Карл Маркс. Любовь и Капитал. Биография личной жизни - Мэри Габриэл

Перед тем, как приехать в Лондон, Эдгар фон Вестфален в течение трех лет сражался на стороне конфедератов в Гражданской войне — и его постигла участь многих солдат той войны, когда южане полностью исчерпали все свои ресурсы. Не было еды, не было одежды, и когда Эдгар был истощен настолько, что уже не мог держать в руках оружие, его демобилизовали. Вернувшись в Техас, где он приобрел кой-какое имущество, Эдгар узнал, что все продано за долги {91}. Затем он потерял работу частного преподавателя и в конце концов был вынужден обратиться за помощью к своим друзьям в Сан-Антонио {92}. Однако за последний год война разорила слишком многих, в том числе и семейных людей — и теперь они искали помощи. У одинокого мужчины выбор был невелик: сражаться или уехать. Еще до войны Эдгар писал Фердинанду, прося выделить ему часть наследства отца — но старший брат ответил, что это возможно, лишь если Эдгар вернется в Германию {93}. Появление Эдгара в Лондоне было первым шагом навстречу, однако сейчас он был не в состоянии — и душевно, и физически — совершить путешествие в Берлин.

Женни немедленно принялась ухаживать за братом, дочери помогали ей; они много слышали о своем дяде, однако были слишком малы, когда он уехал, чтобы хорошо его помнить. Они называли его «Робинзон», потому что этот человек, появившийся из ниоткуда, покрытый страшными шрамами, был также экзотичен и загадочен, как и Робинзон Крузо Даниэля Дефо {94}.

Маркс тоже пребывал в растерянности по поводу Эдгара. Он был одним из первых учеников молодого Маркса и одним из первых членов Коммунистического союза в Брюсселе — однако он сражался на стороне южан. Маркс писал Энгельсу: «Это самая странная ирония судьбы — Эдгар, который никогда в жизни не эксплуатировал никого, кроме себя, который был рабочим человеком в первозданном смысле этого слова… этот Эдгар прошел через войну и голод — ради рабовладельцев». {95}

На фоне всех этих событий у Маркса снова началось обострение фурункулеза. Он писал Энгельсу, что «работает, как лошадь», чтобы завершить свою книгу — а для развлечения занимается решением дифференциальных уравнений {96} — но Женни одновременно сообщает, что ее муж мучается от боли и почти не спит уже две недели. Она подозревала, что обострение провоцировали многие события — необходимость работать, ситуация в Америке и — снова! — финансовые трудности {97}.

В июле 1865 года Маркс признается Энгельсу, что все деньги, которые он получил в наследство от матери и Люпуса, потрачены.

«Вот уже два месяца, как я живу исключительно ломбардом, и меня осаждают все более частыми и с каждым днем все более невыносимыми требованиями».

Новость о наследстве быстро распространилась сред всех его кредиторов, начиная с Кельна, а его сегодняшние долги и обстановка дома стоили умопомрачительную сумму в 50 фунтов.

«Уверяю тебя, что я лучше дал бы себе отсечь большой палец, чем написать тебе это письмо. Мысль, что полжизни находишься в зависимости, может довести прямо до отчаяния. Единственно, что меня при этом поддерживает, это сознание того, что мы оба ведем дело на компанейских началах, причем я отдаю свое время теоретической и партийной стороне дела. Я, правда, занимаю квартиру слишком дорогую для моих возможностей, да и, кроме того, мы этот год жили лучше, чем когда-либо. Но это единственный способ дать детям возможность поддерживать такие связи и отношения, которые могли бы обеспечить их будущее, не говоря уж о всем том, что они выстрадали и за что они хоть короткое время были вознаграждены. Я думаю, ты сам будешь того мнения, что даже просто с коммерческой точки зрения теперь был бы неуместен чисто пролетарский образ жизни, который был бы вполне хорош, если бы мы с женой были одни или если бы девочки были мальчиками».

Судя по всему, Маркс был настроен на полную откровенность, так как в том же письме он честно описывает, в каком состоянии находится его «Капитал»:

«Осталось написать еще три главы, чтобы закончить теоретическую часть (первые 3 книги). Затем еще нужно написать 4-ю книгу, историко-литературную..»

И снова отсрочка:

«Я не могу решиться что-нибудь отослать, пока все в целом не будет лежать передо мной. Какие бы ни были недостатки в моих сочинениях, у них есть то достоинство, что они представляют собой художественное целое; а этого можно достигнуть только при моем методе — не отдавать их в печать, пока они не будут лежать передо мной целиком». {98} [55]

Для того, чтобы его оставили в покое и дали поработать над книгой, говорит Маркс, он солгал членам Интернационала, сказав, что уехал из города. В то лето в Лондоне было адски жарко. Маркс рассказывал Энгельсу, что на протяжении трех месяцев его рвало каждый день; из-за жары он работал с открытым окном, и теперь у него ревматизм в правой руке и плече {99}. Тем не менее, он обещает не жалеть усилий для полного завершения «Капитала»: «Эта книга стала для меня ночным кошмаром». {100}

Энгельс соглашается с ним: «В день, когда ты отошлешь рукопись, я напьюсь до ризоположения!» {101}

Однако момент уже упущен, и с каждым днем перспективы завершения работы над «Капиталом» выглядят все более зыбкими. В августе у Маркса проблемы с «желчью», на улице жара — он не может работать {102}. Через неделю он объявляет, что простужен и «вынужден заниматься тем, что не относится к делу, в том числе астрономией». {103} Между тем, больна и Лаура, Тусси подхватила корь, Женни сломала два передних нижних зуба и в конечном итоге должна вставлять четыре коронки; у Женнихен дифтерия, а Эдгар понемногу приходит в себя и уничтожает все съестные припасы.

Маркс жаловался, что Эдгар думает только о желудке — и все его желания, даже половое влечение, трансформировались в одно: желание наесться {104}. В довершение всего, коллеги по Интернационалу выясняют, что Маркс никуда из Лондона не уезжал и избегал их намеренно. Организация начинает настаивать на его возвращении к политической работе {105}.

К середине января 1866 года Марксом написано 12 сотен страниц, и он говорит, что работает по 12 часов в день, переписывая рукопись набело, потому что Мейснер уже ворчит по поводу задержки; Маркс надеется, что сможет отправить рукопись в марте {106}.

Лондон засыпан снегом {107}, а Маркс сидит возле горящего камина и переписывает начисто свою книгу, оттачивая стиль, или, как он сам говорит, «начисто моет новорожденного после долгих и мучительных родов» {108}. Однако затем у него появляется крупный карбункул, вслед за ним — еще целая россыпь, причем характер расположения таков, что писать, сидя за столом, Маркс не может, а от боли и действия лекарств плохо соображает. Доктора винят во всем чрезмерную работу в ночное время, но Маркс говорит, что она неизбежна, учитывая то, чем ему приходится заниматься днем {109}.