Сражаясь с летающим цирком (Главы 1-14) - Эдвард Рикенбэкер

Несмотря на то, что в течение нескольких недель начало моей боевой карьеры сопровождалось разочарованиями, даже этот этап принес значительную пользу, результатами которой я воспользовался позже. Теперь можно заявить со всей ответственностью: одержи я первую победу во время первых вылетов к линии фронта - мне бы никогда не пережить дюжины боёв. Каждая обманутая надежда преподносила мне серьёзный урок, который, в конечном итоге, оплачивался сторицей вдесятеро. Если бы кто-нибудь из моих соперников прошёл через подобную школу разочарований, так раздражавших меня, то, возможно, он, а не я, рассказывал бы теперь дома своим друзьям о сериях побед над врагом.

Апрель во Франции очень похож на апрель где бы то ни было. Дожди и пасмурная погода налетают внезапно и вылеты становятся полностью непредсказуемыми. 29 апреля 1918 года мы проснулись в шесть часов и высунули наши головы из дверей для быстрого осмотра мрачных небес. Последние три или четыре дня постоянно лил дождь. Патрули не взлетали с аэродрома. Если бы они и поднимались в небо, то не обнаружили бы поблизости никаких самолётов противника, так как ни один из них не был замечен над линией фронта вдоль нашего сектора.

Около полудня наши надежды стало питать выглянувшее солнце. В тот день я был назначен в патруль и с трёх часов я наблюдал у ангаров как небо постепенно проясняется. Капитан Холл и я должны были дежурить в "тревожной" группе аэродрома до шести часов вечера. Ровно в пять капитан Холл принял телефонный звонок из французского штаба в Бомоне (Beaumont): вражеская двухместная машина только что пересекла наши линии и летит к югу над их головами.

Мы с капитаном находились на поле в лётных костюмах, а наши машины стояли друг рядом с другом, развёрнутые против ветра. За минуту мы вскочили в них и наши механики раскручивали пропеллеры. Именно в это время к нам подбежал сержант, дежуривший на телефоне, и попросил капитана Холла задержать вылет, пока не прибудет майор. Он собирался сопровождать нас и должен был появиться на поле через две минуты.

Пока сержант передавал сообщение, я осматривал небо на севере и вдруг заметил крошечное пятнышко на фоне туч над Форе де ля Рейн (Fort de la Reine), оторое я принял за вражеский самолёт. А вот майора видно не было. Наши двигатели постепенно набирали обороты, всё было готово. Указав Джимми Холлу (Jimmy Hall) на дальнюю крапинку, я умолял его взлететь пока мы не потеряли из виду нашу лёгкую добычу. Если мы станем дожидаться майора, то можем её упустить.

К моей радости капитан Холл уступил и немедленно приказал парням убрать из-под колёс колодки. Мотор его самолёта взвыл, он добавил газ, и через мгновение наши машины стремительно покатились по полю. Почти крылом к крылу мы взлетели и, быстро набирая высоту, взяли курс на нашего боша.

Через пять минут мы были над линией наблюдательных аэростатов, растянувшейся приблизительно в двух милях за линией фронта. Я находился по правую сторону от Джимми и справа по курсу в направлении Понт-а-Мусона по-прежнему мог различать нашу неожиданную жертву. Изо всех сил я пытался заставить капитана повернуть к ней, но хотя я покачивал крыльями, бросался из стороны в сторону и всячески старался обратить его внимание на цель, столь заметную для меня, он тупо продолжал лететь строго на север.

Я решил пойти на боша в одиночку, тем более, что капитан, очевидно, был весьма великодушен, предоставляя мне свободу действий. Соответствено, я резко отвернул от Холла и через пять минут нагнал врага, ловко заняв идеальную позицию и укрываясь прямо под его хвостом. Это была большая трёхместная машина, и стволы её пулемётов торчали назад над моей головой. Держа пальцы рядом с гашетками, я приготовился к броску вверх и резко взял ручку на себя. Я поднимался до тех пор, пока не смог перемещать прицелы по всей длине фюзеляжа. Неожиданно я остановил их на чём-то очень знакомом. Под каждым крылом ярко выделялась круглая французская кокарда! До этого момента я был настолько уверен, что это та самая немецкая машина, которую засекли во французском штабе, что даже не обращал внимания на её принадлежность.

Совершенно разочарованный собой, я круто виражнул в сторону от своего последнего просчёта, получив некоторое удовлетворение хотя бы от того, что крайне удивил и напугал трёх французов на борту аэроплана, которые даже не подозревали о моём близком присутствии, пока не увидели, как я стремительно пролетаю рядом. В любом случае, мне удалось подкрасться к ним незаметно, и будь они бошами, я смог бы без труда сбить их. Но теперь будет втройне сложнее увидеться с Джимми и объяснить ему, почему я оставил его для того, чтобы отлучиться на пять миль под хвост совершенно безобидного трёхместного союзника. Я осмотрелся, чтобы установить приблизительное местонахождение Джимми.

Он прыгал практически посредине плотного заграждения чёрных снардных разрывов над немецкими позициями, находясь на полпути к Сен-Мийелю и в миле или двух от линии фронта над гансами. Несомненно, он ожидал, когда же я обнаружу свою ошибку и догоню его, а пока он восхитительно проводил время в обществе зенитчиков, выполняя петли, бочки, скользя на крыло и штопоря прямо над их головами и выказывая презрение к ним. Наконец, в долгом грациозном пике он вышел из зоны огня "Арчи" и, пристроившись рядом с моей машиной, стал покачивать крыльями, словно смеясь надо мной, а затем внезапно повернул назад к Понт-а-Мусону.

Я не мог понять, знает ли он о присутствии немецкой машины в этом районе или нет. Но когда он стал менять направление полёта и развернулся к солнцу, я последовал близко за ним, понимая резонность подобного маневра. Я постоянно осматривал небо во всех направлениях.

Да! От северной части Понт-а-Мусона в нашем направлении летел истребитель. Он находился на высоте, примерно равной нашей. В тот же миг, когда я увидел его, то узнал в нём ганса по знакомым очертаниям их нового "Пфальца" (Pfalz). Более того, моя уверенность в Джеймсе Нормане Холле была такова, что я знал: он не мог допустить ошибки. А он по прежнему набирал высоту, точно сохраняя позицию между сиянием солнца и приближающимся самолётом. Я же буквально вцепился в Холла. Ганс неуклонно сближался, не подозревая о грозящей опасности, так как мы полностью находились на фоне солнца.

С первым же пике машины Джимми, я оказался рядом. Мы располагали преимуществом по высоте над противником по крайней мере в тысячу футов, и нас было двое на одного. Он мог уйти от нас в пикировании, так как "Пфальц" превосходен в этом маневре, в то время как наши более скороподъёмные "Ньюпоры" обладали маленькой забавной привычкой избавляться от обшивки при слишком неистовом нырянии через воздух. Шансов удрать у боша не было. Его единственным спасением могло стать пикирование к своей территории.