Никта - Мерлин Маркелл

– Где доктор Канторович? Я им очень недовольна, – проскрипела старуха. Катрин молчала, надеясь, что та сообразит, что нет тут никакого доктора, и уйдет сама. Но старуха принялась бродить по палате, заглянула в шкаф, подошла к окну.

– Вы сейчас очень напомнили мне мужа, – сказала Мари. – Такой же взгляд. Интересно, чем он сейчас занят… наверное, создает свой главный шедевр.

– Он в полиции, а оттуда, скорее всего, отправится в тюрьму.

– В тюрьму? Так ему и надо, – заявила старуха, удаляясь из палаты. – Косорукий доктор.

– О нет! Нет-нет-нет! – начала причитать Мари. – А полицейские мне не сказали! Я должна ехать туда, сейчас же.

– Боюсь, вы не в состоянии, – удержала ее Катрин. – Да и вряд ли вас так просто отпустят…

– Еще как отпустят, – Мари высвободилась и убежала прямо в больничном халате.

Катрин покинула больничную территорию, села на лавке и открыла сохраненный скриншот со странички Мари.

– Посмотрим, что там у нас.

«Я такого от него даже не могла ожидать! Он настоящее животное! Мне было так больно, когда он набросился на меня! Столько крови! Пресвятая дева, как это оказалось мерзко!» – прочла Катрин. Дальше шло полотно несодержательных переживаний, в ходе которых Мари проникалась больше ненавистью к себе, чем к «животному».

«Откуда кровь? Он так ее избил?» – думала Катрин. – «Не девственности же ее лишили в тридцатник, тем более, что они давно живут вместе».

Она поразмышляла немного об этой ситуации, себе и бытии в целом, и решила, что пора отправляться домой. Ей было спокойно на душе. Покойные старики скорее выглядели растерянными, чем желающими ей зла, а сестра… Кажется, удалось найти подход и к ней.

Катрин еще не знала, как заблуждается.

ТАНАТОС

Стефан

На чердаке пятиэтажного дома в одном из пригородов Парижа малоизвестный скульптор обмывал со своим агентом первую проданную партию статуэток. Один из образцов стоял тут же на столе – это была глиняная кошка, изящная и вытянутая, она сидела на задних лапах, передними будто пытаясь поймать надоевшую муху или бантик, которым ее дразнил хозяин. На ее лапах покоилось несколько смятых купюр.

– Я тебе еще четыре года назад говорил, что пора перестать клепать чудиков, и начать создавать вещицы для простого народа, – сказал агент. Оникс только махнул рукой в ответ и отпил еще вина из кружки. Более эстетичной посуды для пития на его чердаке не водилось. Стефан мысленно отметил, что при случае нужно подарить скульптору бокалы в знак их великой дружбы.

– Как тебе вино?

Оникс поднял большой палец вверх.

«До чего же неразговорчивый тип», – подумал Стефан. – «Надо его расшевелить, а то пригласишь интервьюера, а наш дражайший скульптор будет молчать и глазеть в пол». Агент действительно подумывал о том, чтобы устроить подопечному интервью с каким-нибудь журналом об интерьере или искусстве, а лучше – и тем, и другим. Все ради продвижения в массы.

– У тебя такой приятный голос, дорогой, и такие мудрые мысли! Людям польстит, если ты будешь чаще баловать их своими беседами.

– И без меня беседы неплохо ведутся, – произнес скульптор. – Тем более все, что я мог сказать, я тебе уже сказал.

Стефан ненавидел, когда люди молчали. Если в его присутствии возникала пауза, он тут же стремился ее заполнить. Молчание казалось ему неприличным. К его счастью, на чердак поднялась Мари.

– В округе полно полиции, – сказала она. – Тут недалеко нашли еще один труп.

От Стефана не укрылось, как напрягся его собутыльник.

– Не беспокойся, дорогой! Какой-то наркоман помер от передозировки. Тебе ничего не грозит.

– Это был не наркоман, – глухо отозвалась Мари. – Я знала его. Достойный человек. Дворник.

– Ограбление? – спросил Стефан.

– Я-то откуда знаю! Знаю только то, что мне теперь страшно выходить из дома!

– Не истери, – пьяно осадил ее Оникс. Мари ушла за свой стол и уткнулась в экран ноутбука.

– Нагоняет жути, да? – шепотом произнес Стефан, указывая на Мари.

– Угу. Любит она это… на пустом месте. Не понимает, какая мне нужна атмосфера.

– Я тебе говорил, дорогой, не раз говорил: мужчину по-настоящему может понять только мужчина. А ведь ты знаешь, я говорю только дело. Вот еще когда сказал, что в тебе есть потенциал – разве оно не было верно? Или как когда я сказал, что нужно тебе лепить кошек…

– Да что ты от меня хочешь? – воскликнул скульптор.

