Паутина и скала - Томас Вулф

В свое время, да, собственно, и теперь они были «приличными людьми» – не обладали высоким общественным положением, не учились в университетах, не принадлежали к военному или аристо shy;кратическому сословию, к лицам свободной профессии, но посто shy;янно сохраняли определенный уровень светскости и, видимо, до войны жили более обеспеченно. Собственно говоря, в пансионе ощущалась атмосфера если не нищей, то по крайней мере захудалой светскости, какую встречаешь в пансионах подобного типа, в «при shy;личных домах», по всему миру. Такой, например, можно обнару shy;жить в американском городке, где есть колледж. Хозяйкой его ока shy;жется какая-нибудь дама с истощившимся состоянием, однако весьма настырная в вопросе собственной светскости и родослов shy;ной. Подчас даже слишком настырная. Склонная то и дело твердить студентам, что, принимая их «в свой дом», она, разумеется, полага shy;ла, что они «джентльмены», что ждет от гостей «своего дома» подо shy;бающего гостям поведения, и если окажется, что в своих суждениях ошиблась, что кто-то из принятых в дом не является джентльменом, то будет вынуждена выселить его из занимаемой комнаты.

Нельзя сказать, что заведение фрейлен Бар было всецело та shy;ким. Ей хватало ума и такта не заниматься подобной ерундой. Это была высокая, смуглая брюнетка тридцати пяти лет, типич shy;ная баварка, очень спокойная, очень умная, очень прямая и че shy;стная. Принадлежала к хорошему типу женщин, каких часто встречаешь в Германии, они, кажется, чудесным образом лише shy;ны кокетства и феминизма, присущих многим американкам. На свой неброский, баварский манер была красива.

Джордж ничего не знал о ее прошлом. И почти ничего о на shy;стоящем. С жильцами она находилась в хороших отношениях. Была дружелюбной, внимательной, любезной, однако чувствова shy;лось, что у нее есть своя жизнь, не связанная с пансионом. Джордж не знал, была ли она когда-нибудь влюблена в кого-то, были ли у нее любовные связи или нет. При желании она опреде shy;ленно могла бы их завести, и Джордж был уверен, что если хоте shy;ла бы, то заводила бы. Вела бы их честно и просто, с достоинст shy;вом и страстью, а если б они обернулись скверно, она таила бы страдание глубоко в душе, не стала бы доставлять удовольствие себе или приятельницам истерикой.

И все-таки жизнь этого пансиона обладала какой-то застенчи shy;вой сдержанностью, атмосферой поддерживаемой светскости. Он поразительно походил на определенный разряд пансионов, кото shy;рые Джордж знал повсюду. На пансион, который он знал в Лон shy;доне на Тэвисток-сквер, в районе Блумсбери. На другой, носив shy;ший громкое название «частного отеля» в Бате. На пансион в Сен-Жермене, пригороде Парижа, где он жил недолгое время. Принад shy;лежал, в сущности, к огромной компании «Светские пансионы мира, лтд.». В пансионе фрейлен Бар боялись громко смеяться, хотя часто хотелось. Побаивались говорить естественным голосом, во всеуслышание, откровенно, увлеченно, вступать время от вре shy;мени в оживленный спор или дискуссию. Голоса жильцов были понижены, смех вежливо сдержанным, разговоры деликатно не shy;многословными. Джорджу казалось, что все жильцы слегка стес shy;няются друг друга, что они не в меру тактичны, а также не в меру критичны. Словом, атмосфера была не особенно непринужден shy;ной, светскости добивались, жертвуя естественностью, сдержан shy;ности за счет увлеченности, вежливости ценой сердечности.

Так же обстояло дело и с едой. Впервые в Германии Джордж оказался в таком месте, где всего было в обрез. Он не осмеливался попросить добавки, потому что не просил никто. Его беспокоило чувство, что еды еле-еле хватает, и мучительное подозрение, что ес shy;ли кто-то, не сдержавшись, попросит вторую порцию, то получит ее, однако кто-то из прислуги, кухарка, официантка или горнич shy;ная, останется с пустым желудком. За столом их сидело восемь, и когда подавали мясо, свинину, говядину или телятину, на тарелке всегда лежало ровно восемь довольно тонких кусочков. Каждый брал свой кусочек утонченно, с изысканной сдержанностью. И в это время все остальные скромно смотрели в сторону. Точно так же обстояло дело с хлебом и овощами. Всего бывало в обрез.

Джордж постоянно был голоден, как волк. То ли потому, что порции были маленькими, то ли из-за огромной жажды духа и воображения, действующей на него физически, он не знал. Ви shy;димо, сказывалось и то, и другое.

Но Джордж полагал, что остальные, несмотря на их изысканную умиротворенность и мягкую сдержанность, тоже испытывают голод. Он знал, что они в этом ни за что не признаются. Это было не в ду shy;хе и нравах светского заведения. Но зачастую подозревал, что у них имеются потайные источники поддержки сил, продукты, искусно припрятанные в укромности своих комнат, которыми они могли объедаться в полном одиночестве, лишь под обвиняющим взглядом собственной совести и Бога. Эти мрачные подозрения он питал ко всем. Ему иногда казалось, что когда они встают, говорят «Malhreit»[32] и благовоспитанно, с достоинством удаляются, в их поведении за shy;метны признаки неблаговоспитанной поспешности, или в глазах вспыхивают огоньки ненасытной и слегка неприличной страсти.

И он следовал за ними мысленным взором в их комнаты. Мыс shy;ленным взором видел, как они идут сперва неторопливо, с подоба shy;ющей сдержанностью, постепенно ускоряя шаг, и в конце концов, свернув за угол в пустой коридор, бегут к своей комнате, лихора shy;дочно возятся с замком, открывают дверь, запирают ее за собой, а потом с истерическим смехом набрасываются на колбасу, жадно, с чувством вины и удовольствия набивают рот лакомством.

