Сражаясь с летающим цирком (Главы 1-14) - Эдвард Рикенбэкер

Внезапно Джимми Мейснер обнаружил два истребителя "Альбатрос" почти над собой, заходящих со стороны солнца. Они уже начали атаку и, пикируя на "Ньюпоры", открыли огонь.

Джимми выполнил быстрый маневр и повис над ближайшим "Альбатросом". Так как преимущество по высоте теперь было у Джимми, он не преминул воспользоваться им, мгновенно свалившись на хвост противника, выпуская длинные очереди из пулемёта и пикируя за убегающим гансом. Но пилот "Альбатроса" знал толк в подобных играх и, прежде, чем Мейсснер смог догнать его, бросил машину в штопор, который не только превратил его машину в трудноуязвимую мишень, но и почти убедил Джимми в том, что самолёт ганса потерял управление.

Тем не менее, Джимми доводилось слышать истории о подобных уловках. Он решил пристроиться за вращающимся "Альбатросом" и увидеть конец схватки. Соответственно, на полном газу он устремился в безудержное пике. Одну тысячу, две тысячи, три тысячи футов он продолжает преследование, не обращая внимание ни на что, кроме выбранной цели, вращающейся перидически перед прицелом. Наконец он выпускает очередь, незамедлительно принесшую результат. Из "Альбатроса" вырывается клуб дыма, за которым появляется масса языков пламени. Одна из трассирующих пуль, выпущенных Мейсснером, попала в бак с горючим вражеской машины. Отважный победитель "выдёргивает" "Ньюпор" и осматривается удовлётворённым взглядом.

Едва ли не в тысяче футов под ним находятся окопы противника. С разных сторон пулемёты и мелкокалиберные "Арчи" ведут огонь. Он презрительно ухмыляется и ищет "Ньюпор" лейтенанта Дэвиса и другой "Альбатрос". Не видно никого. Наверняка они по другому борту. Всего один взгляд налево - и седце Джимми подступает к горлу.

Его левое верхнее крыло по всей длине осталось без перкаля! А когда он с ужасом вглядывается в другое крыло, то видит, что и его обшивка начинает отрываться от передней кромки крыла и хлопает на ветру. Преследование в пикировании было столь стремительным, что давление набегающего потока воздуха сорвало тонкий перкаль с обоих верхних крыльев. Без этих поддерживающих поверхностей его аэроплан рухнет камнем. Так как на кону стояла его жизнь, Мейсснеру было всё равно - падать на германской территории или на своей. Позже он признался, что всегда мечтал о военных похоронах. Итак, он сбрасывает скорость и, осторожно развернув шатающуюся машину, летит к французской территории.

Снизив обороты двигателя до минимально допустимых и управляя искалеченным самолётом с максимальной деликатностью, Мейсснеру удалось добраться до нейтральной полосы, а затем и перетянуть через американские траншеи. Он не решался менять ни направления, ни скорости. Менее чем через полмили его машина спланировала к земле и развалилась на части. Мейсснер выкарабкался из-под обломков и осторожно ощупал себя всего, чтобы убедиться: он по-прежнему реален и находится среди живых.

Такой была кульминация первой победы Джеймса Мейсснера и четвёртой на общем счету эскадрильи. Мейсснер выжил, чтобы неоднократно повторить свой успех и прибавить новый блеск к лучам славы нашей эскадрильи. Но подобная удача в смертельной ситуации редко улыбалась пилотам на фронте.

И снова весть о победе опередила победителя. Когда час или два спустя Мейсснер прибыл на аэродром на автомобиле, там уже находились американские фотографы и газетчики, которые стали умолять его позировать для снимка. Словно смущённый школьник, Джимми отталкивал их, восклицая: "Никто кроме меня не видел как упала горящая машина. Это ещё требует подтверждения". Каково же было его удивление, когда он узнал, что с французского наблюдательного поста наблюдали за ходом всего боя и уже сообщили по телефону не только результаты схватки, но и указали место, где Мейсснер совершил вынужденную посадку. Понадобилось наше вмешательство, чтобы заставить сбитого с толку пилота стать перед камерой. За последующие полгода это стало обычаем, с которым познакомилось большинство пилотов 94-ой.

Но наша радость была недолгой. Позже в тот же день капитан Петерсон вернулся с патрулирования над позициями противника и привёл домой двух из троих компаньонов, которые вылетели с ним. Мы все выбрались на поле, чтобы узнать новости. Петерсону удалось поджечь ещё один вражеский аэроплан. Этим он увеличил количество побед эскадрильи в тот день до двух, а общий счёт довёл до пяти. Но во время боя, в котором наша четвёрка пилотов атаковала пять монопланов "Пфальц", капитан Петерсон заметил, как один из его "Ньюпоров" стремительно пронёсся мимо, объятый пламенем. Быстро собрав вокруг себя патруль, он всмотрелся в их обозначения. Не хватало Чарли Чэпмена! В наличии все, кроме хорошо известной машины Чэпмена.

Тогда Петерсон припомнил, что Чэпмен вывалился из общей свалки, чтобы атаковать двухместный немецкий самолёт, находившийся ниже. Позже остальные пилоты восполнили недостававшие детали схватки. Не успел Чэпмен войти в пике, как у него на хвосте оказалась одна из машин противника. Чэпмен развернулся, чтобы перехватить преследователя и таким образом стал отличной мишенью для огня двухместника. Вспыхнувшее от первой же очереди, разгоревшееся пламя очень быстро разнесло ветром по всему аэроплану.

То была наша первая боевая потеря, которую мы тяжело переживали. Чарли Чэпмен был одним из любимцев нашей маленькой шайки, и каждому из нас было больно осознавать, что нам больше никогда не увидеть его жизнерадостной добродушной улыбки. Поверьте, мы приняли близко к сердцу ужас его гибели. Никакая из возможных смертей не страшит пилота так, как падение в горящем самолёте. Позже один из наших наиболее известных друзей разбился насмерть, выпрыгнув за борт, лишь бы избежать медленной пытки сожжения заживо.

Одним из самых забавных парней, которых направил в нашу эскадрилью всеведущий штаб воздушных сил, был некто, кого мы назовём "Т.С." ("T.S."). Для всех окружающих он был источником постоянных недоразумений, связанных подчас с непреодолимым желанием передать его в руки противника, где бы он имел возможность позабавить своими "шутками" лагери для пленных. Мы назовём его Т.С., потому что на самом деле у него другое имя. Т.С. попал к нам в начале учебного сезона и был немедленно квалифицирован как пилот, который боится своего предназначения. Он был откровенным трусом и даже не скрывал этого от окружающих. Эта прямолинейность ставила нас в тупик. Так же как и он, мы боялись пуль и войны, но всё же мы определённо стыдились признаться в этом. Но Т.С. не видел смысла в том, чтобы притворяться ханжой, когда речь идёт о смертельной возможности быть сбитым в небе. И в самом деле, требовалось определённое усилие, чтобы удержать Т.С. на стартовой отметке, когда возникала необходимость в патрулировании над вражескими позициями. Этот большой здоровяк был великолепным пилотом и всегда пребывал в добром здравии и отличном расположении духа. Но при этом испытывал неприязнь к пушкам и снарядам.