И.Н.Ф.Е.Р.Н.О. Ад начинается на Земле (СИ) - ДЕНИСЕНКО КИРИЛЛ

Скотт Ринтер неуклонно продвигался вперед в опустевшем мегаполисе, привлекая редкие взгляды водителей. Его оружейный гроб феноменально подчеркивал исполинский рост. Тяжеленная поступь приводила в мелкую дрожь плиты. Достигши парка, он углубился в лесные заросли, где встретил девушку азиатского происхождения. Черный обтягивающий костюм, серый корсет, короткая кожаная куртка, темные сапоги и множество мелких ножей в кожаных отделениях по обе стороны бедер. Два револьвера в кобурах, упирающихся в грудь.

– Су Азе Янг, я рад, что все с тобой в порядке.

Девушка перед ним, несмотря на высокий рост, казалась лилипутом.

– Скотт… Я нашла. Но день нас не спасет. Там, где они, непрестанный мрак, и в солнечное стояние они невероятно открыты. Летучая мышь погибла, но то, что камера успела заснять, куда она пробралась, ужаснуло меня. Подобного этому я не встречала. Там скопища, сплошная масса мерзости. Того, с чем мы еще не сталкивались.

– Должны. Еще не поздно. Вообрази, что настанет, когда, набрав исключительную силу, это выберется полностью на улицы… У меня для тебя есть кое-что.

Он сбросил гроб, который раздробил плитку. И открыл тяжеленную крышку. Там было полуавтоматическое и автоматическое оружие, гранаты, винтовки и прочее… Скотт извлек арбалет и протянул Су Янг.

– Невероятно.

– Это дробовик-арбалет, а также винтовка. Стрелы с вмонтированным детонатором. Крепятся сбоку три таких стрелы, справа патронташный отсек для восьми патронов, а снизу вот этот прямоугольный затвор, под собой скрывает магазин с гильзами. Пятьдесят зарядов. Автоматная очередь для дальних дистанций, при ближних мощь дробовика: патронов десять, снизу уже имеется, сбоку это запас. И для специальных ситуаций взрывающиеся стрелы. Короткие, да. Все дело в наконечнике. Их мощи хватит разнести грузовик. Поэтому будь осторожнее в малых помещениях, взрыв разнесет и твое тело на куски. И, разумеется, ремень для твоего удобства. Арбалет частично деревянный, учти это. Но не волнуйся, разлететься не должен. Основа металлическая достаточная в нем.

– Фрики, – донеслось позади.

Группа парней в черной одежде, ошейниках с шипами на шеях и таких же браслетах на запястьях, с цепями, прикрепленными к кожаным штанам, посмеиваясь, посматривала на Cкоттa Ринтера.

– Из наших, вроде бы, они, – продолжал, по-видимому, главарь. – Сатана рулит!

Громадная фигура Скотта Ринтера развернулась.

– Ничтожества, – заговорил он. – Толпа бездумных, как вы, для меня смехотворна. От рождения человек, сглатывая, извергает клич свободы. Извне свободы существуете и ключа не отыщете, ибо двери, ведущей в свободу, нет, она даруется и отворяется в начале пути, а теперь же замкнута навечно от вас. Удручает меня видение вас, снедаемых самомнением. Окончите существование и Ад примет вас.

– Безумец. Ты хоть знаешь кто мы? Кстати, в одном ты прав: мы будем в Аду. Только я там буду с вилами.

– Не иначе, как в глотку воткнутыми, – выпалила Су Азе Янг.

– Да я тебя, стерва…

– Довольно, – прогремел Скотт Ринтер. – Так заморыши клялись крысиной кровью. Отпечатаны кровавые кресты дьявола на лбах ваших. Скривились… Кровь смыта, а клятвы изжигают вас, ибо Ад настал… Чую внутри вас кровь, оную лакали из мерзкой чаши. Забывает Baал, что в войска набирает затхлую армию поганцев, сопоставить с людьми которую – стыд, а брань держать на род людской несуразно.

– Ты… Ты… Тот самый извечный сын сатаны, восставший…

– Зло разодралось на две единые части. Сын? Восставший? Если так, то падение царства хаоса лицезрел мир. Значит, не сын, а если да, то не право восставший. Иной раз мне и смешно, и горько – ночь против тьмы, мрак против зла – возможно ли такое? А вот в вас единое пламя злобы горит, обжигая звенья ненависти, заковывающие вас в кандалы безумия и клеветы; проклято отступничество, сердца ваши не разумеют воли Божьей. Ибо души немы в крике порицания Бога. Господа познать дана ли вам была мудрость? «Познали ли вы Бога, чтобы роптать», – говорил Петр, разумевший Создателя, и я, Скотт Ринтер, преклоняю главу, ибо сего разумение Ангельский удел и дар. Дар же сей обошел меня, как свет пронзает и растворяет туман, удаляясь к высокогорьям, мимо меня, долу опущенного и говорящего не от скуки, а исполняющей неимоверной боли… Боли того, что погибели избежать в ваших силах, я же не удостоюсь и Суда…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Замолчи, урод! Бог, мямлишь? О мудрости от Бога говоришь несуразности. А где твой этот Бог? И если Его Крест, то почему мы не боимся? Ты не боишься? Скажу и отвечу: нет, нет никакого Бога! А вот хозяин мира – Сатана, властитель – дьявол!

