Эликсир вечной молодости - Ирина Арбенина

— Он показывал! Все не так просто… Вадик был очень аккуратным человеком. Пунктуальным до минуты… Знаете, в бизнесе иногда и минуты могут оказаться решающими. И он часы неоднократно пытался отладить. Но они словно заговоренные. Две минуты — каждые сутки. Не больше не меньше. Он, в общем, все собирался купить другие… Да все откладывал.., потому что именно эти часы были ему очень дороги… Подарок! К сожалению, другие часы он купить так и не успел. Женщина принялась тереть глаза платком. Понятно было, что теперь у нее и надежды не оставалось на то, что этот пропавший Вадик обнаружится… Если часы нашлись, а хозяина спустя почти двенадцать месяцев так и нет, то это могло означать только одно. А именно: то, что он уже никогда не найдется.

Когда женщина ушла, Богул взял в руки часы и, сверившись со своими, поставил на них точное время.

— Итак… Проведем эксперимент. Сейчас двенадцать часов сорок минут. Через сутки увидим: отстают эти часы на две минуты или не отстают… Это часы Кикалишвили, — пояснил лейтенант Ане.

— И вы думаете, что именно они принадлежали пропавшему автовладельцу Вадику?

— Увидим!

— А вы уже спросили у Кикалишвили, откуда у него эти часы?

— Пока нет. Еще время не пришло… Чтобы задать ему этот вопрос убедительно, толково, я должен точно знать, что эти часы принадлежали пропавшему человеку. Тогда уж я друга Отарика спрошу так, что он не отвертится. Ну, а задам я этот вопрос сейчас… Что будет? Скажет Отарик: где взял, где взял — купил! И давить пока на него нецелесообразно. Этим приемом тоже нужно пользоваться с умом, в удобные моменты. Что ломать человека без особой нужды… Нет смысла.

Лейтенант убрал часы в сейф.

— Время пошло!

— Кстати, Богул, а каким образом у вас оказались часы Кикалишвили? — удивилась Светлова. — Как вы оформили изъятие?

— Да ничего я не оформлял, — хмыкнул белобрысый лейтенант, — просто попросил на время.

— Ничего себе “просто”! И он согласился? Теперь пришла очередь лейтенанта удивленно поглядеть на Светлову.

— Да… А что? У него были варианты?

— Ах, ну да! — вздохнула Светлова. — Кажется, на наших бескрайних просторах это называется “диктатурой закона”.

— Да бросьте вы подыскивать определения тому, без чего в нашей жизни никак не обойтись! — махнул рукой лейтенант. — Не углубляйтесь в эти дебри. Какая разница, как называется? Важно не как называется, а почему явление существует. И тут мы с вами, увы, ничего изменить не в состоянии. Поверьте уж мне в данном случае как историку.

Светлова усмехнулась: список ее визитов был на редкость изысканным. И очень насыщенным. Колония… Милиция… Теперь вот — приют!

— Осич Валентина Терентьевна.

Полная женщина с внешностью матери-героини пожала Светловой руку.

— Только, пожалуйста, излагайте вашу просьбу коротко. А то у меня скоро полдник.

— У вас?

— Ну, у детей, я хочу сказать…

— Как к вам трудно попасть! — пожаловалась для начала Аня.

— Совершенно верно.

— То есть, если бы Богул за меня не походатайствовал, вы бы и говорить со мной не стали? — Возможно. Наш приют — это детское учреждение, и оно не может не быть закрытым. Не говоря уж о том, что близкие и родные наших детей — это часто социально опасные личности. Поэтому кто попало войти сюда не может.

— Я уже убедилась.

Действительно, первоначальная Анина попытка войти в здание приюта была незамедлительно пресечена охраной. Довольно жестко, надо сказать, будто Светлова пыталась проникнуть в хранилище банка.

И только предварительно созвонившись с директрисой приюта Валентиной Осич и сославшись на просьбу Богула, Анне удалось договориться о встрече. Все это несколько контрастировало с внешностью Осич, с почти материнской теплотой и уютом, исходившими от этой пышной и приятной дамы, что так и хотелось гонимому страннику прислониться к ее пышному плечу и хоть немного отдохнуть. Такая и пожалеет, и приласкает. Правда, с этой женственной теплотой контрастировало и решительное, жесткое рукопожатие Валентины Осич. Неожиданно мужской жест. Как известно, женщины не обмениваются рукопожатиями — во всяком случае, спокон веку, согласно этикету, это было не принято.

— Итак, что вас, собственно, интересует? — Осич мельком взглянула на Аню.

И более, чем закрытость приюта и манера здороваться, Аню кольнул ее взгляд, острый и настороженный.

— Да я, видите ли, психолог, — затянула свою песню Анна. — Собираю материал для исследования. И Стас Богул посоветовал мне обратиться к вам.

