Последний переход - Андрей Самойлов

Нет, а в самом деле, разве не так?! Годами жили тихо-мирно, а тут пошло черт-те что, всё наперекос. И это за три месяца – а что потом будет… представить страшно! Пошли шепотки о том, что вот-де, маху дали, в свое время разорив церкви и прогнав попов. Церкви в Метеле, правда, отродясь не было, но в одной из больших ближних деревень – да, когда-то была. Истребили.

Пункт «Заготживсырья» опустел. Никто не желал даже приближаться к нему. А Пацюк того как бы и не замечал, к девяти утра открывал свою лавку, в девятнадцать ноль-ноль запирал, шел домой. И опять дымила труба, сквозь сомкнутые ставни сочился жидкий свет, и какими делами занимался там таинственный жилец – никто не знал.

До председателя сельсовета и секретаря парторганизации дошло, что каша у них в деревне заваривается нехорошая и что можно крепко влипнуть. Но что делать – они не знали, и наверх сообщить не решались… однако здесь судьба сама всё решила за них.

Каким образом – неизвестно, но слух о колдуне прошелся по окрестным селам, и в одном из них – деревне Авзяново – как оказалось, произошло точно то же, что в Метеле. Четыре тамошние девки непостижимым образом забеременели – как ветром надуло.

Нашлись энтузиасты, которым не лень было отправиться в соседнюю деревню, выяснять. Выяснили. И вернулись с сенсационной вестью: точь-в-точь так! Другие, но столь же нелепые и дикие сны снились этим четырем несчастным девкам, и в каждом сне фигурировали – явно или смутно – некие фантастические и зловещие фигуры, от близости которых у девушек заходилась душа.

Это сообщение стало последней каплей, переполнившей чашу. Да и погода, чтоб ей пусто было! Ну где видано такое: сырой ветер в середине ноября, изморозь, мокрая земля, деревья шумят под ветром… Где, когда, в каких краях?.. А в ту, последнюю ночь вообще творилось черт-те что. Непогода совсем сорвалась с цепи, ветер буянил в тайге – то вдруг хлестнет холодный ливень, то оборвется, а облака и вовсе тучной серой грудой пленили небо, и все это серое мятое пространство непрерывно текло и текло куда-то на юго-восток… Потом начало темнеть.

Наверное, никто не скажет, как и отчего случается так, что безумие вспыхивает и охватывает людей – и ничего уже не объяснишь, не поправишь, не изменишь – в такие мгновения будто бы смещается и время, и вообще все, весь этот и без того странный мир…

Краткие сумерки – в них-то народное волнение и достигло пика. Около сорока мужиков собрались на площади у сельсовета (многие уже и подогрелись порядком). Драли глотки, спорили, пьяно сквернословили, и, наконец, все эти вздор и бестолочь оформились в идею: идти и громить упыря. Пацюка то есть. Немедля!

Прибежал председатель, бледный и перепуганный. Он что-то кричал, клялся, уговаривал – не слушали. Толпа, буйная, пьяная, повалила по улице, на ходу выдёргивая жерди из заборов.

У самого колдовского пристанища передние вроде бы как запнулись, стали оглядываться, но задние напирали – и действительно, ничего уже не изменить, не переделать.

Кто первый кинулся ломать двери и ставни – пёс его знает, но через миг все уже с воплями, с бессмысленным ожесточением крушили все, что подвернется под руку, и вот уже слетели петли, дверь, зазвенело выбитое стекло…

Горя жаждой мщения, люди ворвались в дом. И что же?

А ничего. Вернее никого. Сначала в это не поверили, метались по избе, прошерстили все: подпол, и чердак, и двор, и сарай – пусто! Как сквозь землю провалился.

После этого дурь немного схлыну па. Оторопев, смотрели друг на друга. Ну и что дальше?.. Еще раз осмотрели всё, хотя это было, наверное, бессмысленно. А может и нет – во время второго осмотра с некоторым удивлением обратили внимание на то, что нет ни малейших признаков таинственного и сверхъестественного, ни одной даже лишней вещицы сверх того, что бывает в деревенской, да еще и холостяцкой избе, – ничего не нашли. И ни одной книжки, ни тетрадки, ни просто бумажки с записями, и того нет…

И тут пришла совсем беда. Вдруг хлынул дикий ливень, с резкими порывами ветра – буря бурей!.. Сверкнула над тайгой багровая зарница. А потом все ощутили, как под ногами тяжко содрогнулась глубь Земли.