Собственно говоря, Джордж получил неожиданное, комичес shy;кое подтверждение этому. Пошел как-то оплатить недельный счет и увидел фрейлен Бар со старшим братом за едой. Он постучал в дверь их гостиной. Оттуда как раз выходила официантка с пустым подносом, и Джордж внезапно увидел их. Фрейлен, разумеется, ничего не оставалось, как пригласить его, что она сделала весьма любезно. Джордж вошел, глаза его выкатились и прилипли к сто shy;лу, ломящемуся, как ему показалось, от лукулловых лакомств. Фрейлен Бар слегка покраснела, потом сказала, что они пьют чай, и предложила выпить ему чашечку. Чай! Да, чай там действитель shy;но был. Но и много чего еще. Жирные, пряные, ароматные, очень вкусные колбаски, едва не лопающиеся в своей маслянистой шкурке. Ливерная колбаса и салями, поджаристые булочки и стопки пумперникеля, восхитительные кружочки масла, велико shy;лепные баночки джема, консервы и варенья. Были сладкие, рос shy;кошные, очаровательные чудеса немецких кондитеров, покрытые консервированными вишнями, земляникой, сливами и яблока shy;ми, с плотным, толстым слоем взбитых сливок. Это было настоя shy;щее пиршество. Джордж понял, почему фрейлен Бар и ее привет shy;ливый, добродушный брат всегда так быстро наедались за столом.

Может быть, другие люди в пансионе поступали так же. Джордж не знал этого. Знал только, что постоянно голоден по-волчьи, как никогда в жизни, и что бы он ни делал, что бы ни ел, утолить или ослабить голод не мог. И дело заключалось не только в маленьких порциях. Если б он съедал втрое боль shy;ше, было бы то же самое. То был голод не только утробы, но и разума, сердца, духа, который поразительно, ошеломляюще распространялся на все потребности души и плоти. Этот го shy;лод он ощутил, едва въехал в Германию, а Мюнхен обострил его и усилил. Вот таким был этот город.

Мюнхен был не просто своего рода немецким раем. Он пред shy;ставлял собой сказочную страну Кокейн, где вечно едят, пьют и никогда не насыщаются. Он представлял собой Scharaffenland[33] – Джорджу вспоминалось названная так картина Питера Брей shy;геля, где изображены жареные поросята, бегущие утолить ваш аппетит, с ножами и вилками, воткнутыми в их нежные, поджа shy;ристые бока, с кусками, отрезанными от их окороков, толстые жареные куры, идущие накормить вас, падающие с неба бутыл shy;ки, кусты и деревья, увешанные сладостями и плодами.

Возможно, отчасти Джордж был постоянно голоден из-за чи shy;стой энергии альпийского воздуха. Возможно, из-за отсутствия той еды, в которой нуждался. Но не только. Неистовый голод и неутолимая жажда донимали его, и что бы он ни ел и ни пил, все было мало.

Этот голод невозможно передать, описать, нельзя подобрать к нему слово. Он был ужасным, противным, отвратительным, омерзительным. Этот голод не был голодом, эта жажда не была жаждой, то были голод и жажда, нараставшие от всего, чем Джордж пытался их утолить. Они походили на какую-то жуткую чахотку души и тела, неизлечимую, нескончаемую.

По утрам, когда горничная убирала его комнату, Джордж от shy;правлялся погулять в английский парк, шел по Терезиенштрассе и по пути десяток раз останавливался перед соблазнами этих му shy;чительных голода и жажды. Он всеми силами заставлял себя про shy;ходить мимо продуктовых, кондитерских, конфетных лавок. Ка shy;залось, весь город заполнен этими маленькими, обильными, роскошными лавками. Джордж поражался, как они удержива shy;лись на плаву – откуда в этой разоренной войной стране брались покупатели и деньги. Витрины деликатесных лавок сводили его с ума. Они были заполнены поразительным разнообразием аппе shy;титных продуктов, колбасами всевозможных сортов и форм, от которых текли слюнки, сырами, жареным мясом, копчеными окороками, высокими, стройными бутылками прекрасного ви shy;на, они являли собой изобилие роскоши, сокровищницу гурма shy;нов, вызывающую у Джорджа неодолимое гипнотическое очаро shy;вание. Приближаясь к одной из таких лавочек, а они были по shy;всюду, он отводил взгляд, опускал голову и пытался торопливо пройти мимо – но безуспешно. Если бы некий чародей провел по тротуару волшебную черту, заколдовал эту лавочку, усилия Джорджа не могли бы оказаться громаднее, поражение полнее и унизительнее. У этих лавочек невозможно было не остановиться. Он останавливался перед витринами и жадно таращился, если проходил мимо одной, тут же оказывалась другая. Если заходил и делал покупку, его всякий раз преследовало воспоминание обо всех несделанных покупках, обо всех сводящих с ума лакомствах, мимо которых прошел. Если покупал один сорт колбасы, ему не давала покоя мысль о десятке других, более вкусных сортов. Ес shy;ли тратил деньги в одной лавке, неизбежно видел другую, так за shy;битую товарами, что первая по сравнению с ней казалась бедной. То же самое было с кондитерскими, с их вишневыми, сливовы shy;ми, персиковыми и яблочными тортами, чудесными выпечками, покрытыми взбитыми сливками. То же самое было с конфетны shy;ми лавками. Там продавались шоколадки, конфеты, леденцы, за shy;сахаренные вишни и сливы, кубики ананаса, шоколад с конья shy;ком и ароматная жевательная резинка.