Кто моя мама - Аделаида Александровна Котовщикова

— Ой! Да что же это? Надо водой кровь остановить. Не смей снегом! — закричала она, видя, что Витька уже загрёб полную пригоршню снега. — Снег грязный! Не можете ничего!.. Витька, Витька! Тащите его сюда, ко мне!

Галя скорей-скорей спрыгнула с подоконника, опрометью кинулась в переднюю, отперла дверь. Витя волок ревущего Юрку. Катенька спешила за ними. Подхватив мальчика на руки, Галя сама внесла его в квартиру, положила навзничь на диван, схватила в ванной комнате первое попавшееся полотенце, намочила его под краном, прижала к Юркиной окровавленной щеке.

Витька и Катенька толклись в дверях столовой.

— А можно нам? — нерешительно спросил Витька. — Тебя не заругают?

— Пальто снимите, ноги оботрите, там тряпка в передней. И ничего не трогайте!

Наспех отдав эти приказания, Галя открыла буфет, достала из вазочки шоколадную конфету и вложила её в Юркин открытый рот. Крик прекратился, будто отрезали. Галя обмыла Юркины щёки.

Витя и Катя стояли у дивана, озирая столовую. Потом они осторожно двинулись вокруг стола, к буфету, к окнам.

— Собачка! Уточка! — Катенька радостно показывала пальцем на буфет.

Витьку фарфоровые безделушки не интересовали. Со всех сторон он разглядывал большой радиоприёмник.

Галя склонилась над Юркой. Внезапно она услышала стук, звон. Быстро оглянулась… Нельзя было поверить своим глазам!

Хрустальные осколки мутно блестят в луже на полу. Валяются белые осыпавшиеся лепестки. Одна лилия раздавлена. Оторопевший, с вытаращенными от испуга глазами, Витька стоит на ней своим оттаявшим в комнате валенком.

Галя в ужасе смотрела на размётанные по полу лилии. Надо подобрать, которые целые… От громкого вопля Галя задрожала. Как в тумане, она увидела в дверях высокую женщину в тёти Калином пальто. В первую секунду она не узнала свою приёмную тётку: покрытое красными пятнами лицо женщины было некрасиво. Рукой в перчатке она провела по лбу, сбив на затылок меховую шапочку:

— Ты… Ты… Да как ты смела, дрян-ная девчонка!

Громко заплакала испуганная Катенька. Оглушительно заревел Юрка.

Двухголосый рёв привёл Галю в себя. Дрожащими руками она вытерла Юрке шоколадный рот, обхватила его поперёк туловища, потащила в переднюю. Витька и Катенька бросились за Галей. Калерия Дмитриевна брезгливо отступила, когда дети просунулись мимо неё.

Галя молча помогла ребятам одеться. Они торопились, как на пожаре, оглядывались на дверь в столовую, от спешки не попадали руками в рукава.

Выпроводив ребят, Галя пошла в свою комнату и машинально села на стул у стола.

Что теперь будет? Лилии, ваза… На диване, кажемся, шоколад намазан… На полу наслежено…

В каком-то отупении, не смея шелохнуться, Галя просидела очень долго. В квартире стояла полная тишина. Стало смеркаться. Гале захотелось есть, потом пить. Но она продолжала сидеть неподвижно. Так она и задремала, склонив голову на сложенные руки.

Другого выхода нет

Галю разбудил громкий возбуждённый разговор за стеной.

— Тряпки, цветы, стекляшки! — гремел голос Павла Федотовича. — Да пусть оно всё провалится! Наплевать на это, — понимаешь? Начхать, да и всё!

Что-то проговорила Калерия Дмитриевна.

— Да понимаю я, что не в этом одном твои интересы! Всё-всё знаю… Если бы не эта внезапная командировка! А так всё одно к одному… Но не выдумывай, что она плохо воспитана. Привела детей, так это как раз не доказывает… Ох, нескладица!

Всё затихло. Немного погодя раздались шаги у двери Галиной комнаты. Заботливо приглушённый голос спросил:

— Спишь, девочка?

Щёлкнул выключатель. Галя зажмурила глаза от яркого света.

— Ты за столом? — изумлённо воскликнул дядя Паша. — А тётя Каля сказала: ты спишь. А бледная! Галя, ты сегодня обедала?

Галя слабо мотнула головой.

— Боже мой! — пробормотал он. — Идём, покушаем! Я с голоду пропадаю.

Придерживая за плечи, он отвёл её в кухню, посадил за стол.

— Может, тут ввиду чрезвычайных событий и есть нечего? Ага! Суп и котлеты в духовке…

— Я не хочу есть, — чуть слышно промолвила Галя. — Я… позвала ребят… Витька разбил вазу с лилиями.

— Ну, и шут с ними — и с лилиями, и с вазой!

— Тёте Кале не шут с ними, — так же тихо, безжизненным голосом сказала Галя.

Он крякнул:

— Чуть не обжёгся! Тут с вами, пожалуй, спички зажигать разучишься!

— Юрка маленький поранил щёку об Витькин конёк, поэтому я и позвала их… — Галя закрыла лицо руками и горько заплакала.

На пустой сковородке шипело, пригорая, масло. Павел Федотович сидел у стола, держа Галю на коленях.

— Не плачь, маленькая моя дурочка! Эх, беда какая! — Он помолчал. — Галя!.. Ведь я уезжаю.

— Уезжаешь? Ты? — Она ещё всего не понимала вполне, но внутри у неё стало как-то пусто.

— В командировку посылают, Галенька! — Он привстал, шагнул к плитке, держа Галю под мышкой, повернул кран газовой горелки под сковородкой и снова сел. — Далеко посылают. Да и надолго. Может, на год, может, на два.

— А тётя Каля едет с тобой?

— Нет, не едет. Никто со мной не едет. Один еду. Так-то.

Галя молчала. Зачем, куда он едет, она не спрашивала — она уже знала от него, что военным таких вопросов не задают.

— Я буду тебе писать, — сказал Павел Федотович. — И ты мне обязана отвечать, — слышишь?

— Я не умею писать письма. Я никогда не писала!

— Да ну? Никогда, ни одного письма? — он по-детски удивился.

— Конечно, — серьёзно ответила Галя. — Кому же мне писать? У меня ведь никого-никого нет.

— А вот мне и будешь писать! — Он прокашлялся. — Галенька! Ещё хочу тебе сказать… Понимаешь, я когда ехал домой с вестью о командировке, думал: вот уеду — Кале будет не так одиноко с тобой. И вы вдвоём даже крепче сживётесь. А тётя Каля… говорит, что ей… это самое… трудно будет без меня… И что…

Прямо глядя ему в лицо, Галя перебила:

— А меня примут обратно в детский дом?

Он был удивлён и тронут её догадливостью и благодарен ей за то, что уже не надо говорить того, что сказать было так тяжело и трудно.

— А примут меня обратно? — повторила Галя. — Ты попроси Марию Лукьяновну. А то куда же я денусь?

И тут Павел Федотович сделал такое, за что ему от любой воспитательницы попало бы: он вдруг заморгал и высморкался в подол Галиного платья.

— Пусть попробует тебя кто-нибудь не принять! — проворчал он глухо.

Возвращение

Ни о разбитой вазе, ни о погубленных лилиях, ни о других бесчинствах Галиных гостей между Калерией Дмитриевной и Галей не было сказано ни слова.

Вечером накормленная дядей Пашей Галя