Поэты 1840–1850-х годов - Борис Бухштаб
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Царская немилость коснулась Ростопчиной по приезде на родину. По слухам, она была вызвана к шефу жандармов графу Орлову. Поэтесса была удалена из столицы и вплоть до смерти Николая I (1855) прожила в Москве, выезжая лишь в свое подмосковное имение Вороново.
В Москве Ростопчина сближается со славянофилами, становится деятельной сотрудницей их журнала «Москвитянин». На ее московских «субботах», просуществовавших с 1849 по 1858 год, бывают: редактор «Москвитянина» М. П. Погодин, члены «молодой редакции» «Москвитянина» А. Н. Островский, Н. В. Берг, Е. Н. Эдельсон, а также А. С. Хомяков, Н. Ф. Павлов, Н. Ф. Щербина, М. С. Щепкин и др. Но постепенно литературные чтения сменяет «праздная светская болтовня»[33], и значение салона падает.
В 1840–1850-е годы Ростопчина, помимо стихотворений, пишет большое количество крупных произведений: романы «Счастливая женщина» (1851–1852), «Палаццо Форли» (1854), «У пристани» (1857), роман в стихах «Дневник девушки» (1842–1850), историческую сцену в стихах «Монахиня» (1842), поэмы «Донна Мария Колонна-Манчини» (1846), «Версальские ночи в 1847 году» (1847), ряд произведений для сцены. Впрочем, расширение жанрового диапазона не отразилось на проблематике и качестве ее сочинений. Это привело к резкому падению интереса читателей и критики к ее творчеству.
Растущее влияние на общественную жизнь демократов-разночинцев, направление «Современника» вызывают у писательницы-аристократки недовольство, раздражение. Сначала оно проявляется лишь в частных письмах, но в 1851 году Ростопчина печатает в «Москвитянине» письмо к Ф. Н. Глинке, где стремится, проповедуя «истинную религиозность», предостеречь молодежь от «гибельного чтения жалких и вредных теорий современных»[34]. «Современник» не остался в долгу. Чернышевский в двух рецензиях подверг уничтожающему разбору первые два тома «Стихотворений» Ростопчиной (СПб., 1856)[35]. Столь же резок был отклик Добролюбова на роман «У пристани»[36]. Оба критика зло высмеяли салонность ее произведений.
Избалованная прежними похвалами, не привыкшая к подобным оценкам своего творчества, поэтесса была глубоко уязвлена и пыталась отомстить, нападая на демократов-разночинцев в стихотворениях «Моим критикам» (1856) и «Простой обзор» (1857). В крупных произведениях последних лет, вышедших уже посмертно — «Возврат Чацкого в Москву, или Встреча знакомых лиц после двадцатипятилетней разлуки. Продолжение комедии Грибоедова „Горе от ума“» (1856) и «Дом сумасшедших в Москве в 1858 г.», — она стремится занять некую серединную позицию между славянофилами, в идеях которых к середине 1850-х годов успела разочароваться, и западниками и осыпает тех и других градом ядовитых насмешек. В результате Ростопчина к концу жизни оказалась в атмосфере безразличия или открытой вражды.
Последние два года жизни Ростопчина часто болела; умерла она 3 декабря 1858 года.
В конце жизни Ростопчина подготовила издание своих «Стихотворений» в 4-х томах; первые два тома вышли в 1856 году (цензурное разрешение — 30 июля 1855), третий и четвертый — в 1859 году (цензурное разрешение —15 августа 1857; три стихотворения из включенных в четвертый том датированы после даты цензурного разрешения). В 1857–1860 годах «Стихотворения» вышли вторым изданием. В 1890 году С. П. Сушков, брат поэтессы, издал в Петербурге «Сочинения графини Ростопчиной» в двух томах, куда включил часть ее стихотворений и несколько прозаических произведении. В этом издании, в сравнении с четырехтомным, имеется некоторое число разночтений; часто встречающиеся у Ростопчиной эпиграфы, посвящения и постоянно присутствующие во всех прижизненных публикациях даты и указания места написания стихотворений здесь, в подавляющем большинстве случаев, сняты. Вероятно, несмотря на утверждение Сушкова, эти изменения в основном принадлежат самому издателю.
1. КОГДА Б ОН ЗНАЛ!
Подражание г-же Деборд-Вальмор (Для Елизаветы Петровны Пашковой)
Когда б он знал, что пламенной душоюС его душой сливаюсь тайно я!Когда б он знал, что горькою тоскоюОтравлена младая жизнь моя!Когда б он знал, как страстно и как нежноОн, мой кумир, рабой своей любим…Когда б он знал, что в грусти безнадежнойУвяну я, не понятая им!.. Когда б он знал!
Когда б он знал, как дорого мне стоит,Как тяжело мне с ним притворной быть!Когда б он знал, как томно сердце ноет,Когда велит мне гордость страсть таить!..Когда б он знал, какое испытаньеПриносит мне спокойный взор его,Когда взамен немого обожаньяЯ тщетно жду улыбки от него. Когда б он знал!
Когда б он знал… в душе его убитойЛюбви бы вновь язык заговорил,И юности восторг полузабытыйЕго бы вновь согрел и оживил!И я тогда, счастливица!.. любима…Любима им была бы, может быть!Надежда льстит тоске неутолимой;Не любит он… а мог бы полюбить! Когда б он знал!
