О верности крыс - Мария Капшина

Отец разговора, похоже, ждал: во всяком случае, ничуть не удивился ни тому, что Вен заявился в кабинет, ни вопросу, который он задал с ходу, боясь, что через несколько мгновений уже не хватит духу. На вопрос отец ответил "нет", и Вен ничуть не удивился, что его ответ не убедил. Эти терзания, вероятно, отчётливо читались на его лице, так что ол Каехо усмехнулся и уточнил:

— Ты не переживай. Убил бы — так бы и сказал. Я и сейчас хотел было соврать, что да, убил. Очень мне интересно, что ты стал бы делать тогда.

На этом мыслей в голове не осталось вовсе, только ярость. Вен ударил, метя кулаком в лицо. Не попал, отец пропустил мимо и наградил вдогонку щедрым подзатыльником: не столько удар, сколько толчок, чтоб улетел к стене мало не кубарем, задыхаясь от обиды и злости.

— Никогда не лезь в драку в таком состоянии, если жить хочешь, — спокойно сказал Хриссэ.

Вен отдышался, насколько получилось, и спросил, стараясь не орать, а говорить нормальным, тихим голосом:

— Как ты можешь?.. — сел, скрестив ноги, и остался сидеть, спиной к стене и избегая поднимать глаза, чтобы не видеть этого смеха и не сорваться снова. — Она была твоя жена, ты мог бы… хотя бы не так явно радоваться её смерти!

Не орать не получилось.

— Я её терпеть не мог, — как что-то само собой разумеющееся сказал Хриссэ. Хотя, если подумать, это и правда само собой разумелось. — С какой стати мне изображать скорбь, если все всё равно будут знать, что это брехня, а не скорбь?

— Не надо ничего изображать. Мог бы просто… не так явно радоваться. Я… пап, я видеть не могу сейчас твою усмешку, честно, — глухо сказал Вен. — Хотя бы из уважения ко мне… Ты же знаешь, что я маму люблю… — он скривился, по-прежнему глядя в пол. Затылок гудел. — Или я тоже — не имею значения?

Отец молчал так долго, что Вен поднял голову в нелепом подозрении, что тот ушёл. Не ушёл, стоял и смотрел с видом совершенно непроницаемым.

— Ты её лет до восьми любил, — сказал Хриссэ, негромко и всё-таки без усмешки. — А потом стал слишком умён, чтобы тебе это удавалось. Но надо отдать тебе должное, ты очень старался — потому что постоянно помнил, что это твой сыновний долг.

— Она же не виновата, — тихо сказал Вен. — Ни в чём. Она только хотела, чтобы хоть кому-то не было на неё плевать. Это что — так много?

Ортар из Эгзаана

2299 год, 9 день 7 луны Ппд

западное побережье Кадара

Полтора года назад ол Тэно нарушила ей же предложенное перемирие и ударила по Зегере разом с суши, от Яранны, и с моря. Под конец весны, спустя одиннадцать лун безуспешной осады, ол Тэно и первый советник веше Яффанан-тай снова договорились о перемирии — точнее, подтвердили предыдущее. От полного позора Империю спасало только то, что атаковать в ответ Дазарану было нечем. Потрёпанный южный флот оттянули к северу — на Форбос и западнокадарское побережье, — и всё бы замечательно, но вернувшегося в Эгзаан Ортара город встретил цепью поперёк гавани и стрельбой со стен. Посольство из города на флагман сообщило, что когда-то нанявший Ортара город больше в его услугах не нуждается, от его наместника уже избавился, так что шёл бы теперь и сам наёмник, куда ему заблагорассудится.

Это было вчера. Вечером Ортар разбил лагерь на побережье северней Эгзаана; идти он никуда не собирался, кроме как обратно в город. Армия у него на это имелась, но почти не осталось еды на эту армию, равно как и денег. А кроме того, люди надеялись отдохнуть дома, а не начинать новую осаду.

Ночью Расс опасался нападения из города, но обошлось; днём было много шума и споров, а под вечер выяснилось приятное: Станно, остававшегося в городе наместником, вовсе не убили, как показалось из туманных посольских заявлений. Казначей вовремя почуял неладное и успел сбежать, прихватив с собой всё семейство, часть стражи, добрую половину городской казны и десяток почтовых голубей. С его слов выходило, что задумали переворот аж в южной Занге: в Тезоце, которому эгзаанские доходы давно стояли поперёк глотки, а действовали уже Аверетши и Батта, при молчаливой поддержке Каленохов и нок Иррадзаанов. Заговорщики ждали, что Ортар вернётся нескоро, с сильно ослабленной армией, а в столице на внутренние дела вольных городов отвлекаться не будут. Тем более, по военному времени.

Ортар с появлением Станно как-то вдруг успокоился, разослал всем, кому только можно, просьбы о денежной и военной помощи и пошёл купаться.

Море было гладким и тихим, как озеро, и неспешные размеренные гребки почти не нарушали тишины. Ортар плыл себе и плыл без особых мыслей, глядя, как небо справа меняет цвет, желтеет и медленно начинает набухать краснотой. Высокий мыс, ограничивающий бухту, чернел на этом фоне, и силуэты редких деревьев на гребне рисовались чётко, несмотря на расстояние.

Ортар свернул вправо и поплыл вдоль берега, сначала к мысу, потом огибая его. Вечернее небо лежало на воде золотыми бликами, яркими, но не до рези в глазах. По мере того, как Ортар подплывал ближе, то, что он сперва принял за каменистую гряду, выдающуюся от мыса в море, оказалось таким же лесистым мысом на дальнем краю следующей бухты, на тагал примерно дальше. Туда, по здравом размышлении, плыть не стоило. Ещё гребков триста, огибая мыс, пока в глаза не ударило закатное солнце, сползшее уже до самой воды. От солнца по морю тёк ручей жёлтого света, золотя руки и заставляя щуриться.

Ортар лёг на спину, затылком к солнцу, и лежал какое-то время, закрыв глаза и слушая тихий шёпот спокойной воды. У самой поверхности, на грани с воздухом, вода была неправдоподобно тёплой, теплей рук.

А идти надо на Тезоц, и прямо сейчас. Во-первых, потому что атаки от наёмника сейчас не ждут, а ждут, что сперва он кинется искать помощи. Во-вторых, потому что атаки ждут не на Тезоц, а на Эгзаан. Написать ещё Шойре, пригласить его пограбить богатый зангский город. Не из верности, так из жадности точно явится. А там, глядишь, и помощь подоспеет хотя бы с нескольких сторон.

Наверху скрипуче крикнула чайка. Ортар открыл глаза. Небо выцвело ещё больше и начало понемногу темнеть. Солнце почти полностью скрылось, а значит, прошло больше двух часов, и на берегу пловца уже поминают незлой тихой руганью. Он развернулся и поплыл обратно, куда быстрей, чем сюда, отфыркиваясь от брызг.

К берегу, расцвеченному кострами, Ортар подплывал уже в сумерках, под редкими звёздами и низкой луной, жёлтой, как выдержанный актласский сыр. На мелководье за это время прибило уйму медуз, мелких и нежгучих, как оказалось, но очень уж много, так что последнюю сотню гребков плыл, как сквозь густой суп. Выбрался, поёжился в неожиданно холодном ветру и пошёл к палатке, на свет костра и на запах жареной рыбы.