Жанна дАрк - Мария Потурцин

- Рыбу мы будем есть на ужин, когда захватим Турель и приведем с собой какого-нибудь годона, чтобы он съел свой кусочек, - многообещающе улыбнулась Жанна.

Мостовое укрепление Турель? Но ведь мост уже девяносто девять дней как был разобран! Буше не спорил с Жанной, он просто хотел позавтракать, исходя из того, что речи посланницы Божьей, очевидно, не следует воспринимать буквально.

В городе все уже были на ногах, горожане и солдаты толпились на улицах. Как только Жанна села на коня, все выстроились в боевой порядок и последовали за ней.

- Куда?

- К восточным воротам.

Ворота оказались закрыты. Широко расставив ноги и обнажив меч, перед ними стоял Рауль де Гокур. За опущенным забралом угрожающе сверкали гневные глаза, шевелились огромные усы.

- Ворота останутся закрытыми! Приказ высшего военного совета!

В пестрой толпе раздался шум, он усиливался, как шум моря в бурю, лязгало, звенело оружие, ржали кони. "Откройте! Так желает Дева!"

Жанна подъехала вплотную к Гокуру.

- Вы дурной человек. Люди откроют ворота, хотите Вы того или не хотите.

Поднялись кулаки и топоры, напрасно Гокур звал на помощь, открылись огромные засовы, ворота распахнулись.

- Кто меня любит, следуйте за мной! - закричала

девушка.

Пробило семь часов, когда французы начали бой за крепостной ров под передовым укреплением Бульвар. Орлеанский Бастард и командиры, к своей чести, теперь, когда

решение уже было принято, все выехали в конном строю. Каменные сооружения форта состояли из двух башен и были расположены на южном конце моста, но основание имели на суше, подъемный мост связывал их с крепостью Турель.

Прикрывшись большими деревянными щитами, которые они несли на спинах, французы прыгали через глубокий ров, приставляли лестницы к стенам крепости, карабкались по ним, несмотря на то, что англичане били с размаху топорами и секирами и лили на французов расплавленный свинец. Градом сыпались каменные ядра, свистели стрелы, а в воздухе пахло серой от пролетавших снарядов. Двадцать раз штурмовали французы крепость, "как будто они считали себя бессмертными", но солнце уже стояло в зените, был полдень, а "годоны" все еще удерживали передовое укрепление.

Жанна сама взобралась на лестницу, просвистела стрела, выпущенная с близкого расстояния; панцирь Девы, искусно сделанный турским кузнецом, не выдержал, наконечник пробил железо и вонзился в плоть над левой грудью. У Жанны закружилась голова.

- Ведьма! Ведьма ранена! - заорали англичане. Разве "ведьма" не стала теперь безвредной, если пролилась ее кровь? Двое отважных англичан полезли вниз по валу, наклонились, протянули руки в ее сторону...

И тут, широко развернув грудь, вперед протиснулся господин де Гамаш, тот самый, который не желал, чтобы им командовала Дева. Он ударил секирой по дерзким рукам.

- Возьмите моего коня! - закричал он Жанне.

Он ловко подхватил девушку, стоявшую на лестнице, и посадил ее на коня. В кустах на берегу фельдшер снял с нее нагрудный панцирь и только тогда заметил, что она плачет.

- Мы произнесем заклинание, тогда кровь сразу остановится, успокаивая, сказал фельдшер девушке. Каждый наемник верил в силу заклинания. Но Жанна резко

покачала головой. Она не прибегала ни к каким заклинаниям даже под угрозой смерти. Прежде чем фельдшер смог воспрепятствовать, она схватила стрелу и сама ее вытащила. Тогда он накапал на рану оливкового масла, а сверху положил небольшой кусочек свиного сала. Нагрудный панцирь можно было снова надеть, Жанна села на коня и поскакала обратно в сторону крепости.

Солнце уже склонялось к западу, а французы все еще безуспешно сражались за ров передового укрепления. Силы покидали их, было семь часов вечера.

Гокур и Ла Гир закричали Бастарду:

- Все напрасно, трубите сигнал к отступлению.

Жан Орлеанский отдал приказ, ясным вечером зазвучали первые звуки трубы. Но тогда перед ним встала Жанна, она подняла забрало и посмотрела на него своими большими глазами.

- Подождите еще чуть-чуть, умоляю Бас.

Изможденные люди, стоявшие вокруг, вытирали с лиц пот и кровь, а перед ними вздымались два неприступных форта.

- Люди больше не могут, - сказал Бастард.

- Отдохните, поешьте и выпейте чего-нибудь, - обратилась Жанна к воинам. Затем она вскочила на коня, и Жан Орлеанский увидел, что она отправилась в поля, в сторону виноградника. Он сел, выпил глоток воды из фляжки. Глядя на запад, он видел золотую вечернюю зарю между зубцами крепостной стены и башнями. Может быть, настал последний день Орлеана?

