Властелин колец - Джон Толкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Далеко отсюда Ривенделл, друг мой! — сказал он. — Но ты не только быстр — ты еще и мудр, и поэтому успел вовремя. Теперь мы поедем вместе и в этом мире нас уже не разлучит ничто!
Вскоре подоспели еще два коня; они остановились чуть поодаль, как бы ожидая приказаний.
– Мы отправляемся в Метузельд, ко двору вашего хозяина, Теодена, — очень серьезно сказал им Гэндальф. Кони склонили головы. — У нас мало времени, а потому, друзья, мы, с вашего позволения, поедем верхом. Скачите что есть сил! Хасуфэл понесет Арагорна, Арод — Леголаса. Гимли я посажу с собой — если, конечно, Скадуфакс согласится нести двоих. Хотите напиться воды? Мы подождем, пока вы пьете, но смотрите торопитесь!
– Я начинаю догадываться, что случилось ночью, — сказал Леголас, легко вспрыгнув на спину Арода. — Если наших коней кто и спугнул, ржали они все–таки от радости — они встретили в поле своего вожака, Скадуфакса. Ты знал, что он где–то поблизости, Гэндальф?
– Да, — ответил волшебник. — Я мысленно позвал его и просил прибыть сюда как можно скорее — ведь еще вчера он был далеко на юге Роханских степей. Пусть же теперь, не мешкая, несет меня обратно!
Гэндальф что–то шепнул Скадуфаксу, и тот сразу взял в галоп — следя, правда, чтобы его товарищи не слишком отставали. Вскоре он резко свернул, отыскал пологий спуск к реке, перешел ее вброд — и помчался на юг, по ровной, безлесной, бескрайней равнине. Ветер колыхал неоглядное море серой травы. Дороги через степь не было, но Скадуфакс ни разу не замедлил шага и не остановился.
– Это кратчайший путь ко дворцу, который стоит у подножия Белых Гор, — объяснил Гэндальф. — В Восточном Эмнете, где пролегает главный северный тракт, земля гораздо тверже, зато в этих краях Скадуфакс знает каждое болотце и каждую ложбинку и поведет нас напрямик.
Много часов скакали они по степям и прибрежным лугам Энтвейи. Часто трава хлестала всадников по коленям, и не раз им чудилось, что лошади плывут по волнующемуся серо–зеленому морю. Иногда впереди блестело укрытое в траве озерцо, иногда путь преграждали целые заросли камышей, шумящих над предательской топью, — но Скадуфакс хорошо знал дорогу, а два других коня следовали точно за ним. Солнце постепенно клонилось к западу, и наконец в глаза всадникам сверкнуло алое пламя закатного диска, тонущего в море травы между двух далеких горных отрогов, облитых последними лучами зари, — казалось, горы расступились и разняли руки только для того, чтобы пропустить огненное светило. Из–за горизонта поднимался к небу столб дыма, обращая алый шар в кровь, — будто, опускаясь за край земли, солнце задело степную траву и подожгло ее.
– Вот она — Роханская Щель! — указал в ту сторону Гэндальф. — Взгляните на запад! За горами — Исенгард.
– Я вижу дым, — сказал Леголас. — Что бы это значило?
– Война, — бросил Гэндальф. — Скорее!
Глава шестая.
КОРОЛЬ ЗОЛОТЫХ ПАЛАТ
Солнце зашло, а Скадуфакс все несся вперед. Кончились долгие сумерки, наступила ночь. Когда всадники наконец остановились и спешились, даже у Арагорна спина затекла и онемела. Гэндальф дал своим спутникам всего несколько часов на отдых. Гимли и Леголас заснули; Арагорн лежал без сна, распростершись на земле лицом к небу, а Гэндальф так и простоял все это время, опершись на посох и вглядываясь в темноту, окутавшую горизонт. Вокруг царила тишина, ничто не нарушало безмолвия. Степь словно вымерла. Когда волшебник поднял остальных, по ночному небу протянулись длинные облака, подгоняемые ночным ветром. В темноте, под холодными лучами луны, всадники помчались дальше — так же быстро, как и при свете дня.
Час уходил за часом, а кони все мчались и мчались по степи. Гимли клевал носом и один раз чуть было не упал, но Гэндальф вовремя успел подхватить его и растолкать. Арод и Хасуфэл, усталые, но гордые, не отставали от своего вожака, легкой тенью мчавшегося впереди. Версты уносились прочь. Горбушка луны медленно опускалась в тучи, затянувшие западный горизонт.
Внезапно потянуло пронизывающим холодом. Тьма на востоке сменилась холодным серым рассветом, и наконец из–за далеких черных стен Эмин Муйла сверкнули алые лучи солнца. Встала прозрачная, светлая заря. В склоненных травах зашумел ветер, словно спеша наперерез всадникам. Внезапно Скадуфакс остановился как вкопанный и громко заржал. Гэндальф указал рукой вперед.
– Смотрите! — воскликнул он, и его друзья подняли усталые глаза.
