Сага о Скэйте - Ли Брэкетт

— Садись, — сказал Старк Гильмару, — и веди себя спокойно.

Собаки пили из желоба. Ненависть и злоба, как дым, обволакивали Старка.

Следи за ними, Джерд.

Мы следим, Н’Чака!

Читая проклятия в голубых глазах женщин, Старк подошел к огню. От усталости ломило в костях.

— Вино есть?

Геррит взяла глиняный кувшинчик и налила Старку полную чашу. Беспокойный взгляд Антона переходил с Бендсменов на людей в капюшонах, которые возились с продуктами.

— Мы должны продолжить путь, — сказал Старк. — Потому что я в конце концов усну, а мне нельзя рисковать с собаками.

Он наклонился над носилками.

Халк поднял на него глаза. Очень рослый, гораздо выше Старка, он лежал под мехами, как мертвое дерево. Лицевые кости выпирали из складок кожи. Громадные руки казались узловатыми ветвями, перевязанными красными шнурками. Но глаза его были такими же твердыми, а мертвенно-бледные губы кривились в той же саркастической улыбке.

— Темный Человек…

Старк покачал головой.

— Цитадели больше нет — нет и Темного Человека. Пророчество сбылось, я больше не знаю своей судьбы. Выбирай, Халк, идешь ли ты с нами или нам нужно оставить тебя здесь?

— Я поеду, — сказал Халк. Голос его гудел во впалой груди, как ветер в пещере. — И я не умру. Я поклялся Старым солнцем, что принесу тебя в жертву душе Бреки…

Халк, израненный, изможденный, так и не примирился со смертью подруги и обвинял в этом Старка, который уже не раз спасал его самого в смертельных схватках с врагами.

— Когда ты рассчитываешь принести эту жертву? — осведомился Старк.

— В тот день, когда ты больше не будешь полезен Ирнану. До тех пор я буду сражаться на твоей стороне. За Ирнан.

— Я не забуду об этом, — Старк повернулся к Антону и Геррит. — Собирайте вещи…

Позвав двух людей в капюшонах, он приказал им вынести носилки.

Отдохнувшие, утолившие жажду собаки отошли от желоба.

— Старк, — сказал Гильмар, — они не пойдут с тобой дальше Юронны. И вы останетесь — двое мужчин и женщина — с полумертвым грузом. У вас будет только шесть рук, чтобы обороняться против юров, которые придут захватить вас. — Он резко повернулся к Геррит. — Может, Мудрая женщина что-нибудь скажет?

Она собиралась откинуть свой меховой капюшон, но застыла. Ее невидящие глаза остановились на Гильмаре. Казалось, она хотела заговорить. Старк сухо окликнул ее. Она вздрогнула. Лицо ее выглядело ошеломленным, как у человека, внезапно проснувшегося в незнакомом месте. Старк положил руку на ее плечо и повел к двери. Он не ответил Гильмару, ему нечего было сказать, кроме обычного: «Дальше будет видно», — а это Гильмар знал и без него.

Они прошли мимо женщин и детей. Джефр стоял прямо, глядя на них. Он был словно маленькое хищное животное, уже готовое к самостоятельной охоте в своем мире.

Геррит остановилась.

— Возьми мальчика, — сказала она.

Женщины закричали. Экмал бросился вперед, протягивая одну руку к ребенку, другую — к своему кинжалу. Джерд заворчал.

— Я не понимаю, — сказал Старк.

— Ему не будет никакого вреда, — сказала Геррит. Голос ее звучал как бы издалека, — Возьми его, Старк. Иначе Мать Скэйта нас всех погубит.

Старк заколебался, но потом неохотно протянул руку к мальчику. Джерд заворчал сильнее.

— Вы слышали Мудрую женщину, — сказал Старк. — Ему не будет причинено никакого вреда. Не заставляйте меня звать собак.

Мать ребенка выкрикнула проклятие и без сил упала на колени. Рука Экмала застыла на кинжале. Собаки рычали.

— Пошли, — сказал Старк.

Джефр посмотрел на отца:

— Я должен идти?

— Похоже, что да…

— Отлично, — улыбаясь, сказал Джефр. — Я — очар.

И он пошел рядом со Старком.

Они вышли во двор. Животные были готовы. На трех из них были высокие седла из кожи пестрого рисунка, побледневшей от ветра и пыли. Носилки были подвешены между двумя животными. Халк снова выглядел безжизненным свертком. Капюшон скрывал его лицо.

Они сели в седла. Старк посадил Джефра перед собой. Они отъехали от дома, проехали мимо груды трупов Бегунов и обглоданных костей животных херсенеев.

Экмал и остальные люди в капюшонах внимательно следили за их отъездом из-за стен. Затем Экмал вошел в дом и обратился к Гильмару:

— Господин, правда ли, что он и его друг рождены не на Скэйте?

— Правда.

Экмал осенил себя охранным знаком.

— Значит, они демоны. Они взяли моего сына, господин. Что же мне теперь делать?

Гильмар без колебания сказал:

— Спроси Сверлящего Небо.

Экмал выбежал в один из коридоров в доме. Башня, откуда слышались птичьи голоса, находилась справа, но он туда не пошел. Там были существа, которых забивали только для еды. Он повернул налево, поднялся по крутым ступеням в высокую комнату, узкие бойницы которой пропускали свет Старого солнца и ветер пустыни. На стенах висели знамена и трофеи в виде черепов и оружия. Некоторые черепа, пожелтевшие от времени, почти рассыпались.

В центре комнаты на железном насесте сидело существо, которое само казалось сделанным из железа и бронзы. Его блестящие перья выглядели боевой кольчугой. Даже со сложенными крыльями оно было воплощением красоты и мощи. Все его линии, от змеиной головы до кончика заостренного хвоста, были чистыми и совершенными.

В доме каждого главы очаров было такое существо. Оно носило тонкий золотой ошейник, питалось с хозяйского стола. Его берегли, как величайшее сокровище. Оно было дороже жизни самого хозяина, его жены, матери и детей.

— Сверлящий Небо, — произнес Экмал, — Оседлавший Ветер, Брат Молнии…

Создание открыло глаза и взглянуло на Экмала. Затем оно открыло клюв и скрипуче прокричало единственное слово, которое оно знало:

— Война!

— Так я и думал, — сказал Экмал, опуская руки.

Глава 8

Свежие и сильные животные легко бежали по песку. Собаки мирно трусили рядом. Ветер стихал, коричневый воздух светлел, но лицо Старка было темным, как грозовое небо. Он придерживал Джефра. Мальчик сидел прямо, его тело качалось в такт движениям животного.

— Ты сердишься из-за мальчика? — спросила Геррит.

— Да. Из-за мальчика и еще… из-за видений.

— Отпусти его, — сказал Антон. — Он легко найдет дорогу назад.

Геррит вздохнула.

— Как хочешь. Но только тогда ни один из нас не дойдет до Юронны.

Антон повернулся в седле, чтобы взглянуть на ее лицо. Он знал много людей во многих мирах и видел много таких вещей, которые не мог ни принять, ни отвергнуть. И он знал об этом достаточно, чтобы признаться в своем невежестве.