Вороний мыс - Михаил Барышев

— Игорь!.. Игорь же! — Ленька тряс Лыткина за плечи. — Немцы! Немцы ведь подходят!

— Больно мне, — бормотал Лыткин. — Грудь больно… Какие немцы?

— Егеря! Сюда идут… Шестеро… Уже у озерка… Убьют же нас!

— Убьют! — с присвистом выдохнул писарь и стал подниматься. — Как убьют?

— Как убивают! — закричал Ленька. — А то в плен попадем… Подходят же егеря, а сержанта нет и старшины тоже…

— Где они?

— Не знаю!.. Не знаю я, понимаешь! Старшина еще вечером ушел… Немцы подходят! Надо бой принимать.

Лыткин выполз с автоматом из пещерки и лег в зарослях березок.

— Уходить надо, — сказал он Кобликову, нервно облизав губы. — Вверх по насыпи забираться. В камнях не найдут… Отступать надо…

— Не велел Докукин уходить, — тоскливо ответил Ленька, разглядывая собственную смерть, не спеша подбиравшуюся по моховой низине. — Не велел… Сказал, чтобы здесь мы его дожидались, а если немцы, так сказал, чтобы бой принимать… Они со старшиной услышат и на помощь придут…

Торопливо передергивая затвор, Кобликов выпустил по егерям первую обойму. Потер плечо, занемевшее от толчков приклада, и стал перезаряжать магазин. Лыткин начал бить из автомата.

Егеря сыпали в ответ. Пули сбивали ветки, цокали о камни, залетели в пещерку. У Леньки уже был прострелен рукав шинели и на стенке дюралевого ящика рации, которую он держал рядом с собой, вдруг затемнели дырки с аккуратно вогнутыми краями. Рация качнулась от невидимого удара и внутри брякнуло стекло.

За спиной затрещали кусты. Ленька крутнулся с карабином, но в березки вместе с осыпавшимися камнями скатился сержант Докукин. Потный, грязный и злой. Из прорех разодранного ватника торчали серые клоки. Брюки были заляпаны торфом. На скуле краснела ссадина.

— Рацию, Кобликов! Немедленно разворачивай! Да скорей же ты, чего выставился?

Ленька машинально потянул за ремень рацию и нащупал было штырек антенны, но на глаза попались аккуратные дырки на дюралевом боку.

— Вот!..

— Чего «вот»? Скорей разворачивай!

— Разбита, товарищ сержант…

— Как разбита? — упавшим голосом спросил Докукин, и глаза его стали седеть. — Как это так — разбита? Ты что мелешь!..

— Очередью, товарищ сержант… Она стояла тут, а ее стукнуло. Вон, глядите, какие дырки…

Ленька повернул рацию, и Докукин тоже увидел аккуратные отверстия на дюралевой стенке.

В дикой, невероятной надежде Кобликов с минуту щелкал переключателями настройки и диапазонов, но дюралевый ящик не откликнулся ни единым звуком.

— Лампы вдребезги… И выходной трансформатор, наверное, тоже.

— Не уберег, значит, рацию, Кобликов, — с укоризной и растерянностью сказал сержант, и щека его дернулась, словно Докукина укусил невидимый комар. — Не уберег… Старшина погиб. На моих глазах его добивали… Прошел в бухточку и попался… Раненного уже прикончили.

В кустах веером рассыпалась очередь. Сбитый сучок ткнулся в лицо Докукина. Сержант отмахнул его, выругался и стал прилаживаться с автоматом.

— Нет егерей на Вороньем мысу, Кобликов… Вот только эти, да еще с десяток в бухточке и на сопках наберется… А мы здесь целую армию насчитали… Нет егерей.

— Как же так? — опешил Ленька. — Мы же сообщали…

— То-то и оно, что сообщали… Теперь вот надо другое сообщить… А как? На пальцах, что ли, показывать?.. Рацию-то погубили… — упавшим, равнодушным голосом сказал он. Докукин осунулся, словно в нем вдруг разжалась какая-то важная пружина. То, что немцы напоследок расколотили рацию, казалось сержанту теперь частью дьявольски хитрого плана. Оплели они разведчиков, облапошили со всех сторон и лишили возможности поправить беду.

Голова была тяжелой, словно налитой свинцом. Мысли ворочались туго, натыкались одна на другую.

Что делать? Что придумать сержанту Докукину, чтобы отвести свою страшную промашку?

Увертливые фигурки егерей скользили между кочек, огибая озерко. Минут через пятнадцать они переберутся через лощинку и подойдут к склону. Там валуны, там им будет легче…

Гулкой очередью залился автомат.

— Окороти, Лыткин, чего без толку сыплешь? — одернул Докукин разгорячившегося разведчика. — Патроны надо беречь… Хорошо, хоть ты в разум пришел… Вишь, тварюги, куда забирают! В камешки норовят…

Прицельным огнем сержант прижал в болотине двух егерей, стремившихся проскочить к валунам.