– Глупцы. Властитель – дьявол? Только в ваших обманутых умах! Сила дьявольская кроется в коварстве, в непрекращающейся ненависти к вам, отродья! Думаете, во что веровать станете, то и возникнет? Чушь! Дьявол смущает людей, сомнением поражает души и гниением рассудок заполняет. Лично я слышал сии святые слова, дьявольскими устами произносимые: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь». Ложные… Ложные. Только ложными они были из проклятых уст. Человек верующий поразить Сатану способен, изрекая едино сие краткое предложение. Смущение души одолевая, одержит победу, ибо сам Бог пребудет с чистым сердцем. О Кресте молвите? Заблуждаетесь неимоверно: трепещет образина мерзкая и изловчается убедить, что Крест и ему принадлежит. Силясь в затмевающей гордыне исказить то, что заимствовать не может, от Бога главное спасительное орудие, ознаменовавшее новую спасительную эру для человечества. Обезьяны ролью ограничивается Сатана, не имея сил изобрести нового. Оттого и дары дьявольские столь скудны: что в мире имеется, что ветшает и теряет ценность и значимость, предлагает. А вы, наивные и обманутые, идете насильно обращенные. Трепещет, в бессилии клокочет и через вас неустанно причинить Богу обиду прилагает всевозможные усилия, но знайте, пока дыхание горячо, а сердце отбивает жизни ритм, надежда для вас не потеряна.

***

В этот день Артур Кинг, уснув, пролежал всю ночь на холодном полу и, с первыми лучиками света поднявшись на больничную койку, выворачивая до хруста затекшие плечи и шею, обдумывал дело, сообщенное комиссаром накануне. Невольно пришли мысли об Элизабет.

Только сейчас, вспомнив то смущенное состояние ее возвращения с графином воды и взволнованность, он ощутил вину, впрочем, как посчитал Артур, безосновательную. Чувства смущения и вины столь многогранны и порой неоправданны и неверны. Поскольку исходят чаще из-за внутренних настроений души и противоречия мыслей и переживаний, так что детектив склонился к тому, что его волнение напрасно и он попусту растрачивает драгоценное время.

– Доброе утро, – в палату вошла молоденькая медсестра.

– Да. Доброе. Конечно, – он задернул рукав и лег. – Я думаю, это последняя капельница. Пора выписываться. Все в норме.

– Детектив, вам необходимо пройти обследование, – приятным голосом произнесла медсестра, установив капельницу и введя иглу в вену.

– У вас все такие милые, как и вы?

– Это входит в нашу работу, детектив.

– Как вас зовут? – Артур вложил весь шарм в свой хрипловатый голос.

– Анастасья.

– Анастасья, что за лекарства вы мне даете?

– Все то, что необходимо для улучшения вашего самочувствия.

– Не знаю. У меня перед глазами все плывет. Что вы мне колете?

Он говорил, а язык выходил из-под его власти. Мысли не реализовывались в словах. Одурманивание наполняло тело. Возникало ощущение качки, и Артур заснул.

Вертящаяся воронка затягивала детектива в образовавшееся черное пространство. Тошнило. Тело пронизывал холод. Бесконечность, казалось, являла жизнь, что в повседневности украшена ложными красками. И падение в невидимую бездну усугублялось представлением того, что неминуемо наступит так ненавидимый конец, знаменующийся или горсткой праха, или зачатком нечто иного. Неописуемого, прекрасного и одновременно ужасного, расчерченного безымянной линией прошлого, что проявится правдивой биографией. Биографией, которая отсеет и ложные оправдания, и хвастливые приукрашивания, сопоставляя действительное и выдуманное. Как бы отдавая или вверяя единицу жизни в то течение, в котором она и проплавала в мирском океане. В океане страстей, побед, негодований, сокрушений и венценосных завоеваний. То, что будет оставлено, то и приемлет, пересекая границу смерти, исходя в безымянную пустоту, сокрушенно повисая нетронутым, не применённым, оттого и сгнивающим, не принеся проку. А холод пронизывал и сковывал тело, порывая душу оставить бренную оболочку, вырваться в… Глаза резко открылись, простыня была скинута, темнота заполняла палату, и ветер незвано врывался, теребя серые занавеси, через открытое окно…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})