Записки президента - Павел Охотин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мы с Вами, Максим Евгеньевич, заочно знакомы уже лет пять, если не ошибаюсь, – вышел вперёд мужик, который в Оливии сетовал, что зря зарезал барана, которого хотел скормить нам с Ириной, – то, что Вы делали и говорили, всегда было ясно, как-то по-человечески и последовательно. Я не знаю, как остальные, но я готов идти за Вами, и я хочу жить в стране, о которой Вы говорите. Я верю, что Вы искренни и у нас с Вами всё получится. Давайте всех порвём. И тогда будет Швец – им всем пиздец.
Толпа одобрительно загудела, кто-то засмеялся.
– А взносы большие будут? – поинтересовалась женщина, кажется из-под Сонюшина, послышались смешки, – А что? От сердца ж отрывать придётся! Люди ж спросят, что я им скажу?
– Не больше, чем зарплата, не переживайте. Предварительно – в пределах полусотни златов. Пара бутылок пива.
– Ну если пары пива, тогда не сложно, главное, чтобы не дороже бутылки водки.
Народ окончательно развеселился.
– Мы уточним все детали пятого августа, до этого времени никто ничего с вас собирать не будет, а вот немного дать придётся, поэтому я и говорю о доступе к счетам местных комитетов. Сейчас я прошу считать нашу встречу оконченной и буду рад видеть вас всех на банкете, а представителей Казарова попрошу задержаться.
Когда в зале остались только казаровские, я сказал им, что понимаю, с какими трудностями им пришлось столкнуться, поэтому отдельно благодарен за то, что они нашли возможность приехать. Сказал также, что не вижу дальнейшего существования Славии без установления мира и что именно мир станет приоритетом нашей деятельности. А их задачей будет определение условий этого мира, чтобы по его достижении терять меньше времени на работу с населением. И, так как наше взаимодействие на сегодняшний день осложнено наличием линии разграничения, с ними проведут беседу и передадут документы прямо сейчас. Из глубины зала вышла Жанна и двое молодых людей с папками, а я вернулся в номер.
16.
На банкете никто себя особо не сдерживал, но старые партийцы выделялись прожорливостью, я бы не удивился, если бы узнал, что они что-то унесли с собой. После того, как я сделал несколько кругов по залу, чтобы со всеми чокнуться, мы с Егорычем отошли в угол, где он, приподняв бокал, произнёс:
– А знаете, Максим Евгеньевич, ведь мы за эти две недели проделали колоссальную работу, а Вы обладаете уникальным сочетанием умений всё усложнять и при этом совершенно не мешать. Мне с Вами интересно, Вы настоящий. Я уже тоже хочу поскорее жить в стране, которую Вы будете строить.
– Мы, Владимир Егорович. Мы будем строить.
И опять потянулись будни, насыщенные поездками, встречами и снова поездками. Особого интереса у публики наша партия не вызывала, а мы нигде её не рекламировали, но тысячи километров, которые были накатаны за два месяца принесли нам сотни сторонников, по всей Славии. И это были реальные люди, готовые не только сами проголосовать, но и убеждать окружающих в том, что парень я, в общем-то неплохой, а партия наша – самая лучшая.
О том, что время не стоит на месте, лучше всего, пожалуй, говорили сменяющие друг друга фрукты-ягоды на придорожных базарчиках. За черешней – вишня, за вишней – яблоки, дыни, арбузы, а мы всё мотались и мотались, от уезда к уезду, уже не возвращаясь в Стóлицу и нигде не задерживаясь больше, одного дня. Правда в Оливии нам всё же пришлось уважить баранину под довольное урчание Виктора Борисовича, так звали того мужика, и восторженное цоканье языком Аслана. Это был, пожалуй, единственный раз, когда мы просто остановились.
Пройденный километраж приносил не только новые встречи, я увидел своими глазами, как живут люди в маленьких городках и посёлках. Мы много раз проезжали через пустые станицы и заброшенные хутора. Где-то кипела жизнь, где-то кусты перекати-поля лениво кувыркались по выжженной степи. Было ясно, что жизнь не стоит на месте и молодёжи интереснее работать в городском супермаркете, чем ходить за скотиной в родном селе, да и современное сельское хозяйство не требует такого количества рабочих рук, как раньше. Что бывший колхозный курятник не конкурент огромному птицеводческому комплексу. То есть умом-то я это понимал, но вид разрушенных ферм всё равно как-то давил на сердце. Увидел масштабы дорожного строительства и, честно говоря, восхитился уровнем работающей техники, хотя наш конь пару раз и влетел в выбоины на законченной в прошлом году трансславской магистрали.
В общем, за эти недели я, можно сказать, руками потрогал хозяйство, которое собирался принимать. Узнал, что при одинаковых ценах на основные продукты питания где-то у людей не хватает средств на лишнюю бутылку масла, а где-то средняя зарплата позволяет не смотреть на ценники в магазинах. Бабушка выставляет на дорогу ведро абрикосов, которое продаёт за сто златов, это меньше, чем я трачу на обед, а сколько с её участка можно собрать таких вёдер? Пять? Десять? А ведь ещё нужно заплатить за свет и за газ, если он есть в этом селе. Я и раньше догадывался, что не все живут одинаково хорошо, но не сталкиваясь с этим в повседневной жизни, мог себе позволить не уделять этому внимания. Имел же я право не знать, стоимость проезда в троллейбусе, если не вылезал из-за руля своей машины? Меня больше интересовали цены на бензин. И общался я, в основном, с людьми, которые не смогут сразу ответить на вопрос, сколько стоит буханка хлеба, да и говорить на такие темы в моём кругу было как-то не принято. Теперь же у меня нет права не интересоваться такими вещами, потому что народ, которому я собираюсь строить настоящее, ездит как раз на троллейбусах и питается не икрой, а куриными запчастями. Сегодня – бёдра, а завтра, для разнообразия – крылышки. И этих людей не просто больше, чем таких, как я. Они и есть – то, что называется народом и это для них и от их имени вот это вот всё. Нужно постараться не забыть об этом под тяжестью золотой цепи. Звучит, конечно, пафосно, но, если перевести это всё на простой язык, речь идёт об избирателях, и чтобы они разрешили ими править, нужно понимать, чем они живут и как вообще им это удаётся. Когда-то меня учили, что если хочешь быть богатым
