Стяжатели - Владимир Пронский

— Скромность — самый быстрый путь к забвению, но я вас понимаю. Ваша стеснительность, неумение постоять за себя лишь придает сил и делает прозрачными мои поступки, потому что за других хлопотать всегда легче и почетнее, чем за самого себя!

Выяснив создавшуюся ситуацию с погорельцами, Яков Семенович откланялся и пошел на третий этаж администрации, весьма окрыленный создавшимся положением, словно радовался, что опять (в который раз!) понадобился его опыт. Ситуации эти были всем известные, год от года повторяющиеся, потому что они всегда, в основном, касались жилья. Всегда кто–то в Княжске оказывался обиженным, а то и обманутым. Очень часто люди оказывались в житейском тупике и вспоминали о Подвиге, как о единственном защитнике. Он был в Княжске для чиновников как кость в горле. В теперешней ситуации Яков Семенович твердо знал к кому обратиться за поддержкой, ибо нынешнее событие, в основном, замыкались на Алексее Павловиче Наливайко, наиболее уязвимом из пострадавших. И человек, который мог помочь в этой ситуации и к которому сейчас шёл Подвиг, был не кто иной, как Ефим Константинович Лаврик, связанный с ним общей страстью к шахматам. Эта страсть являлась главным аргументом, против которого Лаврик вряд ли устоял бы. Он сразу же принял Якова Семеновича, как только секретарь Леночка сообщила о посетителе. Даже прошел к двери и встретил Подвига у порога, усадил на стул напротив своего кресла. Налил водички из графина и сказал:

— Слушаю, уважаемый Яков Семенович!

— Спасибо. — откликнулся Подвиг и широко распахнул куртку, обнажая ряд блестящих медалей и всевозможных знаков и значков. — Нам бы, конечно, лучше встречаться за шахматной доской, но обстоятельства иного рода вынуждают меня волновать сие присутственное место, а именно: несправедливость в отношении нашего общего товарища, известного вам Алексея Павловича Наливайко, инвалида второй группы, между прочим! Подробности этой несправедливости, я думаю, вам вполне известна, только непонятно, как администрация района могла допустить ссылку — иначе эту акцию и не могу назвать — нашего с вами товарища в интернат!

— Что я мог сделать?!

— Догадать несложно, но только и вы — тоже власть! И властью надо пользоваться. К тому же, не теряя момента, было бы совсем уж замечательно отвоевать подходящее помещение для шахматного клуба! Сколько он будет ютиться в тесном подвале?! Подумайте об этом, уважаемый Ефим Константинович!

— Мне и самому очень желательно, чтобы клуб перебрался в приличествующее здание, в котором можно было бы организовать межрайонный шахматный турнир, быть может, меж- губернский, придать ему статус постоянно действующего, чтобы о шахматистах Княжска знали далеко за его пределами. Но надо действовать постепенно, не в пример некоторым господам, и тогда, я уверен, мы многого добьемся! Нужно лишь иметь выдержку и определенную цель! Если это всё совместится, тогда успех нам обеспечен! История это не раз подтверждала! — Лаврик на малое время замолчал, что–то обдумывая, и спросил у Подвига: — А вот вы, к примеру, Яков Семенович, почему для себя ничего не просите, а только всегда, насколько себя помню, о других печетесь?

— У меня всё есть, кроме яхты, личного самолета и виллы на Канарах. Да еще, пожалуй, детей рядом с собой. Живу я, как вам известно, один, — моя супруга Сима Баруховна давно отошла в мир иной, — поэтому на оплату квартиры получаю субсидию, питаюсь исключительно кошерно, занимаясь зарядкой, оздоровительным бегом — поэтому в лекарствах не нуждаюсь. Так что у меня хватает времени, сил и желания помогать людям. Иначе бы я сейчас не отнимал частицу вашего драгоценного времени. Надеюсь, что сегодняшний мой визит к вам окажется конструктивным?!

— Я тоже надеюсь и постараюсь решить положительно всё то, о чем мы говорили.

На этом и распрощались. Подвиг спустился в вестибюль, сказал Шишкину, что ничем обрадовать его не может, а вот с Наливайко разговорился. Николай посмотрел–посмотрел на них и созвонился, как и советовали ему, с директором фабрики, а тот, всё уже зная, отослал его к коменданту.

Что должно было произойти, то и произошло. Без лишних разговоров, Шишкину выделили койку в фабричном общежитии, дали машину, чтобы перевезти из гаража администрации телевизор и спасённые вместе с ним вещи, и к вечеру того же дня Николай, получив от коменданта ключ, стал полноправным съемщиком койки в комнате на двоих.

