ГОРСТЬ СВЕТА. Роман-хроника Части первая, вторая - РОБЕРТ ШТИЛЬМАРК

Видимо, Оренбургский обком был уже подготовлен к этим вестям и умел распоряжаться по-военному. Через два—два с половиной часа после этого разговора Ак-Булакский райком уже исполнял приказ — вывести на борьбу со стихийным бедствием все поголовное население от мала до велика, оставив пока все прочие заботы. На помощь спешили на грузовых машинах колхозники окрестных сел, рабочие солеварен, оренбургские школьники и студенты, проходившие где-то неподалеку практику.

— Ждите самолетов, налаживайте деревянные цепы, лопаты, грабли, солярку на предмет сжигания собранных куч саранчи...

Петя Шехтер решил действовать в рядах мобилизованного населения вместе с девушками Ак-Булака, Рональд же вернулся на площадку. И оттуда не без восторга наблюдал, как три прилетевших аэроплана кружились над кулигой, уже заметно приблизившейся к холму, думается, до «переднего края» оставалось не более полутора — двух километров. И там, в этом отдалении уже кипела работа. Аэропланы кропили кулигу каким-то ядовитым составом, от которого саранча валилась оземь, и тут ее били цепами, закапывали в канавки, жгли огнем: астрономы у себя на площадке энергично уничтожали прорвавшийся авангард кулиги. Роня сунул в спичечную коробку самое крупное из попавшихся ему насекомых и отослал в свое агентство в виде вещественного доказательства всей этой истории. Этим побоищем она в общем и закончилась, и целую ночь Рональд Вальдек слал волнующие корреспонденции для британского агентства и советских газет. Менцель дал очень сдержанное интервью по поводу перспектив экспедиции, но согласился просто поговорить о своих местных впечатлениях, советских коллегах, которым он искренне симпатизитировал, и о русских девушках, которыми восхищался. Восхитила его и оперативная ловкость угрозыска, так быстро вернувшего похищенные приборы и документы, и лишь годы спустя, когда Рональд лучше узнал приемы МГБ, близкие к уголовщине, с грустью подумал, что супруги Менцель легко могут заподозрить и его самого в соучастии в этой подозрительной краже!

* * *

В редакции союзной информации ПАИС, кажется, в партийно-советском отделе, долгие годы сотрудничал репортер Сергей Р-ский. Его постоянными объектами были авиация, спорт и... государственные похороны

Если выражение «мальчик желтой прессы» родилось в США и относилось к ловцам дешевых газетных сенсаций, к бессовестным шакалам пера, то нравственный колер Сергея Р-ского следовало бы охарактеризовать как оглушительно-оранжевый или ультра-лимонный. Ибо никакие нравственные устои, принципы и критерии не обременяли его вольного журналистского духа. При необходимости для себя или по требованию начальства он мог делать что угодно: служил рьяным доносчиком на товарищей, устраивал подвохи, розыгрыши, мелкие провокации; мог заниматься слежкой, дезинформацией ближайших друзей, постоянно обманывал других газетчиков, если они по неопытности или неведению пытались уточнить через него какой-либо акт, дату или имя. В этих случаях Сергей давал только ложные справки, с видом знатока буквально ликовал, когда обманутый получал взыскание за допущенную ошибку.

Он постоянно следил за всеми работами товарищей и первым обнаруживал огрехи в чужих заметках и статьях сразу после их публикации. Но не было ни одного случая, чтобы Сережа Р-ский помог бы товарищу обнаружить или поправить ошибку в рукописи раньше, чем та попадала в печать.

Впрочем, к Рональду он относился с некоторой опаской, предполагая, что у товарища Вальдека есть крупные связи и влиятельные друзья, старался войти к нему в доверие, когда оба журналиста встречались еще на «параллельных курсах».

Так, 18 мая 1935 года судьба свела Рональда Вальдека, в тот момент еще сотрудника «Голоса Советов», и Сергея Р-ского, репортера ПАИС, на обширной территории Центрального аэродрома имени тов. Чкалова (близ нынешней станции метро «Аэропорт»), когда буквально вся эта большая территория, а вместе с ней и прилегающий поселок Сокол представляли собой нечто вроде гигантского побоища: в поселке горели два дома, на летном поле пылали кострами 7 авиационных моторов (8-й угодил в дом и спалил его), а на подступах к селу Всехсвятскому, вдоль Ленинградского шоссе, вытянулось, будто в смертной истоме, серебристое тело летающего ящера, самолета-гиганта «Максим Горький»... Его гофрированная чешуя, казалось, еще вздрагивала в агонии. Кстати, раньше обоих советских журналистов поспела на место катастрофы корреспондентка «Ассошиэйтед Пресс». С крыши своего автомобиля она торопилась нащелкать побольше кадров для будущего очерка.

Произошла катастрофа из-за лихачества летчика-испытателя Благина, назначенного в почетный эскорт «Максиму», когда тот принял на борт всю группу инженеров и техников ЦАГИ, спроектировавших и построивших этот самолет-гигант. Вместе с экипажем (во главе с шефом-пилотом Михеевым) самолет в этот роковой день передавался гражданскому воздушному флоту для агитэскадрильи. Два самолета эскорта должны были осторожно подстроиться и совершить с ним круг почета над Москвой. Летчик Благин, пристраиваясь, решил совершить лихую петлю вокруг плоскости «Максима», но не рассчитал скорости и врезался в крыло гиганта[126]. Тяжело нагруженный «Максим», уже разваливаясь в воздухе на части, секунд десять сохранял поступательное движение, и пилот Михеев, видимо, пытался действовать штурвалом (руки Михеева, оторванные от туловища, были обнаружены среди обломков вцепившимися в сектор штурвала). Сорок пять человек, летевших на борту «Максима», включая экипаж, и сам летчик Благин на своем «У-2» — такова расплата за его нерасчетливую лихость.

Сергей Р-ский и Рональд Вальдек написали прямо на аэродроме текст сообщения о катастрофе, ибо скрыть ее, как всегда у нас делается, на сей раз было невозможно: пол-Москвы наблюдало за полетом, тысячи видели катастрофу, иностранные корреспонденты успели сделать много снимков летного поля с трупами, обломками и горящими моторами. В этот же вечер тогдашний нарком внутренних дел Ягода утвердил составленный журналистами текст правительственного сообщения о катастрофе. В несколько сокращенном виде этот текст высечен на стене Новодевичьего кладбища, где похоронены урны с останками погибших. Гибель самолета «Максим Горький», как рассказывают, безмерно огорчила самого писателя и как бы предрекла его скорую кончину, последовавшую через год.

Еще перед весной 1936 года безошибочное воронье чутье Сергея Р-ского подсказало: пожива близка! Горький дышит на ладан. Пора загодя кропать некролог-биографию. Для всех газет Советского Союза. Чтобы слезу вышибало!