Барабаны осени. О, дерзкий новый мир! - Диана Гэблдон

— Думаю, я могла бы попробовать иглоукалывание, — сказала я, размышляя вслух. — У меня и иголки с собой имеются, и…

— Сасснек, — тут же сказал Джейми изменившимся тоном. — Я могу все вынести — боль, холод и голод. Но я не выдержу, если моя собственная жена начнет вколачивать гвозди мне в спину. Может, вместо этого ты просто посочувствуешь мне и немножко меня пожалеешь?

Я рассмеялась и крепко обняла Джейми, прижавшись к нему всем телом. И позволила своим рукам скользнуть вниз и произвести осторожное исследование живота Джейми, немного ниже пупка.

— Эй… ты какое это сочувствие имеешь в виду?

Он быстро схватил мою руку, чтобы она не пробралась еще ниже.

— Не такое, — заявил он.

— Но это вполне может отвлечь тебя от боли, — и я приглашающе пощекотала его живот, а он в ответ крепче стиснул мои пальцы.

— Да уж, наверняка отвлечет, — сухо сказал он. — Ладно, я скажу тебе, Сасснек. Будь мы с тобой дома, лежи я в теплой постели, да еще после того, как в мой живот попал бы горячий ужин, — ну, такое намерение встретило бы с моей стороны самый нежный отклик. Но вот сейчас… да одна только мысль… Господи боже ты мой, да ты хоть представляешь, насколько у тебя холодные руки, женщина?

Я прижалась щекой к его спине и расхохоталась. Я чувствовала, как он и сам трясется от сдерживаемого хохота, хотя громко смеяться он не мог из-за боли.

Наконец мы утихли, прислушиваясь к шороху падающего на шалаш снега. Здесь, под ветвями, было темно, однако мои глаза достаточно адаптировались, чтобы видеть сквозь промежутки между колючими ветками странное свечение снега над нашими головами. Время от времени крошечные снежинки просачивались внутрь; я видела их, и они казались мне похожими на крошечные клубы тумана, и я ощущала холодные уколы, когда они падали мне на лицо.

Джейми, лежавший рядом со мной, казался не более чем огромной темной глыбой, и все же, когда мои глаза окончательно привыкли к темноте, я стала без труда различать светлую полосу его шеи — между воротником рубашки и заплетенными в косу волосами. А сама эта коса, гладкая и холодная, щекотала мое лицо; если бы я немного повернула голову, я могла бы схватить ее губами.

— Как ты думаешь, сколько сейчас времени? — спросила я. Сама я не имела об этом ни малейшего представления; я вышла из дома вскоре после наступления сумерек и, казалось, потратила целую вечность, ища Джейми на склоне нашей горы.

— Поздно, — сказал он. — Но до рассвета еще далеко, — это уже был ответ на тот вопрос, который подразумевался под моими словами. — День солнцестояния недавно ведь был, так? Значит, это одна из самых длинных ночей в году.

— Ох, и в самом деле! — ужаснулась я. Я наконец перестала дрожать всем телом; не то чтобы я согрелась — я по-прежнему не ощущала пальцы на собственных ногах, но все-таки что-то в моем состоянии изменилось. Меня одолела страшная дремота, все мои мышцы отчаянно ныли от усталости и холода. Я как бы увидела нас с Джейми со стороны: вот мы лежим, свернувшись в комки, словно два ежа в листьях, и мирно, спокойно замерзаем. О нас скажут, что мы умерли без мучений, — но меня почему-то мало радовала подобная перспектива.

Дыхание Джейми стало реже и глубже.

— Эй, не спи! — настойчиво сказала я, щекоча его подмышкой.

— А? — Он крепко прижал руку к боку, останавливая мои пальцы. — Почему не спать?

— Мы не должны спать, мы так замерзнем насмерть!

— Нет, теперь не замерзнем, — раздраженно бросил он. — Снег же идет снаружи, нас скоро совсем завалит.

— Я знаю, что идет снег, — ничуть не менее раздраженно и сварливо сказала я. — Да к нам-то он какое имеет отношением.

Джейми попытался повернуться ко мне лицом, но ему это не удалось.

— Снег холодный, если ты до него дотрагиваешься, — объяснил он, стараясь не потерять терпения, — но он и не пропускает холод к нам, ясно? Как одеяло. В доме, на крыше которого лежит снег, гораздо теплее, чем в доме, с которого весь снег сдуло ветром. Как, ты думаешь, медведи на зиму устраиваются? Они же спят всю зиму, и не замерзают, правда?

— У них за лето образуется толстый слой жира, — возразила я. — Я всегда думала, что именно жир защищает их от холода.

— Ха-ха, — отчетливо произнес Джейми и, с немалым усилием вытянув руку назад, цапнул меня за ягодицу. — Ну, тогда тебе и вовсе не о чем беспокоиться, а?

С твердой решимостью я дернула его за воротник, вытянула шею и крепко лизнула его в шею, у самого основания, а потом провела языком вверх, к волосам за ухом.

— А-ах! — Джейми содрогнулся с головы до ног, и от его резкого движения с ветвей над нами рухнула маленькая снежная лавина. Джейми выпустил мою ягодицу, чтобы приложить ладонь к собственной шее.

— Ты просто ужасно себя ведешь! — укоризненно заявил он. — И это сейчас, когда я лежу тут, беспомощный, как бревно!

— Ба, да ты просто притворяешься! — сказала я. Придвинувшись поближе к нему, я немного успокоилась. — Ты действительно уверен, что мы не замерзнем и не умрем во сне?

— Не совсем уверен, — ответил он. — Но думаю, что такое вряд ли возможно.

— Хм, — пробурчала я, и мое спокойствие несколько поубавилось. — Ну, тогда, может быть, нам лучше не спать еще какое-то время, на всякий случай?

— Я же все равно не могу больше махать руками, — решительно сказал Джейми. — Тут просто места для этого нет. Но если ты еще раз засунешь свои ледяные ладошки ко мне в штаны, клянусь, я тебя придушу, с больной спиной или без нее.

— Ладно, ладно, — поспешила сказать я. — Ну, а если я вместо того расскажу тебе какую-нибудь историю?

Все шотландские горцы всегда любили слушать разные истории, и Джейми не был исключением.

— О, давай, — тут же сказал он, и его голос на этот раз прозвучал куда более радостно. — А что за история, о чем?

— Это что-то вроде рождественской сказки, — пояснила я, пристраиваясь к изгибам его тела. — О некоем скупце по имени Эбенезер Скрудж.

— Англичанин, да, насколько я понимаю?

— Да, — согласилась я. — Молчи и слушай.

Я начала рассказ, наблюдая за собственным дыханием, — точнее, за белыми облачками пара, таявшими в темном холодном воздухе. Снег все падал и падал снаружи нашего убежища; когда я останавливалась, чтобы перевести дыхание, я слышала шорох снежинок, опускавшихся на колючие ветки тсуги, и далекое завывание ветра в кронах деревьев.

Эту историю я знала просто наизусть; она была частью нашего рождественского ритуала — то есть частью жизни Фрэнка, Брианны и моей собственной. С того времени, как Бри исполнилось то ли пять, то ли шесть лет, мы читали книгу «Рождественские истории» каждый год, начиная обычно за неделю или за две до Рождества. То есть читали мы ее мы с Фрэнком по очереди, а Брианна слушала, — когда ее уже укладывали вечером в постель.