Когда уж совсем стемнело, позвонила Лада, похоже ничего не знавшая о происшествии на Фабричной улице, и укорила:

— Где пропадаешь–то?! У меня для тебя новость есть! Приходи — всё узнаешь!

— А по телефону не можешь сказать?

— Нет, мне надо тебя самого увидеть!

— А как же Антон Тимофеевич?!

— Он на охоту уехал на несколько дней, но даже если и встретишь его, то теперь уж всё равно. Понял?

Шишкин, конечно же, ничего не понял, но все–таки согласился прийти и, пока шёл заснеженными княжскими улицами, мучился догадками.

Прошло две недели после того понедельника, когда Лада упала с балкона, и за эти ночи и дни она по–настоящему поняла, что такое — перелом костей! О той боли, которая пришла к ней в тот памятный вечер, она уже почти забыла, но теперь мучительным казался не сам перелом, а последствия его, когда, помимо боли, он не позволял дышать во всю грудь. К тому же сломанная ключица не давала возможности лежать горизонтально, и какую уж ночь Лада коротала в кресле под приглядом Ольги Сергеевны.

И все–таки в какой–то момент Ладу вдруг начало беспокоить что–то еще, помимо мыслей о болячках, Николае, отце.

То, о чём Лада только догадывалась, она не могла пока сказать матери, хотя ей–то всё можно было объяснить легко и просто. Пришлось звонить подруге и попросить заглянуть в аптеку. А та, как услышала, о какой именно просьбе идет речь, то сразу выдала предположение:

— Залетела, что ли?!

— Возможно. — отговорилась Лада, в душе укорив Наталью — подругу по работе в администрации за пренебрежительный тон. — Так что мне нужен тест…

— Ну, если такой случай. Обязательно выручу!

Раскрасневшаяся, чуть растрепанная Наталья появилась через час, пакет яблок принесла, чтобы усыпить бдительность Ольги Сергеевны. Усыпила, поболтала с Ладой о том о сём и быстренько убежала. А едва добралась до дому — сразу позвонила и нетерпеливо спросила, будто спрашивала о собственной беременности:

— Ну и как?!

— Не гони коней! — рассерчала Лада. — Сама позвоню!

Позвонила она, окончательно разволновавшись, когда дважды убедилась в своем подозрении, и спросила у подруги:

— Крестной будешь?

— Запросто! — рассмеялась Наталья.

— Вот и хорошо. Только пока об этом — никому, поняла?!

— От кого залетела–то?

— Когда крестить будем — познакомишься! — улыбнулась Лада и осталась довольна своей загадочностью.

Она несколько раз пыталась дозвониться до Николая, а как услышала его голос, то хотела тотчас отругать, но вовремя сдержалась, попросила прийти, чтобы рассказать обо всём, что узнала сама, понять его отношение к этой новости.

— А отец? — спросил Шишкин.

— Обойдется!

Шишкин хотя и обещал ничего не приносить, но все–таки пришел с сумкой фруктов; правда, Лада их не смогла увидеть, лишь потом узнала от матери, что «гость» явился не с пустыми руками. В прихожей Николай поздоровался с Ольгой Сергеевной, снял куртку, а она подала ему гостевые шлепанцы.

Гость тихо прошел в комнату и закрыл за собой дверь. Лада указала на стул рядом со своим креслом и вздохнула:

— Ну, здравствуй, пропащий человек!

Николай не видел Ладу со времени посещения в московской больнице. Вместо того чтобы присесть, Николай опустился на колени и осторожно обнял Ладу. После поцелуя она какое–то время сидела с закрытыми глазами, а он взял ее руки в свои и смотрел то на них, то на порозовевшие губы и не знал, что сказать, и надо ли вообще о чем–то говорить. Когда же она все–таки приоткрыла глаза и посмотрела на него долгим изучающим взглядом, он спросил:

— Чего звала–то?!

— В Москву со мной поедешь жить?

— Сию минуту?

— Вот поправлюсь и рванем! Слабо?

— А что — легко! — подхватил Шишкин ее тон и порадовался: знать, на поправку пошла, если шутить захотелось.

— Я серьезно. Создадим дружную семью, я рожу ребенка и будем жить всем на зависть! Сможешь нас обеспечить?

— А то.

— Тогда. слушай. — вдруг изменила тон Лада, и Николай увидел чуть заметные слезы. — Я сегодня узнала, что забеременела. Представляешь, у нас с тобой будет ребенок?!

— Ты что — у врача была?

— До врача мне не дойти, но узнала… Скорее всего так и есть. Так что он, совсем еще маленький, уже живет во мне. Вот здесь! — Лада аккуратно обхватила низ живота, словно резким движением могла навредить тому, кто в ней поселился.