Отцеубийцы - Мария Вой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сироткам не нужен король. Это было решено, когда тебя еще на свете не было. Короли вырождаются, и твой Рейнар – прямое тому подтверждение. Мы сражаемся за вольное братс…
– Да-да-да, – нетерпеливо перебила Морра и, подавшись корпусом вперед, надавила Киршу на шею. Тот восторженно захрипел и умолк: то был один из немногих способов его заткнуть. – Почему бы тогда не убить Рейнара, раз он бесполезен? Не из жалости же? Зачем Хроуст его держит?
Хватка на горле Кирша ослабла.
– Ну, видать, у Свортека были на него свои планы, раз он передал ему Дар Щита, или как он там называется? Но мерзавец молчит. Наверное, надеется, что про него забудут. А что, кошечка…
Кирш наконец добрался до ее груди, и она не стала его останавливать. Голос гетмана мало-помалу превращался в маловразумительное воркование:
– Ты хотела бы сама отомстить ему за то, что так и не стала герцогиней Митровиц? Почему тебя это так волнует?
– Потому что вы ничего не умеете, – едва слышно прошептала Морра, но Кирш ее уже не слышал.
Добыча информации была долгой, унизительной, но с каждым днем Морре открывалось все больше. Тут и там по всей Бракадии вспыхивали восстания – совсем как тридцать три года назад, когда ее самой, как верно подметил рыжий, еще на свете не было. Но все же баронесса помнила свое детство до того, как бабка Бликса забрала ее (тогда еще Тлапку) в Верхозим, захолустье в горной долине, где жила от силы сотня человек. Она помнила, как по дороге над сожженными деревнями и поместьями дворян поднимались черные столбы дыма, как приходили к Бликсе за исцелением люди, искалеченные в боях. Помнила королевство в постоянном движении: перемещающиеся армии, преследователи и преследуемые, мучители с обеих сторон и те, кто лишился всего. Помнила всех, хоть даже ее красноречия не хватило бы, чтобы описать холодную пустоту в глазах…
Со дня штурма Морра не встречалась ни с Латерфольтом, ни с Шаркой, ни тем более с Фубаром. Кирш таскал ее с собой везде, как собачонку, и она ловила на себе и на нем завистливые взгляды остальных, кому такого роскошного трофея не досталось. Кирш хвастался своей властью: наверняка весь Козий Град уже знал с его слов каждую пядь ее тела, но ее это не заботило. Пусть себе бахвалится днем – главное, что ночью его болтливость, потливость и тупые шуточки окупались с лихвой.
Так она узнала, что Шарка замкнулась в себе и проводит все время с Таррой, который учит ее читать, писать, носить доспех и обращаться с оружием. Морра даже ощутила прилив гордости, который немедленно принялась в себе давить. «Ну, не все же ноги раздвигать», – думала она, словно сама не занималась ровно тем же, и снова коготь злости впивался в нее, как липкие пальцы Кирша.
Еще она узнала – над этим пришлось немало поработать, – что Хроуст послал гонцов не только во все города Бракадии, но также в Аллурию и Волайну. Эти новости оставили Морру в растерянности и раздосадовали самого Кирша.
– Аллурия и Волайна? – глупо переспросила она. – Наши давние враги?
Рябое лицо Кирша сморщилось, как засохшее яблоко.
– Все… изменилось.
– Да неужели? Ты, кажется, забыл, что я провела у трона столько же лет, сколько ты под копытом у Хроуста! Ничего не изменилось. Вы… Мы можем слишком дорого за это заплатить.
– Тоже мне, советница нашлась. – Кирш, мрачнее тучи, подскочил с подушек и принялся нервно наливать себе пиво. Неизвестно, что задевало его больше: слова Морры или собственные мысли.
– Ты же гетман Хроуста! Почему ты ничего не сказал?