Впереди высились горы Юга — снежноверхие, изрезанные черными линиями ущелий. К предгорьям поднимались луга, длинными зелеными языками уходя вверх и пропадая в узких, мрачных теснинах, проложивших себе путь к самому сердцу гор, где утро еще не заступило место ночи. Среди них открывалась широкая долина, которая вдавалась в горы, как морской залив. На дальнем конце ее высилась огромная выветренная скала с острой вершиной, а у входа в долину, как часовой, стоял одинокий холм. У подножия холма вилась серебристая нить реки, а верхушки уже коснулись рассветные лучи. В глаза путникам блеснула золотая искра.
– Говори, Леголас! — велел Гэндальф. — Скажи нам, что ты видишь?
Леголас заслонил глаза от низких лучей рассветного солнца.
– С ледников катится вниз белый поток, — начал он. — Там, где он выбегает из сумрака долины, стоит зеленый холм. Холм обнесен мощной стеной, рвом и колючей изгородью. За изгородью видны крыши домов, а посередине, на зеленой поляне, высятся палаты, построенные, по–моему, не кем–нибудь, а людьми. Кажется, эти палаты крыты золотом.[365] Блеск их виден издалека…[366] Столбы у дверей тоже золотые. У порога стоят воины в блестящих кольчугах, но вокруг пусто, — должно быть, роханцы еще спят.
– Город называется Эдорас, — сказал Гэндальф. — А золотые палаты зовутся Метузельд. В них живет Теоден, сын Тенгела[367], король Роханской Марки. Мы прибыли сюда на рассвете. Вот он, Эдорас, — дорога открыта! И все же будьте осторожны! У границ Рохана идет война, и Рохирримы, Хозяева Табунов, не спят, что бы нам издалека ни казалось. Мой совет: не вынимайте оружия и не будьте слишком высокомерны. Иначе не стоять нам перед троном короля Теодена!
Утро, чистое и звонкое, еще только разгоралось и в вышине пели птицы, когда всадники подъехали к берегу реки. Поток спускался на равнину с холмов и, описав широкую петлю, перерезал дорогу, а потом бежал дальше, к востоку, чтобы там, вдали, соединиться с Энтвейей, лениво текущей в своих камышовых берегах. Все вокруг зеленело. По влажным луговинам и травянистым берегам потока росли ивы. Здесь, в этой южной стране, кончики их ветвей уже по–весеннему малиновели. Через реку, судя по всему, переправлялись вброд: низкие берега испещрены были следами конских копыт. Всадники вступили в воду, переправились на другой берег и оказались на широкой наезженной дороге, поднимавшейся в гору.
Невдалеке от подножия обнесенного стеной холма дорога вошла в тень высоких зеленых курганов. Западные склоны их были словно запорошены снегом: трава цвела бесчисленными крошечными цветами, похожими на звезды.
– Взгляните! — показал на цветы Гэндальф. — Какие ясные глаза у этой травы! Они зовутся вечно–помни или симбэльминэ, как их именуют здешние люди. Цветы эти цветут круглый год, но встречаются только на могилах. Сейчас мы с вами едем вдоль курганов, где спят великие предки Теодена.
– Семь курганов слева и девять справа, — сосчитал Арагорн.
– Много же поколений минуло в мире с тех пор, как были построены Золотые Палаты!
– Пятьсот раз успели облететь багряные листья в Черной Пуще, у меня дома, — молвил Леголас. — Но нам это не кажется таким уж большим сроком.
– По роханским меркам, первый король воцарился в Рохане очень и очень давно, — возразил Арагорн. — От времен, когда строили эти Палаты, остались только песни, а годы ушли и канули в туманы прошлого. Теперь жители этого края называют его своей родиной и землей отцов, а язык их так изменился, что, пожалуй, они уже не поняли бы своих северных сородичей. — И он негромко запел на языке, которого ни эльф, ни гном не знали, но музыка незнакомых слов заставила их прислушаться внимательнее.
– Кажется, я догадался: это язык роханцев, — сказал Леголас. — Он сродни этой земле — то вольный и раскатистый, то твердый и суровый, как горы. Но о чем песня, я понять не могу, — правда, в ней слышна печаль, свойственная племени смертных…
– Попробую перевести ее для вас на Общий Язык, — согласился Арагорн. — Не знаю только, получится ли?
Где всадник, степями на бой проскакавший?Где плуг, благодатную землю вспахавший?Где жаркое пламя и голос струны?Где шлем, и кольчуга, и эхо войны?Как дождь над холмами и ветер над степью,Те годы исчезли за горною цепью.Кто дым от пожара в суму соберет?Кто годы назад из–за Моря вернет?[368]
Так пел когда–то давным–давно один забытый ныне роханский певец. Дальше в этой песне поется о том, как высок и прекрасен был Эорл Юный, прискакавший сюда с севера. Говорят, у его скакуна по имени Фелароф — Отец Коней — на ногах были крылья. Люди до сих пор поют эту песню — даже теперь, на закате славной эпохи.