О верности крыс - Мария Капшина

Хорошо хоть, потом повторять перестал, а то как-то совсем тоскливо было.

Но про титул Тедовередж-тай Тидзо говорить не спешила. Она боялась, что скажет вслух — и сразу ясно станет, что это абсолютная глупость…

На локоть легла тёплая ладонь, и Тидзо открыла глаза.

— Вставай, в седле сны досмотришь, — сказал Аст. — Ребята пошли собирать табун, до вечера быстро тагал пройдём, и можно отдыхать ночь и полдня.

И посоветоваться не с кем, безрадостно подумала Тидзо, поднимаясь. Взяла лук и брошенную ребятами стёганку, пока Аст собирал стрелы без наконечников, когда внизу вдруг зашумело, нарушая сонный послеобеденный покой. Кто-то примчался галопом, засвистел на все окрестные холмы, Вен крикнул что-то возмущённо…

Тидзо кинулась туда и остановилась на верху склона, не выходя из зарослей. Внизу вокруг Вена с ребятами кружило человек пять на коротконогих зангских лошадках, и кружило явно не с дружескими намерениями. Ещё десяток верховых обходил табун, не обращая внимания на собак, и примерялся гнать его к новым хозяевам.

Рядом вдруг щёлкнула тетива, и один из всадников дёрнулся, упал и остался лежать неподвижно. Остальные опешили на миг, потом зашумели громче и заоглядывались. Двое сразу направились вверх по склону, с которого прилетела стрела. Тидзо мельком глянула вбок — Аст достал вторую стрелу и вскинул лук снова. Тидзо выстрелила в одного из этих двоих, в плечо — тот крикнул что-то неприветливое, и получил вторую стрелу во второе плечо, после чего намёк понял и повернул обратно. Внизу Джанш крутился у табуна, стараясь отогнать чужаков, а Вена с Кертом трое чужих прижали к реке и теснили в воду. Один, в яркой полосатой шапке, выждал, когда Вен отвлечётся на остальных, зашёл ему в бок и уже целил ударить, но упал со стрелой Птицы под лопаткой. Узкий охотничий наконечник вошёл между пластинами доспеха не хуже, чем боевой.

Несколько чужаков стали стрелять в ответ, одна стрела пролетела совсем рядом, и Тидзо краем сознания отметила, что стрелки своё дело знают: им ведь ни её, ни Аста снизу не видно. Она переключилась на стрелков, целя в руки, и быстро вывела из строя двоих или троих. Почти сразу после этого и остальные поняли, наконец, что лёгкой добычи не светит, и умчались.

Тидзо мрачно сняла тетиву, мрачно свернула, убрала в плотный мешочек на поясе. Руки заметно потряхивало.

— Что-то сегодня тебя Аст явно обстрелял, — весело заметил подъехавший Вен, спрыгивая с седла. Взбудораженный приключением Быстрый бестолково вился у него под ногами, отчаянно виляя хвостом и мешая пройти. Вен продолжал, обращаясь уже и к подошедшему Астаре:

— Нет, на самом деле, спасибо. Если б не вы, нас бы там и оставили.

— Не за что.

Тидзо встала, намереваясь прогуляться вниз и собрать стрелы, но уйти не успела, Астаре окликнул:

— Почему ты не стреляла насмерть?

Тидзо пожала плечами и неохотно ответила:

— Я стреляла. В полосатую шапку.

— Погоди, — удивился Керт, — так остальное время ты их специально жалела?

К этому вопросу на пригорке собрались уже все, и ждали ответа. Говорить ничего не хотелось, а ещё меньше хотелось спорить, если из-за ответа начнётся спор. Тидзо тихо вздохнула и сдалась.

— Я, оказывается, жутко не люблю стрелять в людей. Редкостная гадость, оказывается… — Тидзо замолчала. От неё ждали продолжения, но чтобы говорить, нужно оформлять слова в какую-то мысль, а мыслей не было, вместо них только оглушающее чувство неправильности. Но продолжения ждали, и она продолжила, почти сразу подумав, что говорит чушь. — Вот стоит человек, или едет, думает себе что-то, хорошей погоде радуется, а потом — раз, и нет его. И не будет больше, моими стараньями.

Она хмуро оглядела слушателей, буркнула: "Вот так и знала, что будете смотреть, как на идиотку", и замолчала.

— Но это же не мы нападали, — неодобрительно сказал Керт, и в голосе ясно слышалось начало того самого спора, которого Птице совершенно не хотелось. — Глупость же; если на тебя нападают, что же, сидеть и ничего не делать?

— Я что, сидела сейчас и ничего не делала? — огрызнулась Птица.

— И зачем тогда разводить философию на пустом месте? — сказал Аст.

— Ты спросил, почему я не била насмерть, — мрачно ответила Птица. — Вот потому и не била, пока возможно не бить. Нормально я объяснить не могу, так что давайте спишем на женскую дурость и закроем тему. А я пойду стрелы соберу.

И пошла собирать стрелы.

Зимой, от безделья, тоски и полной неспособности к более сложной работе, она красила оперенье стрел ярко-алым, и таким же алым — полоски вдоль древка, чтобы легче было потом находить в зелени или на снегу. А к тому же, часть стрел была с закрученным оперением, чтобы крутились вокруг оси в полёте и летели ровней, — по полосатым древкам при этом бежала красная спираль.

Сейчас эти алые пятнышки ярко, как кровь, расплескались по склону. Большей частью лежали; одну вот пришлось выдёргивать из глинистой земли.

Очередное красное пятнышко, мелькнувшее в траве, оказалось не оперением, а действительно кровью — несколько крупных маслянистых капель на плоском камне. Стрела лежала в паре шагов, сломанная и отброшенная, с грязным от крови и земли наконечником. Тидзо подобрала — почистить и посадить на новое древко.

Рука опять подрагивала, и Птица недовольно сжала пальцы в кулак: хороша охотница, от вида крови распереживалась.

Вспомнилось, как Хриссэ смеялся на их с Веном тренировки: хорошо, мол, танцуете, а вояки никудышные. Они обижались, и Хриссэ охотно объяснял: учебный бой — игра, где никто тебе не хочет причинить вреда. Но сколько ни учись, даже и запрещённым приёмам, к настоящему бою это никакого отношения не имеет. Потому что бой — это не возня с друзьями. Это когда тебя убивают, а ты стараешься успеть раньше, потому что умирать не хочешь. И правил нет именно поэтому. Потому что настоящее правило одно: не умирать.

А у тебя в голове сидят другие правила, для других случаев. Сотни, тысячи правил, и от многих из них не хочется избавляться. Потому что — ладно, пусть правило одно, не умирать. Но почему это должно быть равно — убивать?

"Надо было об этом им говорить, что ли, а не о том, как грабители погоде радовались, а я помешала", — зло подумала Тидзо, дёргая из земли очередную стрелу. Наконечник неприятно скрипнул о щебень. Тидзо выпрямилась и сощурилась под солнце. Шагах в пяти светлел большой валун у речки, где чужие всадники наседали на Вена с Кертом и Джаншем, и где потому лежали покойники, в том числе и один её. До сих пор она ходила вокруг этого валуна по сужающейся спирали, не спеша в центр, но дольше оттягивать было некуда, и Тидзо пошла прямо к валуну — эту стрелу искать не надо, она очень заметно торчит из трупа. От мысли о том, что это твоя стрела сделала человека трупом, становилось муторно и кисло во рту. Есть в стрельбе по людям что-то глубоко неправильное.