Страх - Владимир Константинов

— Здравствуйте! Вы ко мне?

— Здравствуйте! Вы — Гладких Людмила Сергеевна?

— Да, — кивнула она.

— В таком случае, к вам. Я из транспортной прокуратуры. Старший помощник прокурора Калюжный Эдуард Васильевич. Одну минуту, — он полез в карман за служебным удостоверением.

— Не надо, — остановила его Людмила. — Я и так вам верю. Проходите, пожалуйста.

Двухкомнатная квартира Гладких была скромно, но со вкусом обставлена. Везде чистота и порядок — чувствовалась заботливая рука хозяйки. Есть квартиры, в которых любой человек чувствует себя уютно и комфортно. Эта была именно из таких.

— Присаживайтесь, Эдуард Васильевич, — Людмила указала рукой на кресло. А когда Калюжный сел, спросила: — Вы, вероятно, по поводу убийства Геннадия Федоровича?

— А отчего вы уверены, что его убили?

— В этом не одна я уверена. Так считают все члены нашего комитета. Устинов кому-то очень мешал проворачивать свои грязные делишки. Кофе хотите?

— Не откажусь.

— Ага, я сейчас… Мама возьми Павлушу.

Из соседней комнаты вышла пожилая женщина, тихо поздоровалась с Калюжным, взяла у дочери внука и вышла. Людмила ушла на кухню.

«Отчего же я раньше даже не удосужился с нею переговорить? — подумал Эдуард Васильевич, глядя вслед хозяйке. — Может быть правы те, кто утверждает, что на подобной службе нельзя находиться более десяти лет? У человека, сталкивающегося с людскими бедами и несчастьями, постепенно отрафируются многие человеческие чувства. Существует даже целая научная база. Это, видите ли, защитный рефлекс нервной системы от постоянных перегрузок, Может быть. Очень может быть. Но, на мой взгляд, все зависит от самого человека. А для оправдания его несостоятельности и разгельдяйства можно придумать любую концепцию. Вот именно».

Вернулась Людмила с чашкой кофе.

— Вот, пожалуйста, Эдуард Васильевич, — она протянула ему чашку.

— А вы сами?

— Я пила перед вашим приходом. — Спохватилась. — А может быть вы пообедаете? — И видя нерешительность Калюжного, продолжала уже более уверено: — Нет, правда? Время уже обеденное. Я только-что сварила борщ. Соглашайтесь.

— Спасибо, не откажусь, — ответил Эдуард Васильевич, удивляясь самому себе. В квартире этой хрупкой женщины с ликом Богородицы он чувствовал себя так, будто попал к старым и добрым друзьям.

— Тогда пойдемте на кухню.

После обеда они вернулись в комнату.

— А ваш муж, он на заводе работает? — спросил Калюжный.

— Нет. Охраняет склад одной торговой фирмы.

— Хорошо получает?

— Да кого там, — махнула рукой Гладких. — Пятьсот рублей. При нынешних ценах это разве деньги. Верно?

— Верно, — согласился Калюжный. — Как же вы живете?

— Да так… Муж ведь получает пенсию. Он — «афганец». Да мамина пенсия. Так вот и выкручиваемся.

— Людмила Сергеевна, в чем суть конфликта между Устиновым и администрацией завода, почему был организован ваш общественный комитет?

— Это долгая история.

— Ничего, я не тороплюсь.

После несколько сбивчивого, но обстоятельного рассказа Людмилы Гладких, Эдуарду Васильевичу стала более или менее ясна картина событий, произошедших в последние годы на заводе.

Элктродный завод был построен в семидесятые годы рядом с Березовским месторождением каменного угля, не имевшему аналогов в мире по высокому содержданию в нем углерода. До этого Советский Союз был вынужден покупать электроды на Западе за валюту, причем, цены на них определяли западные фирмы. С открытием Березовского месторождения было решено построить Электродный завод. Он был возведен в рекордно короткие сроки. Рядом с заводом вырос и современный город для рабочих. Вскоре завод не только смог обеспечить электродами потребности страны, но и стал поставлять их на внешний рынок, сбивая тем самым цены иностранных фирм. Дела завода процветали. Каждый работник был обеспечен квартирой и имел стабильный хороший заработок. Но в период массовой приватизации для завода наступили мрачные времена. В стране резко сократились энергоемкие производства и, как следствие, — потребности в электродах. Но самое удивительное, что те предприятия, которые ещё остались, отчего-то предпочитали покупать их у западных фирм, хотя электроды завода были не хуже и намного дешевле. Сократился и внешний рынок. Произошло перепроизводство продукции — её некому было сбывать. Несмотря на отчаянное сопротивление дирекции завода и областной администрации, завод был объявлен банкротом и решением арбитражного суда на него был назначен внешний управляющий — Петр Осипович Самохвалов. Вскоре завод оброс всевозможными фирмами-посредниками, высасывающими из завода последние силы. Им за бесценок сбывались неликвиды, оборудование, часть готовой продукции. Это объяснялось заботой о рабочих — им надо было платить заработную плату. Хотя эта зарплата походила скорее на нищенскую подачку. В заводоуправлении постоянно толкались какие-то подозрительные типы со скользкими взглядами и дурными манерами. Все шло к полному краху огромного современного завода, жемчужине отечественной промышленности.