Февраль 1830 Москва2. МЕЧТА
Поверь, мой друг, — взойдет она,Звезда пленительного счастья,Россия вспрянет ото сна,И на обломках самовластьяЗапишут наши имена!
А. ПушкинКогда настанет день паденья для тирана,Свободы светлый день, день мести роковой,Когда на родине, у ног царей попранной,Промчится шум войны, как бури грозный вой;Когда в сердцах славян плач братьев притесненныхЗажжет священный гнев и ненависть к врагу,Когда они пойдут на выкуп угнетенных,На правый божий суд, на кровную борьбу;Когда защитники свободы соберутся,Чтоб самовластия ярмо навек разбить,Когда со всех сторон в России раздадутсяОбеты грозные «погибнуть иль сгубить!» —Тогда в воинственный наряд он облачится,Тогда каратель меч в руке его сверкнет,Тогда ретивый конь с ним гордо в бой помчится,Тогда трехцветный шарф на сердце он прижмет,—И в пламенных глазах зардеет огнь небесный,Огнь славолюбия, геройства, чувств святых…Всю душу выскажет взор строгий, но прелестный,Он будет страх врагам и ангел для своих,Он смело поведет дружину удалую,Он клятву даст, и жизнь и кровь не пощадитЗа дело правое, за честь, за Русь святую…И полетит вперед — «погибнуть иль сгубить!»
А я? Сокрытая во мгле уединенья,Я буду слезы, страх и грусть от всех таить,Томимая грозой душевного волненья,Без способа, без прав опасность с ним делить.В пылу отчаянья, в терзаньях беспокойстваЯ буду за него всечасно трепетатьИ в своенравии (безмолвного) расстройстваГрустить, надеяться, бояться, ожидать.Я буду дни считать, рассчитывать мгновенья,Я буду вести ждать, ждать утром, в час ночнойИ, тысячи смертей перенося мученья,Везде его искать с желаньем и тоской!..Или во храм святой войдя с толпой холодной,Среди веселых лиц печальна и мрачна,Порывам горести предамся я свободно,Никем не видима, мольбой ограждена…Но там, но даже там вдруг образ незабвенный,Нежданный явится меж алтарем и мной…И я забуду храм, мольбу, обряд священныйИ вновь займусь своей любимою мечтой!
Но если грозный рок, отмщая за гоненья,Победу нашим даст, неравный бой сравнить,С деспо́тством сокрушить клевретов притесненьяИ к обновлению Россию воскресить;Когда, покрытые трофеями и славой,Восстановители прав вольности святойВойдут в родимый град спокойно, величаво,При кликах радости общественной, живой,И он меж витязей яви́тся перед строем,Весь в пыли и крови, с (зазубренным) мечом,Покрытый лаврами и признанный героем,Но прост, без гордости в величии своем,И имя вдруг его в народе пронесется,И загремит ему хвала от всех сторон,Хвала от согражда́н!.. Как сердце в нем забьется,Как весел, как велик, как славен будет он!..
И я услышу всё, всем буду наслаждаться!..Невидима в толпе, деля восторг его,Я буду медленно блаженством упиваться,Им налюбуюся… и скроюсь от него!
Июль 18303. К СТРАДАЛЬЦАМ-ИЗГНАННИКАМ
Соотчичи мои, заступники свободы,О вы, изгнанники за правду и закон,Нет, вас не оскорбят проклятием народы,Вы не услышите укор земных племен!Пусть сокрушились вы о силу самовластья,Пусть угнетают вас тирановы рабы, —Но ваш терновый путь, ваш жребий лучше счастьяИ стоит всех даров изменчивой судьбы!..Удел ваш — не позор, а слава, уваженье,Благословения правдивых сограждан,Спокойной совести, Европы одобреньеИ благодарный храм от будущих славян!Хоть вам не удалось исполнить подвиг местиИ цепи рабства снять с России молодой,Но вы страдаете для родины и чести,И мы признания вам платим долг святой.Быть может, между вас, в сибирских тундрах дикихУвяли многие?.. Быть может, душный пленИ воздух ссылочный — отрава душ великих —Убили в цвете лет жильцов подземных стен?..Ни эпитафии, ни пышность мавзолеевИх прах страдальческий, их память не почтут:Загробная вражда их сторожей-злодеевУкрасить нам не даст последний их приют.Но да утешатся священные их тени!Их памятник — в сердцах отечества сынов,В неподкупны́х хвалах свободных песнопений,В молитвах русских жен, в почтеньи всех веков!Мир им!.. Мир праху их!.. А вы, друзья несчастных,Несите с мужеством крест неизбежный свой!..Быть может, вам не век стонать в горах ужасных,Не век терпеть в цепях, с поруганной главой…Быть может, вам и нам ударит час священныйПаденья варварства, деспо́тства и царей,И нам торжествовать придется день блаженныйСвободы для Руси, отмщенья за друзей!..Тогда дойдут до вас восторженные кликиРоссии, вспрянувшей от рабственного сна,И к жизни из могил вас вырвет крик великий:«Восстаньте!.. Наша Русь святая спасена!..»Тогда сообщники, не ведомые вами,Окончив подвиг ваш, свершив урочный бой,С свободной вестию, с свободными мечтамиПойдут вас выручать шумящею толпой!..Тогда в честь падших жертв, жертв чистых, благородных,Мы тризну братскую достойно совершим,И слезы согражда́н, ликующих, свободных,Наградой славною да вечно будут им!
Май 1831 Москва4. ПРОСТОНАРОДНАЯ ПЕСНЯ