Услышав, что в ответные очереди влился еще один автомат, немцы снова замешкались.

— Куснули горяченького!.. Не по носу вам такие дела, — зло сказал Докукин, перезаряжая магазин. — Идти можешь, Лыткин?

— Могу, товарищ сержант, — с готовностью, словно он ожидал этот вопрос, откликнулся Лыткин. — Полегчало мне… Вправду, с утра полегчало… Могу идти!

Он говорил торопливо, словно боялся, что сержант не поверит.

— Могу идти…

— Можешь так можешь… Хоть тут полегче будет…

— Опять ползут, товарищ сержант!

— Ладно, пусть ползут… Ты, Кобликов, спокойнее держись, не наводи панику, от шестерых отобьемся…

В голову вернулась ясность, пришел трезвый практический расчет.

— Первое дело, надо, ребята, сообщить, что никакого сосредоточения немцев на Вороньем мысу нет… Сегодня я только во всем разобрался. Как к бухточке прошел, так мне и осветило. Дозоры, что мы на сопках видели, так это же чучела. Старые шинели, мхом набитые… Старшина тоже, видать, все сообразил, вот его и не выпустили из бухточки. Ну и нас для надежности решили прихлопнуть… Понимаешь, Кобликов?

— Понимаю, — шепотом, будто принимая тайну, ответил Ленька. — Как же теперь? Передавали ведь мы…

— Ложно передавали… Слушай меня, Кобликов, и запоминай крепко. Раз рация погибла, сообщение в роту надо своим ходом доставить. Тебе надо живым дойти и обсказать товарищу капитану все, как есть на самом деле…

Докукин замолчал. Стал думать о Катерине, о дочках, которым, видно, не дождаться отца с войны. Скосив глаза, увидел напряженный профиль Леньки Кобликова. Сведенные к переносице брови, вздернутый нос и губы, в уголке которых прорезалась складочка, чужая и ненужная на молодом лице. Приметил смертельную усталость на посиневшем от холода и сырости лице и острые, по-мужски выточившиеся скулы.

И дочек жалко, и этого парнишку тоже надо от смерти спасать. Обделила природа Докукина сыном, так хоть чужого напоследок он убережет.

— На тебя надежа, Леонид…

То, что Докукин назвал Кобликова по имени, помогло Леньке сообразить, какой тяжкий груз наваливает на его плечи сержант, по годам подходящий Леньке в отцы.

— А как же вы, товарищ сержант? — испуганно спросил Кобликов. — Как же вы?

— Соображу как-нибудь… — невесело откликнулся Докукин. — Соображу… Мне на тот свет торопиться резону нет. Карабин давай, гранаты и патроны тоже. Вам на двоих одного автомата достанет, а мне нужно для видимости из карабина постреливать, чтобы егеря не разобрали… Вы с Лыткиным сейчас кустиками в сторону отбивайтесь, а я здесь пока повоюю… К берегу идите… К тому месту, где веревка спрятана. Туда бот подойдет… Сигналы помнишь? Вот и ладно… Топайте, ребятишки.

— А вы как?

— Будем живы, не помрем… Есть у нас в Лахте такая присказка. Я егерей в сторону отведу. Не все им нас облапошивать. Теперь я с ними в жмурки поиграю… Вишь, как наскакивают, заразы!

Докукин припал к прикладу карабина, еще хранящему тепло Ленькиной щеки, повел мушкой и плавно нажал спуск. Крайний егерь, снова кинувшийся к валунам, дернулся и застыл под кочкой, неловко откинув автомат.

— Ага, достал одного… Да уходите же вы скорее!.. У старшины Якимчука вещевой мешок я оставил, блокнотик там, в полотенце завернутый. Адрес написан. Ежели что, отпишите моим… По кустам ползком пробирайтесь… Двигайте, ребята!

Сержант вдруг схватил Кобликова за плечи со смятыми погонами и прижал к себе, уколов щетиной, хлопнул по спине Лыткина, подтолкнул в кусты.

— Приказываю, одним словом… Сполняйте!

И пополз навстречу егерям. Последнее, что увидел Кобликов, были растоптанные, с союзками на передках, кирзовые сапоги. Стертые подковки и розовый кусочек кварца, застрявший в гнезде вылетевшего гвоздя.

— Ну немножечко еще! Вон до того камешка!

— До камешка, — откликался Лыткин и напрягался телом. — Я сейчас, сейчас… До камешка… Я дойду!

— Конечно, дойдешь… Ногу сюда ставь!

— Поставлю… Ты, Кобликов, меня не бросай!

— Сказано же, не брошу, — отвечал Ленька, сердясь на назойливую просьбу Лыткина. Он не мог понять, как писарю могла прийти в голову эта мысль, нелепая до абсурда.

— Я ведь почти здоров… Слабость только, а так здоров… Ты не бросай меня!

С каждым метром, пройденным по скалам, сил у Лыткина оставалось меньше. Он обвисал на Леньке, жадно хватал воздух и просил остановиться.