще зычным, под стать орудийному рыку голосом ему был прямой путь именно в артиллерию.

Однако и там проклятый ревматизм не отцепился. Несколько раз прямо из боевых порядков Минина отсылали в медчасть. Пока, наконец, вообще не отправили для более или менее капитального лечения в Ярославский госпиталь. Оттуда после целого ряда приключений Минину удалось перебраться поближе к передовой, в запасной батальон.

Вот тут-то уже обстрелянного бойца да с редким талантом «рассчетчика» и углядели отцы-командиры из дислоцированного поблизости артиллерийского полка. Иванова, подскочившего к ценному кадру вторым, «отцы» послали в обидное место. И были уверены, что старший лейтенант уже не вернется. Однако, видно, плохо разглядели, с кем имеют дело. Иванов что в бою, что в миру, упершись, хватался, как говорится, «зубами за землю». Словом, не просто вернулся, а ворвался, выпросил, вымолил, вырвал Минина из чужих рук. И заполучил для батареи звуковой разведки замечательного, редкой военной специальности бойца-вычислителя.

Два бойца

Были у Иванова и другие удачные приобретения. Одно из самых ценных было им сделано уже на передовой. Среди кадровых, довоенного призыва солдат, воюющих в поле его зрения, положил он глаз на двух сержантов – Гизи Загитова и Александра Лисименко. Во время зимнего 1942 г . наступления Северо-Западного фронта оба бойца воевали в составе противотанкового артиллерийского полка. Татарин из Башкирии Гизи Загитов был наводчиком противотанковой пушки. А украинец из среднерусского городка Клинцы Александр Лисименко – связистом. Прежде чем попасть в один взвод, оба бойца прошли по фронтовым дорогам несколько сотен километров. Участвовали в прорыве немецкой обороны на озере Селигер, отличились в тяжелых боях за город Холм.

По характеру и темпераменту закадычные, что называется «не разлей вода», друзья являли собой полную противоположность друг другу. Среднего роста, юркий, подвижный Гизи по первому впечатлению поражал неким контрастом в своей внешности. Суровое вроде бы лицо. Жесткие, цвета вороньего крыла короткие волосы, мелкие рытвинки на щеках и курносом носе – след перенесенной в детстве оспы. И вдруг почти по-ребячьи ясные голубые глаза, придающие всему облику Гизи какую-то внутреннюю умиротворенность. И даже нежность.

Во внешности Саши Лисименко наоборот – все было увязано и гармонично. Темные пряди волос над широким светлым лбом. Густые брови вразлет. Светло-серые, излучающие доброту глаза. И забавные ямочки, которые – стоило только их хозяину засмеяться – тут же обнаруживались на его смугловатых щеках.

Вообще, скажи постороннему, что за плечами этих, в общем-то, совсем молодых ребят и нелегкий в предвоенные годы путь к знаниям, и жестокий боевой опыт самого драматичного начального этапа борьбы с захватчиками, вряд ли кто поверил бы.

А ведь Загитова призвали на действительную военную службу еще в 1940 г ., прямо с третьего курса Бирского медицинского училища. И хотя, как показало дальнейшее, был он разведчиком от Бога, да и курсы младших офицеров во время войны успел окончить, полученные в медучилище навыки частенько использовал на практике. За что уважительно получил от однополчан прозвище «лейб-гвардии лекарь».

Особенно частенько пришлось Гизи использовать свои лекарские таланты летом – осенью 41-го. Тогда боец Загитов, проходивший военную службу в Таллине, параллельными с лейтенантом Ивановым дорогами с боем отходил от новых прибалтийских границ аж до железнодорожной магистрали Москва – Ленинград…

Сашу Лисименко война тоже сорвала с учебы. И тоже буквально за год до окончания текстильного техникума. Но пришла беда – открывай ворота! В первые же недели войны Лисименко добровольцем ушел на фронт. А там науке ненависти враг учил каждый день. Чего стоило одно только увиденное и пережитое во время прорыва немецкой обороны на озере Селигер! Тогда противника пришлось штурмом выбивать из небольшого поселка, превращенного им в мощный опорный пункт. Атака была такой стремительной, что гитлеровцы не успели уничтожить следы своих преступлений. На улице штабелями лежали вымороженные трупы стариков, женщин, детей. А рядом стояли заполненные бензином бочки и валялись соломенные факелы… После такого красноармейцу Лисименко и его товарищам уже не надо было читать политотдельские листовки о бдительности и ненависти к врагу. Пленных тоже стало тяжело брать – палец сам на курок ложился.