Вороний мыс - Михаил Барышев

Приметив на пути еще одну пилотку за камнем, Докукин не стал, как раньше, пятиться, а залег, присмотрелся и сплюнул от злости. В камнях опять была пристроена шинель, набитая всякой дрянью.

Дурачат же их егеря! А они тоже — разведчики называются. Как мальки, с ходу заглотнули наживку и дали водить себя на коротком поводке. Наверное, и с песцом, подкинутым Лыткиным на минное поле, все обошлось спокойно, потому что егеря не хотели до времени тревожить группу. Пусть, мол, разведывают себе на здоровье, донесения по рации передают…

За покатой, изрезанной щелями сопкой грохотнули, раскатились, приумолкли на несколько мгновений и устойчиво застучали очереди. Привычное ухо уловило в них глуховатое татаканье пэпэша. Автомат бил не сплошной строкой, а с паузами, расчетливо и прицельно.

«Гнеушев», — хлестнула тревожная мысль. Когда рвануло несколько гранатных взрывов, сомнений не осталось: старшина попал в беду. Огибать сопку и окружным путем пробираться в бухточку теперь уже не было времени. Сержант двинул напрямик.

Сам того не зная, Докукин вышел к гололобой скале, где ночью лежал Гнеушев.

В ясном свете утра бухточка была перед Докукиным как на ладони. Одинокая землянка, где неуютно топтался часовой, вслушиваясь в стрельбу, под скалой, на зеленом языке вороничника, полевая кухня с толстой черной трубой. Возле землянки был штабелек дров, а у кухни Докукин не увидел ни одного полешка. И повар около нее не топтался, хотя время подходило к завтраку, не суетились дневальные, никто не подходил с котелками. Как же так? Кухня — и без людей?..

Близкая стрельба не очень тревожила обитателей бухточки. Из землянки одиноко вышел офицер, о чем-то переговорил с часовым и снова возвратился в землянку.

Сержант пополз в ту сторону, где гремели автоматные очереди, но отвесная скала преградила путь. С полчаса Докукин лазил по гранитным откосам, беспокойно вслушиваясь в отрывистое стрекотание автоматов. В ту сторону с сопки хода не было. Докукин уже было решил идти берегом, но стрельба в скалах оборвалась. С четверть часа сержант ждал, что снова знакомо рокотнет пэпэша.

«Неуж все…» — обреченно подумал Докукин.

Потом он возвратился на скалу и оттуда увидел, как двое егерей приволокли Гнеушева и кинули возле землянки перед офицером с опрятными рыбками серебряных погон.

Рука сама собой потянулась к гранате, но разум остановил бездумное желание. Гранату не докинуть и убойной очередью автомата со скалы тоже не достать врагов, тесной кучкой облепивших неподвижного старшину.

Откроешь стрельбу — выйдет пустой шум. Егеря всполошатся и кинутся ловить Докукина.

Теперь сержант не имеет права погибнуть в запальчивой схватке. Он должен сообщить «Чайке», что в другом месте надо искать ударный фрицевский кулак. В другом!.. На Вороньем мысу, может, всего десятка два егерей и наберется…

Надо было немедленно уходить к пещерке, передать донесение, отводить в береговые скалы остатки группы, командиром которой так неожиданно оказался Павел Докукин. А он лежал на шершавом, еще не отдавшем ночной холод граните и смотрел на егерей, суетливо гомонивших возле Гнеушева. Докукин не мог помочь ему. В этом сержант обвинял себя беспощадно и жестоко. Понимал, что на войне случается так, что и сотня иной раз не выручит одного, но невыносимо было видеть, как на глазах гибнет товарищ, командир. Он же ждал помощи, надеялся, до самой последней минуточки верил, что помогут, защитят, оберегут. А Докукин в это время готовил толченые сухарики и расстраивался, что Лыткин не желает их кушать. На час бы раньше пойти — и успел бы, а теперь…

Потом офицер не спеша достал пистолет из кобуры — и под скалой ударил выстрел, тихий и нестрашный, будто на берегу переломили сухой прутик.

Докукин сунул в карман гранату и побежал по склону. Теперь он торопился. Гнеушева уже нет в живых, а Кобликов и Лыткин в счет не идут. От него, Павла Докукина, теперь зависит все. Ему держать ответ за ложные донесения, которые передавала группа. На его совести будут сотни ненужных смертей, если он не успеет сообщить «Чайке» самое главное донесение с Вороньего мыса.

Вот ведь беда какая навалила! До седых волос дожил Павел Докукин и так обмишурился…

Ничего, еще можно послать донесение. Надо только скорее поспеть к пещерке, и Кобликов в момент развернет свою машину. У него это ловко получается. Дернет стерженек антенны, щелкнет раз-другой рычажками и начнет сыпать ключом, как горох о стекло…

Докукин скатывался с уступов, перепрыгивал через валуны, карабкался по расселинам, спотыкался об узловатые корни березок. Пер напролом. Бежал с тяжелым сапом, как запаленный конь. Не скрываясь, не опасаясь, что его приметят.

