В Брянских лесах - Александр Кривицкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, вот, так мы его и взорвали, — закончил свой рассказ Семен.
Генька снова привстал и заинтересованно посмотрел на подрывника.
— Немедленно растирание и спать, — приказал командир Семену.
Генька, до крайности пораженный тем, что укладывали не его, а какого-то взрослого дядю, таращил свои большие глаза и ничего не понимал. Теперь настал черед выслушать продолжение его истории.
…По лесу полдня били минометы и пушки немцев. Не помня себя от страха, Генька, ушедший из госпиталя поискать «хорошую веточку», провалился в какую-то глубокую яму возле корней могучей сосны, и это его спасло. Когда канонада стихла, он с трудом выкарабкался из своего убежища.
Этот участок леса был насквозь пробит снарядами. Деревья стояли обезглавленные — их верхушки как бы срезала гигантская бритва. Казалось, будто здесь бушевал ураган неимоверной силы. Птицы покинули эти места. Разведчики-партизаны одного из дальних отрядов, привлеченные сюда грохотом выстрелов, пристально осматривались вокруг — не появятся ли немцы. Послышался негромкий треск. Партизаны уже хотели стрелять на звук, но в это время из-под ветвей дерева, сломленного снарядом, вылез маленький человечек, исцарапанный, покрытый ссадинами, в изорванном тулупчике.
От неожиданности партизан, стоявший впереди, не смог сдержать оклика:
— Стой, кто идет?
— Это я. Генька.
Так партизаны нашли и усыновили Геньку во второй раз. Отряд шел в рейд, я ребенка было решено взять с собой. А вот теперь он сидит на полу, невозмутимо перебирая пулеметную ленту, и ждет, пока за ним приедет дядя, чтобы снова отвезти в госпиталь, откуда он исчез две недели тому назад.
…Мы встретились с Генькой еще раз. Это было на партизанском аэродроме. Генька стоял у санитарных носилок в своем уже зашитом тулупчике, в рукавичках, висевших, на веревочке, перекинутой черев плечо. На носилках лежал раненый партизан, тот, который называл Геньку «сыночком». Жизнь этого человека была вне опасности, но он нуждался в операции, которую могли сделать только на «Большой земле». Раненый требовал, чтобы вместе с ним полетел и Генька. «Он мне как сын», — говорил партизан.
…Раненого вместе с Генькой посадила на самолет. Машина оторвалась от земля… Сейчас Генька на «Большой земле». Где он? По слухам, раненый партизан, называющий его сыночком, находится в Тамбове. А может быть его уже там нет. Мы знаем только имя и фамилию раненого — Иван Дроздов. Партизанам очень хотелось бы знать, что теперь поделывает их «Генька-подрывник»…
10. Шалаш партизана
Шалаш партизана… Ни на одной, даже самой новейшей топографической карте Брянских лесов вы не найдете места под таким названием. Однако здесь его знают все. Прикажите командиру отряда «сосредоточить отряд в одном километре севернее шалаша партизана», он не окажется озадаченным и приведет отряд точно в указанное место. Разведчик или разведчица безошибочно доставят сюда сведения о противнике, колхозница — связист от населения — придет к шалашу получить сводку Совинформбюро, листовку, газету.
Друзьями в окрестностях эти слова — «шалаш партизана» — произносятся с особым значением и любовью, а врагами со злостью и страхом. Много раз немцы врывались с этой стороны в лес, рушили такие шалаши, сжигали их и пепел разбрасывали, чтобы и следа не оставалось… А «шалаш партизана» стоит, как прежде, принимает людей и хранит тайну их дел.
На верховых лошадях мы двигались узкой лесной дорожкой, потом повернули вправо, очутились на просеке, затем выбрались на большую лесную поляну в опять в’ехали в стену густого и ветвистого ельника. Тропинка змейкой вилась между деревьев. Сучья цеплялись за одежду, били по лицу и заставляли то я дело отвешивать низкие поклоны, прижимать голову к шее лошади. Метрах в ста от опушки нам попалась рыжая копна засохших ветвей. Мы под’ехали к ней.
— Здесь, — сказал командир.
Он спешился, привязал коня и подошел к копне.
— Вот это и есть «шалаш партизана»
Ну, что особенного в этой копне? Обыкновенный шалаш, каких много в лесу. Все они похожи друг на друга, все построены из хвойных мохнатых деревьев и отличаются, пожалуй только размером да цветом: одни совсем еще зеленые, другие приобрели сизый оттенок, а третьи уже порыжели. Но то, что мы слышали об этом шалаше, будоражило любопытство. Мы попросили командира Михаила Васильевича рассказать нам его историю.
— Давайте раньше закурим, — сказал Михаил Васильевич. — Я сегодня богат зеленым самосадом — угощаю всех.
Командир аппетитно затянулся дымком и начал свой рассказ:
— Какой добрый человек построил его и когда, — не знаю. Мы попали в шалаш в ноябре 1941 года, он тогда был еще совсем свежим. Пришли мы сюда из другого района. Несколько дней мы бродили по лесу. Снег, слякоть… Не во всякую деревню зайдешь, шныряют гитлеровцы, — того и гляди схватят. Одежонка летняя, мокрая насквозь, и ветер пронизывает до костей. Питались зерном, оставшимся на корню и в копнах ржи, горохом, чечевицей, грызли орехи, жолуди. Дессертом служила рябина. А курить хотелось, хоть умирай. Курили дубовые листья. И вот этот шалаш. Мы вошли и него и увидели картину, показавшуюся нам чудом. Три человека сидели возле радиоприемника и слушали голос Москвы, Красную площадь. Это было 7 ноября, рано утром. Трое оказались жителями ближайшей деревни. Уйдя в лес, они взяли с собой приемник…
Командир глубоко затянулся табачным дымом. Он волновался и сейчас, вспоминая этот день.
— Только тот, кто в первые дни оккупации находился в тылу врага, может понять, что это значило. Газет не было, слухи ходили самые жуткие: немцы-де уже давно в Москве и даже за Уралом. И вот речь Сталина!.. Люди плакали от радости.
Окурок незаметно для Михаила Васильевича догорел и припек ему пальцы. Он швырнул его в сторону, подул на руку, как делают дети, утоляя боль от ушиба и замолчал. Рассказ продолжил Василий Андреевич:
— Этот шалаш первым принял нас тогда, приласкал, обогрел. Он показался нам раем. А дальше пошло всё своим чередом. Вскоре мы завязали связи. Шалаш стал местом встречи связных. А еще через несколько дней мы слились с отрядом «За власть Советов». Горстка наших людей притягивала к себе жителей округи. Рос отряд. Приходили новые люди. Молодые парни и подростки. Шли старики.
Жизнь налаживалась. Построили землянку. Начали действовать активнее. Смелость и