– Я говорил. Но Хроуст считает, что людей, которые присоединяются к нему, все еще слишком мало. А пока недонаследник играет в молчанку и Митровицы все еще на стороне Редриха, это – единственный выход. И вообще, какого хера мы это обсуждаем? Ты что, возомнила, что, раз я тебя трахаю, можешь давать мне советы? Забыла, как после битвы, где ты даже не участвовала, тебя вывернуло наизнанку?
– Как грубо, Кирш! – Морра напустила на себя обиженный вид, продолжая судорожно соображать. – Я думала, я для тебя значу больше, чем простая шлюха. Ты даже не представляешь себе, сколько людей при дворе руку бы отдали на отсечение за половину того, что я сделала для тебя!
– Болтай, болтай, – неуверенно отозвался он.
Морра думала, что уже привыкла к ощущению полного поражения. Оно не проходило с тех пор, когда проклятый хинн поднялся из-под светящейся руки Шарки как новенький. С тех пор, как сама Шарка, которую она каким-то немыслимым способом вернула из забытья, не бросила ей ни единого взгляда, а Рейнар попался в лапы Хроуста, хотя должен был отправиться на тот свет. Но сейчас провал обрел иной масштаб: уже не ее маленькая жизнь, а судьба целого королевства, ее королевства, с ее владениями и местом, которое она так долго себе добывала, висела на волоске.
Кирш, по-прежнему притихший, допил пиво, задул свечи и улегся рядом с ней. Неужели этот болван – удивительно, каких тупиц держит при себе Хроуст! – осознал, что теперь может легко лишиться языка? И что это значит для самой Морры? Кому ее отдадут теперь – мрачному Петличу, из которого уж точно и слова не вытянуть?
Она подобралась поближе и уткнулась подбородком в плечо, покрытое шрамами, оставленными давным-давно плетью на рудниках.
– Кирш, – мягко прошептала она. – Послушай… Я не хочу давать советов, но у меня есть идея. Просто выслушай…
– Посиди остынь, баронесса!
– Да пошел ты на хер! Какие мы нежные! Неудивительно, что вы понятия не имеете, что делать дальше, если ранить вас может и баба!
Кирш захлопнул решетку со всей силы, так, что остальные решетки в темнице зазвенели, и Морра с размаху упала на нары. Тяжелый топот затих, скрипнули замки, и воцарилась тишина.
В темницах, которые в первые дни после штурма были переполнены защитниками крепости, теперь было посвободнее, а в том крыле, куда определили ее, и вовсе пусто. Здесь располагалось всего четыре темницы. Пусть они были перекрыты не дверями, а толстыми решетками, чтобы надзирать за пленными было проще, и сам вход в крыло запирался на пять замков на железных дверях, все же эти камеры предназначались высокородным пленникам. Чистые простыни и даже подушка на нарах выглядели комично, словно нелепое извинение. Ведро для отправления нужды было отделено деревянной перегородкой, а над ним висел пучок душистых трав. Немыслимая щедрость!
Морра обернулась, пытаясь рассмотреть пленника в камере напротив. Хотя в темнице царила прохлада, она ощутила, как на лице выступила нервная испарина. Затхлый воздух, пахнущий мочой и плесенью, вдруг обзавелся новой нотой: ноздрей Морры коснулся пряный дым. Сердце забилось в висках, пока она осторожно подбиралась к решетке, словно боясь, что спугнет пленника и тот просочится сквозь стены.
Рейнар сидел на нарах, прислонившись спиной к стене. В зубах его была зажата трубка, из которой и выходил тонкими струйками дым мадеммы. Рейнар не смотрел на Морру: он растирал по предплечью мазь, ту же, которой белобрысая сучка Латерфольта лечила раны Морры от стрел.
Как завороженная, Морра наблюдала, как пальцы втирают мазь в рубцы – и старые, побелевшие, и новые, относительно свежие, – как Рейнар морщится, словно ему противно прикасаться к собственной руке. До чего же