Позднее он вспоминал, что прошло всего лишь четверть часа. Вдали от взоров, одинокая и обращенная в себя, Жанна погрузилась в молитву между виноградных лоз. Неслыханные выдержка и воля семнадцатилетней девушки позволили ей в этот решающий момент отвлечься от собственного напряжения, от охватившего всех уныния и изнеможения, теперь она обрела тишину внешнюю и внутреннюю - когда только и может возникать вдохновение... Разве она прежде не удостаивалась его?

Серный дым рассеялся, солдаты лежали во рвах, прикрытые своими щитами, казалось, что даже англичане хотели перевести дыхание. Бастард пристальнее всмотрелся в вечерний свет. Разве Дева не стоит опять у валов и не делает знаки своим штандартом? Один из воинов устремился к ней, другие последовали за ним, и как все произошло, никто точно вспомнить не мог... Только люди стали снова взбираться по лестницам на валы, рваться на бруствер и устремляться на укрепление... Теперь "годоны" бились копьями и камнями, наконец, даже кулаками, и все же им пришлось бежать с передового укрепления по подвесному мосту, который вел к форту Турель.

Мостовое укрепление Бульвар было взято штурмом, но оставалась еще Турель. Если бы "годоны" достигли Турели, они были бы спасены.

"Через мост в Турель!" Бойцы сталкивались друг с другом, дрались, голова к голове, человек на человеке; сам Гласдейл стоял на подвесном мосту с топором в руке, прикрывая отступление.

Все взоры были прикованы к южным воротам, и никто не обратил внимания на то, что со стороны города началась переправа через реку - хотя мост был разрушен. Кто-то перекинул от южных ворот лестницу на Другой берег, а поскольку она была недостаточно длинная, прикрепил к ней кровельный лоток. Слишком поздно англичане заметили, что французы, словно канатоходцы, шли по лотку, они подкладывали все новые доски и, наконец, подожгли Турель с северной стороны.

"Отстреливайтесь!" - слышно было в Турели. Но тут случилось невиданное: стрелы выпали из рук, приведенные в замешательство люди глядели в небо. Святой Михаил в окружении всего сонма ангелов, сияя, появился в мерцающем орлеанском небе. Архангел сражался на стороне французов.

"Прочь от амбразур! Бон из Турели!" В паническом бегстве англичане падали кувырком по узким лестницам на подвесной мост. Бежавшие с передового укрепления натыкались на них, крики зажатого телами Гласдейла были напрасны.

- Классидас, Классидас! - донесся голос девушки со стороны передового укрепления.-Да простит Вам Царь Небесный! Вы называли меня потаскухой, но я сострадаю Вашей душе и всем английским душам...

Услышал ли Гласдейл эти слова? Через мгновение мост под ним рухнул. Французы подожгли лодку под мостом, клокочущая Луара сомкнулась над тяжелыми доспехами, над всем гарнизоном крепости Турель.

Как только на разрушенный подвесной мост положили новые доски, французы ворвались в форт, где не было ни души, а Жанна через южные ворота вернулась в Орлеан, как и обещала утром казначею. Под знаменем, с открытым забралом ехала она по городу, а по щекам ее текли слезы. Она спасла Орлеан, но не хотела убивать

врагов.

Все они погибли: Гласдейл, его командиры и подавляющее большинство защитников обеих крепостей. У немногих пленных, оставшихся в живых, в глазах стоял ужас. Они клялись, что это был сам святой Михаил и что все они его видели.

В Орлеане раздавалось столь громкое пение "Те Deum..."*, что оно почти заглушало колокольный звон всех церквей. Праздновали и во всех трактирах. Столярам, которые помогли соорудить переправу через реку, выделили из городской казны по шестнадцать су, чтобы они могли выпить чарку на праздник, и каждый снова и снова вспоминал свое участие в делах этого славного дня.

- Вы брали только длинные доски, чтобы заделать дыру в мосту? - спросил кто-то.

- Все доски во всем Орлеане не стоили бы выеденного яйца, если бы не старый кровельный лоток.

- Кровельный лоток?

- Да, его я прибил гвоздями к самой длинной доске. И кому бы удалось взять Турель? Без моего лотка... Может быть, вы думаете, что нам просто так заплатили по шестнадцать су?

"Ваше здоровье, ваше здоровье!" - отовсюду неслось ликование.

За другим столом сидел Жан д'Олон, конюший Девы, он считал себя героем дня.

- Как вы думаете, что я сделал? - спросил он в свою очередь. - Когда мы получили приказ к отступлению, а затем контрприказ Девы, мы должны были немного передохнуть, я огляделся, и положение мне не понравилось. Если мы теперь промедлим - сказал я себе, - то годоны на нас нападут и изрубят на куски. И тогда, как вы думаете, что я обнаружил? Штандарт Девы. Она оставила его, когда поскакала к винограднику. Понимаете, о чем я подумал?