— Ну, хорошо, хорошо! — прервала ее Осич. — Все понятно. Что конкретно вас интересует?

Непонятно было все-таки, поверила Осич Светловой или нет. Во всяком случае женщины с таким каменным рукопожатием безропотно “под лапшу” уши не подставляют. Но по каким-то причинам Осич согласилась с Аниной легендой и в ответ тоже затянула свою песню:

— Наше учреждение — детское учреждение нового типа. Дело в том, что обычные детские дома не справляются с многообразием требований, которые выдвигает сегодняшний день. И вот возникла потребность в учреждениях нового типа…

Светлова кивнула с видом человека, разбирающегося в проблеме, что, мягко говоря, не совсем соответствовало истине.

— Поэтому у нас именно приют, а не детский дом, — подчеркнула Осич. — Видите ли… За несколько лет нашего существования мы стали необходимой частью жизни нашего города. Заполнили, понимаете ли, определенную нишу…

— Вот как? Нишу? — лицемерно изобразила крайний интерес к теме Светлова.

— Да! Знаете, например, у нас в городе совершенно прекратились случаи умерщвления новорожденных.

— А что, было и такое? — ужаснулась от неожиданности Светлова — Представьте! Знаете, иногда одинокие матери в отчаянии выбрасывают младенцев в мусорные ящики! Бывает и такое. Вы наверняка читали о таких случаях в прессе. Теперь эти женщины знают, что есть место, где их ни о чем не будут спрашивать. И иногда они просто приходят и оставляют у нас младенца, — просветленно повествовала с тихой радостью в голосе Валентина Осич.

— Да что вы?! — Светлова все никак не могла врубиться, чему тут, собственно, можно так уж радоваться.

— Представьте! Однажды, еще в самом начале нашей работы, как только приют открылся, мы на крыльце дома мальчика новорожденного нашли! Ну а сейчас, знаете, мы даже такие “сени” специальные сделали…

— То есть вы хотите сказать: рожайте, приходите и кладите?

— Ну, вы уж слишком заостряете… Эту проблему, видите ли, репрессивными мерами не решить. Лучше так, чем находить трупики в мусорных баках. Понимаете, мы все должны постоянно двигаться по пути гуманизации нашей жестокой жизни.

Светлова, которую пасли бандиты, энергично закивала, откликнувшись всей душой — ох, не помешала бы нам гуманизация нашей жестокой жизни, не помешала!

— Если у наркомана первым делом спрашивать анкетные данные, он никогда не придет лечиться. Так же и тут. У женщины часто нет иного выхода, как оставить ребенка…

— Да-да, вы правы, конечно. Все это очень интересно.

Светлова все ждала, когда наконец возникнет в разговоре момент, чтобы можно было более или менее непринужденно перевести его на Немую.

Осич сама предоставила Анне такой момент.

— Знаете, — она взглянула на часы, — я уже опаздываю на полдник. Так что идемте со мной.

Светлова с энтузиазмом согласилась. За компотом и булочкой можно было бы поговорить не только о функциях детского учреждения нового типа, но и просто посплетничать.

Но Осич понесло!..

Гордая своим “детским учреждением нового типа”, она уже не давала Светловой вставить и слова… Квохтала упоенно, как наседка:

— Разнообразие причин, по которым дети попадают на улицу, огромно. Да поменьше бы, конечно, нашему обществу этого разнообразия! Вот, например, к нам попала цыганская девочка Кристина, которую ее мама эксплуатировала в попрошайническом бизнесе. А потом, на грани полного истощения детского организма, бросила ребенка на улице.

Аня кивала и думала, когда же можно будет наконец перейти к другой девочке. Девочке-Маугли.

— Вообще-то название “приют”.., дореволюционное такое.., это неофициально. Это нас так в городе зовут. Официально мы именуемся Детским домом временного пребывания № 7.

— Понятно, понятно…

— И такие дома, знаете ли, есть далеко не везде! А точнее — почти нигде их нет. Когда в нашем городе открывали приют, педагоги до всего додумывались сами, потому что аналога — детского учреждения, у которого можно было бы поучиться, не нашли. В других городах ребенок, который по тем или иным причинам оказался вне семьи, но не совершал правонарушения, попадает вместе с малолетними преступниками, преступившими закон, в детприемник.

— Какой ужас!

— А представьте, что ребенок просто уехал покататься на автобусе? За таким взволнованные родители — что-то долго катается! — бывает, прибегают через день-другой. У нас в доме временного пребывания бывают такие — довольно часто. Ну зачем такому ребенку трое суток с преступниками находиться? Там ведь, в детприемнике, и воры, и малолетние проститутки, и болезни всякие. За три дня многому, знаете ли, можно научиться!