О верности крыс - Мария Капшина

Ортар покачал головой.

— Вы бы своих предупредили, чтоб за товаром смотрели в оба. Я ещё прослежу, чтоб вы из города спокойно выехали, а там уж вам смотреть по сторонам, чтоб никто догонять не кинулся.

— Да кому я нужен, — легкомысленно отмахнулся ол Каехо.

— С Батты станется, — не согласился Ортар. — У вас людей много?

— Десятка полтора.

Ортар задумался ненадолго, потом тряхнул головой.

— Тут на днях торговый поезд отходит до Аксота. Можете к нему прибиться. Да, вы-то дальше под своим именем едете или как?

Ол Каехо ненадолго задумался, прежде чем ответить.

— По Империи можно, пожалуй, и под своим.

— Неплохо. Тогда Батта, может, и не решится связываться…

Вернувшийся было в трактир Станно выглянул на улицу и сообщил Ортару, что винные бутылки пустеют, пиво греется, а жаркое, напротив, скоро можно будет прикладывать к ушибам вместо льда. Ортар проникся и повёл ол Каехо на запах недоеденного рагу, сообщив попутно:

— Следующий круг выпивки покупаете на всех.

— Это ещё почему?

— А это взятка высокопоставленным должностным лицам, — охотно пояснил Ортар. — За то, что вопрос решили за четверть часа, вместо того, чтоб по стандартной процедуре посадить вас под арест на двадцать суток, и всё это время носить бумажки из кабинета в кабинет. Меня, знаете ли, подмывало так и сделать. Терпеть не могу уличных баталий… Так вас вашим именем представлять или другим каким-то? — уточнил, подходя к столу. Ол Каехо пожал плечами — мол, невелика тайна. Ортар открыл было рот, но почти сразу снова обернулся к ол Каехо с видом несколько озадаченным.

— Слушайте, — сказал он, сосредоточенно хмурясь. — У вас же есть какое-то имя? Личное, впридачу к родовому.

Пару мгновений ол Каехо смотрел ошарашено, потом безудержно рассмеялся.

— Есть, — выговорил он сквозь смех. — Веджойо.

— Нда… — сказал Ортар. — Вот и познакомились…

Мийгут

2294 год, 22 день 5 луны Ппн

Раад

Впереди шла девушка с пустой корзиной на голове, одетая на южный манер в свободные лёгкие штаны, прямую подпоясанную рубашку с длинным рукавом и несшитыми боками, как у куртки. Сквозь тонкое белое полотно просвечивала алая короткая безрукавка, полы рубашки мягко струились по кирпичной ткани штанов, а из-под штанин неожиданно выглядывали зангские сандалии. Мий засмотрелся, чуть замедлил шаг, чтоб не обогнать. Несколько голубей лениво бродили по уличным булыжникам, и вспорхнули в разные стороны только из-под самых ног. Девушка вдруг выбросила в сторону руку и ухватила одного из голубей, прижав одно крыло и не обращая внимания на бьющееся второе. Пронесла птицу шагов пять и выпустила.

Мийгут, смотревший заворожено, поймал себя на том, что ждал от неё каких-то более развёрнутых действий с голубем. В корзину бы его положила, что ли, и крышкой накрыла. Или подняла бы ко рту, откусила голову и принялась есть, отплёвываясь от перьев и пуха, слизывая текущую по подбородку кровь и аппетитно похрустывая косточками.

Девушка тем временем свернула в проулок и куда-то уже делась из него к тому времени, когда Мий поравнялся с поворотом и заглянул между белёных стен.

К обеду Мийгут про неё подзабыл, отвлекшись на, во-первых, обед, а во-вторых, заявившегося к обеду Шонека: на два года пропал из столицы вместе с Онеем, а к обеду явился незваный, как всегда и как ни в чём не бывало.

— Это болотник?

Мий обернулся. Шонек стоял возле почти законченной картины с придорожным обедом: группа паломников остановилась на привал возле лесного озера. За болотника Шон принял одного из них, сидящего на бревне у самой воды в левом нижнем углу картины и глядящего поверх редкого камыша на остальную компанию. Болотником он не задумывался, о чём Мий и сказал. Шонек покачал головой, разглядывая.

— По-моему, вылитый. Волосы эти нечёсаные, руки узловатые, глаза болотные, и ты погляди, как он на людей смотрит! Ручаюсь, он здесь и живёт, таких вот путников на обед поджидает.

— Глупости, — сказал Мийгут, а больше ничего сказать не успел, потому что в комнату заглянул один из учеников с известием, что к обеду всё уже внизу накрыто.

Шон после обеда ушёл, а Мийгут поднялся обратно в кабинет, рассчитывая поработать. Сперва, по ещё не остывшим впечатлениям, набросал несколько рисунков с утренней девушкой и голубем. С русыми прядями, липнущими к шее, с алой безрукавкой сквозь рубашку, с голубем в тонких пальцах. Первые пару набросков смял и бросил в угол, но последним остался доволен. Утреннее солнце сочилось сквозь полу рубашки и лизало корзинные прутья. Девушка стояла вполоборота, почти спиной к зрителю, и лица было не разглядеть. Зато видно было брошенную под лёгкие сандалии голубиную голову, тусклым глазом в небо, а птичью тушку тонкая рука держала у рта (белый рукав упал до локтя), и на подбородке сбоку пристало серое пёрышко, а пальцы пятнала птичья кровь, алая, как две стеклянные бусины у виска.

Фон, поразмыслив, Мийгут рисовать не стал, отделавшись туманным жемчужно-золотым с зеленью намёком на утренний проулок между садами. Не любил он рисовать фон, за редким исключением, когда всё настроение было — в фоне, и центральным сюжетом был он же. Завтраку покупатель вряд ли найдётся, а значит и подстраиваться под общественный вкус к детальным пейзажам ни к чему. А вот привал у озера уже практически оплачен, и закончить пейзаж придётся.

Этим Мий и занялся, с некоторым даже азартом изводя оттенки зелёного на сосны и камыши и выписывая солнечные пятна на красных сосновых стволах. С одного края сосны подходили к самой воде, и отражения стволов дрожали в воде красноватыми ручейками. Волосы болотника и верно отливали в зеленцу, а глаза с нехорошим любопытством следили за движениями кисти. Мийгут это успешно игнорировал. Когда закончил остальное, пришлось вплотную заняться камышами и поваленной старой сосной, на которой болотник сидел, и игнорировать стало сложней. Мий готов был поклясться, что болотник поворачивает голову, чтоб не выпускать кисть из виду. Мий хотел уже плюнуть да устроить перерыв, когда костлявая рука болотника вдруг ухватила кисть за зелёный кончик. Мий заорал, рванулся назад всем телом, опрокидывая стул, и проснулся.

Правая рука с кистью лежала на колене, и по штанине прилично уже расплылось буровато-зелёное пятно. Мийгут брезгливо поморщился и руку убрал, укладывая кисть на стол рядом с работой. Подумал, что давно не просыпался с таким облегчением, потом взял себя в руки и посмотрел в левый нижний угол картины. Болотник сидел смирно и признаков жизни не подавал. Мийгут успокоился уже по-настоящему, но за работу совершенно не тянуло.