– Долгого и плодотворного сотрудничества, – ответил агент, коснувшись своей кружкой кружки Оникса.

– О’кей, пьем за сотрудничество.

– И партнерство.

– Да как твоей душе угодно.

– Моей душе угодно понять твою, дорогой!

– Это можно устроить, – сказал Оникс, еле шевеля языком. Пил он крайне редко и алкогольной сноровки не имел.

Стефан придвинулся ближе, скрипнув табуреткой по дощатому полу, бросив косой взгляд в сторону Мари. Та была полностью поглощена онлайном.

– Ну так?

– Ты узришь, – произнес скульптор, ухватив собутыльника за плечо. – Узришь, мать твою! То есть, душу мою… Мне будет малость омерзительно помогать тебе прозреть… но я достаточно пьян, чтобы решиться.

Стефан все ожидал, что Оникс сейчас начнет рассказывать ему тайные подробности из своей жизни, но никаких откровений о скелетах в шкафу не последовало.

– Я весь во внимании, – сказал агент на всякий случай, вдруг Оникс не заметил, что его приготовились слушать. А тот из полупьяного вида вдруг приобрел вид совершенно окосевший.

– Не, не, тебе надо для начала это… проспаться. Попроси у Мари, на чем поспать.

Разочарованный агент пошел спрашивать у Мари матрас. Той удалось найти для него лежанку, настолько пыльную, что Стефан начал аллергически чесаться, лишь завидев ее. Ехать домой на машине, будучи нетрезвым, он не мог, а денег на такси жалел – зачем такси, если есть собственное авто? Еще раз взвесив все за и против, он расстелил на лежанке пальто и, молясь, чтобы в матрасе не водились клопы, улегся спать. Погружаясь в сон, он слышал, как Оникс упрашивал Мари сходить в магазин за какой-то безделицей.

Сон Стефана был поначалу весьма приятен – что может быть сладостней исполнения желаний? – но вскоре стал крайне беспокойным. Стефана не покидало ощущение чьего-то присутствия – не Мари и не Оникса, кого-то чужеродного, заставляющего его тревожиться и просыпаться вновь и вновь.

Вскоре Стефану стало совсем невмоготу от тревоги. Он вскочил на своем матрасе, тяжело дыша, и начал лихорадочно осматриваться. Он полную яркость на своем мобильнике и принялся шарить с ним по чердаку, как с фонарем. Размытый квадрат света от экрана проплыл по кухонному углу, полному знаков недавней попойки. Никого.

Стефан направился в угол, служивший ванной, протянул руку к ширме, ограничивающей его. Сердце его забилось, и в голове заиграла тревожная музыка из Хичкока.

– Кто здесь?

Он резко отдернул ширму и отпрянул назад – заранее, мало ли что. Никого.

– Кто у нас главный дурачок на деревне? Стефа-а-ан, – пропел агент, пытаясь развеять страх. Еще два угла, и можно возвращаться на лежанку.

Третий угол, «кабинет Мари». Свет фонаря скользнул по закрытому ноутбуку, по оберткам от шоколада, конфетным фантикам и упаковкам от бог знает чего еще. Стефану попалась на глаза маленькая черно-белая фотокарточка с лицом Оникса. Агент тут же опустил фотографию к себе в карман и отправился дальше, в четвертый угол, продолжая напевать только что придуманную песню из одной строки про дурачка на деревне. Находка немного отвлекла его от чувства страха.

Вот кровать, на ней два тела. Все чин чином.

Стефан уже собрался развернуться и отправиться досыпать, когда его фонарь, отведенный в сторону от кровати, вдруг осветил бледного голого человека.

– А-а-а! – заорал агент, чуть не выронив мобильник. Человек продолжал бесстрастно стоять возле кровати хозяев чердака, Стефан же задрожал всем телом, еле стоя на ногах.

«Я так громко кричал, почему они не просыпаются?» – пронеслось в той части его сознания, что не оцепенела от ужаса. Тем временем его зрение отмечало все новые детали – крылья за спиной человека, покрывало, накинутое на плечи.

Наконец, рациональная сторона Стефана взяла верх. «Нацепил на себя крылья, извращенец-фетишист! Под ангела косит. Да кто такое захочет?» – подумал он, нашарив в кармане бумажник. Стефан всегда носил с собой два бумажника – настоящий, которым он пользовался, и кошелек с мелочевкой, который он собирался отдать в том случае, если бы ему встретился грабитель.

– Вот, возьми это, и уходи, – сказал он, протягивая голому человеку бумажник с мелочью.

– Я не принимаю даров, – прогремел тот жутким голосом, но губы его не шевелились. У Стефана вновь затряслись поджилки.

– Так чего же ты от меня хочешь? – выдавил из себя он, испытывая сильнейшее дежавю от этого вопроса.