С лица градом катился пот, сердце ошалело колотилось, и сосущая боль разливалась под ребрами. На минуту-другую Докукин разрешал себе остановиться, перевести дух, хоть немного унять колотье в груди. Затем снова начинался сумасшедший бег по диким скалам.

Скорей! Торопись, Докукин! Спеши, сержант! Успей сообщить «Чайке», что узнал, что увидел собственными глазами… Успей, голубчик!

Не все дозоры были манекенами. Когда Докукин одолевал склон очередной сопки, по нему ударил пулемет. Очередь распластала сержанта на камнях. Пришлось отползать за валуны и обходить сопку.

На этом он потерял полчаса.

Немцев разведчик увидел тогда, когда подошел к спуску в лощину, на которой знакомо светлело озерко.

Сержант притаился за камнем, разглядывая, как по склону, растянувшись гуськом, идут шесть егерей в камуфлированных плащ-палатках. Облава! Наверное, будут прочесывать каждую лощинку, заглядывать в расселины, рыскать по уступам, простреливать автоматными очередями ерник и березовые кусты…

Докукин усмехнулся нелепой опаске. Какая там, к лешему, облава, какое прочесывание? Он же знает, что на Вороньем мысу всего полтора-два десятка егерей. Шестеро шли сейчас по склону, наверное, столько же сидит в редких дозорах и находится в землянке вместе с офицером. Вот и весь немецкий гарнизон!

Ничего, поглядим еще, посмотрим, мать вашу за ногу, кто теперь кого переборет. Пока вы будете чухаться в камнях, разыскивать разведчиков, донесение перелетит через фиорд и ляжет на стол капитана Епанешникова…

Чтобы не попасть егерям на глаза, снова пришлось делать крюк, красться за валунами, ползти между кочек.

Немцы уверенно спускались к озерку. Они не рассыпались, как ожидал Докукин, цепочкой, не шарили за валунами, не простреливали кустарники. У озера передний начал забирать вправо, но один из идущих остановил его и показал рукой на заросли березок, прикрывавших подходы к пещерке.

У сержанта защемило в груди. Он понял, что егеря знают, где укрылась разведгруппа, и идут наверняка. Видимо, засекли еще раньше и сознательно не тревожили разведчиков. Так опытный охотник, приметивший песцовую нору, придет к ней с ружьем или капканом тогда, когда созреет дорогая шкурка…

Докукин опаздывал. Если бежать напрямик, егеря заметят и огнем преградят дорогу к спасительному клину березовых кустиков. Двое затеют перестрелку, а остальные тем временем доберутся к пещерке и накроют ребят…

Надо было опять давать крюк, забираться повыше в скалы, подходить со стороны каменной осыпи.

Кобликов-то!.. Кобликов чего рот раззявил? Неуж не видит, что егеря прут к пещерке. Накроют ведь, тепленькими возьмут, без выстрела… Может, Ленька возится с Лыткиным, водой его поит, уговаривает сухари съесть и ничего не видит?.. Может, сомлел от усталости и придремал? Вторые сутки ведь пошли, как Леньке и Докукину нет передыху. Сержант к таким делам привычный, и то у него руки-ноги дрожат и все косточки стонут. А Кобликову каково?.. Пригрело солнышко, и сморило парня. Тут ведь на минуточку глаза закрой и — шабаш!..

Ну что же ты, Ленька! Стрелять же надо, бой принимать… Самый край пришел!

И словно откликаясь на смятенные мысли, в зарослях березок сухо хлопнул карабин. Раз, второй, третий… На подмогу ему совсем уж неожиданно застрекотал автомат. Лыткин оклемался!

Егеря в лощинке замятушились, залегли под кочками и густо сыпанули ответными очередями.

Ленька ожидал возвращения Докукина, а увидел на сопке егерей. Впервые в жизни Кобликов увидел врагов не в кино, не распоясанными, понурыми «языками», а наяву. К нему шли люди, с автоматами на изготовку, с гранатами, сунутыми под ремни. Шли, чтобы убить Леньку, Лыткина, сержанта, всякого русского, который попадется на пути. Для этого им дали автоматы и гранаты, научили стрелять, привезли на Вороний мыс…

Когда егеря круто повернули и стали спускаться к озерку, потерялась спасительная мысль, невероятная надежда: «Может, просто дозор… Может, стороной пройдут». По деловой неторопливости, с которой егеря спускались в лощину, Ленька понял, что идут они к пещерке, и идут наверняка.