Геннадий Федорович Устинов прекрасно понимал, что за всем этим стоят могущественные силы, которым не может противостоять даже областная администрация. Все шло к тому, чтобы окончательно раззорить завод и продать его за бесценок, что называется, с молотка. Подобное уже не раз и успешно было проделано с Североникилем, Красноярским алюминиевым и другими предприятиями-гигантами. Тогда-то и объявятся новые хозяева завода. А может быть даже не они сами, а их подставные люди. Устинов, как мог, боролся с новым внешним управляющим, а когда понял, что его сил в этой борьбе явно недостаточно, организовал Общественный комитет по спасению завода, куда вошли многие люди, кому была небезразлична судьба родного завода. Если бы не этот комитет, завод уже давно постигла бы печальная участь остальных быть проданным за бесценок олигархам — этим новоявленным русским ротшильдам и роквеллерам.

Конечно, будущие хозяева завода, остающиеся пока в тени, не могли простить все это Устинову, мешавшему претворению в жизнь их планов.

— Так вы, Людмила Сергеевна, считаете, что Устинова убили именно из-за этого? — спросил Калюжный, когда Гладких закончила свой рассказ.

Она не определенно пожала плечами.

— Вполне возможно.

— Что значит — вполне возможно? Вы-то сами в этом убеждены?

Но вместо прямого ответа, Людмила сказала:

— Инженер отдела комплектации Евгений Огурцов случайно оказался свидетелем разговора между Самохваловым и одним из «фирмачей».

— Фирмачей?

— Так мы называем работников созданных Самохваловым фирм.

— Ясно. И о чем же был разговор?

— Об устранении Геннадия Федоровича.

— Что, так прямо говорилось о его убийстве?

— Я уже точно не помню, но смысл был именно таков. Вам лучше об этом расскажет сам Огурцов.

— А где мне его найти?

— На заводе. Он по прежнему работает в отделе комлектации.

— А кроме вас, он ещё кому-то рассказывал об этом разговоре?

— Не знаю, но не думаю.

— Почему?

— Такое не доверишь каждому. Мы с Женей были близко знакомы — учились в одном классе. И вообще, у нас с ним очень доверительные отношения.

— Понятно. — Во время всего их разговора Калюжному показалось, что Людмилу все время подмывало сказать что-то очень и очень важное, но она никак не решалась. Поэтому спросил: — Вы, кажется, хотели ещё что-то сказать?

Она бросила на него короткий взгляд, покраснела и после довольно продолжительной паузы проговорила:

— Нет. Все что знала, я уже сказала.

Но Огурцова на заводе Эдуард Васильевич не нашел. Никто не мог сказать и где его найти. Попробовал позвонить ему домой. Бесполезно. Его телефон не отвечал.

Калюжный решил побеседовать с работниками технического отдела. Но люди на его вопросы отвечали неохотно, боялись сказать лишнее. И он их понимал. Очень даже хорошо понимал. Завод был единственным источником их существования. Потерять работу никому не хотелось.

После поздки на завод Эдуард Васильевич откровенно растерялся. Что же теперь ему делать? Оснований для возбуждения уголовного дела по убийству Устинова у него было явно недостаточно. Но и оставить все как есть он теперь не мог. Нужно будет связаться с Искитимской территориальной прокуратурой. Может быть у них что есть по этому заводу.

Глава восьмая: Говоров. Новые обстоятельства.

Вечером, стоило мне выйти из прокуратуры, как я был подхвачен под руку своей Ксантиппой.

— Говоров, ты порядочный свинтус, — заявила Марина.

— В каком смысле? — спросил я отстраненно и попробовал было освободить руку. Но не тут-то было. Она держала её так, будто это было последнее, что осталось ей в жизни.

— Ты почему ушел из дома?

— Извини, дорогая, но ты очевидно заспала обстоятельства вчерашнего вечера? В таком случае я тебе их напомню. Ты мне указала на дверь и в совершенно ультимативной форме потребовала убираться. У меня не было альтернативы.