Страх помутил сознание людей. Все бросились по домам, скользя, матерясь, шлепаясь в грязь. Колька, конечно, мчался впереди всех.

Потом, между собою вспоминая события той ночи, многие признавались, что они ничего не помнят. Да это и немудрено: память человеческая щадит своих хозяев, стирая то, что травмирует психику… Но уж чего не забыл никто – поди-ка забудь это! – тою, что на исходе той безумной ночи, в самую тьму, под холодным проливным дождём в деревне вдруг полыхнул гигантский факел.

Конечно, это горел дом Пацюка.

Как он загорелся – никто не знал.

Пламя зловеще озарило улицы, попрятавшиеся было люди повскакали и выбежали под дождь. Под этим проливным дождём дом пылал жадным, злым огнем, в нем что-то трескалось и лопалось, летели искры. Народ метался, голосил, семафорил руками, хотя всё это было совершенно бесполезно. Потом сообразили, что огонь может перекинуться на другие дома, но туг с грохотом рухнула крыша, распались сцепы недогоревших бревен, и дом обратился в кучу развалин.

А дождь и не думал прекращаться. Пламя ещё пометалось по головешкам, по страшным чёрным листам железа… зашипело, задымило – и исчезло. Остались темень и этот ненавистный дождь.

Он лил и лил. Взошёл серый мутный рассвет, осветил стылое пепелище с одиноко торчащей вверх печной трубой, время медленно поползло к полудню, а он все лил и лил. Правда, стал послабее… Глухое брожение умов в деревне продолжалось. Председатель и секретарь партячейки, осунувшиеся от бессонной ночи, с запавшими, обведенными синевой глазами, сидели в сельсовете, набираясь духу перед тем, как звонить начальству. Долго тут думать было нечего. Печально вздохнув, парторг снял трубку… но здесь вдруг в сельсовет влетел один из жителей – очумелый, с вытаращенными глазами.

– Гаврилыч! – заорал он. – Михеич!.. Слышь-ка, что творится-то!..

А вслед за ним в помещение ввалились ещё пять-шесть мужиков.

Что случилось?! А случилось нечто вовсе невменяемое. Пропала соседняя деревня, та самая Авзяново. Как пропала?! А вот так вот и пропала Нет её!

Секретарь и председатель и так-то были почти трезвые, а от такого сообщения они протрезвели до состояния и вовсе невозможного. Начались расспросы. Из матерно-путаных рассказов односельчан выяснилось, что деревню, расположенную в низине, затопило полностью, она целиком ушла под воду. На ее месте теперь плещется огромное озеро.

После первой оторопи метелинское начальство вдруг сообразило, что это даже и на руку: уж если затопило целую деревню, значит, и вправду вокруг делается что-то неладное; а стало быть, не так уж они и виноваты… Может, даже обойдётся без оргвыводов.

Смекнув это, председатель быстренько выгнал всех и обратился к секретарю:

– Ну, Гаврилыч, давай звони. Сейчас самое время.

Они коротенько утрясли детали. Парторг вновь снял трубку и после небольших пререканий с телефонисткой на станции соединился-таки с райкомом, которому и выложил сработанную ими вдвоем версию. В селе, дескать, наблюдаются волнения на почве религии и суеверий… И объяснил, что новоприбывший заведующий заготпунктом, в самом деле, странный, нелюдимый тип, своим поведением спровоцировал в темной, отсталой массе вредные слухи, что он, видите ли, колдун и знается с нечистой силой. Со слухами этими и так бороться трудно, поскольку народ – дурак; а тут еще они усугубились тем, что дом заведующего сгорел, а сам он делся неизвестно куда. Да как назло вон что с Авзяновом! Это уж вовсе ни в какие ворота не лезет… Да и вообще, надо сказать, что Пацюк элемент конечно подозрительный, и мы уже давно собирались о нем доложить… Что? Почему раньше не докладывали?.. Да вот, поди же ты, что тут скажешь… Как всегда, на авось. Признаем, недосмотрели, недоработали… Что? Вы с нами доработаете? Ага, ага… На бюро райкома? Ну… да, ясно. До свидания.

– Вот так, Михеич, – сказал секретарь председателю, положив трубку. – На бюро нас с тобой драть будут. Готовь вазелин.

Справедливость требует отметить, что глагол несовершенного вида был употреблен секретарем другой. Не «драть», а… понятно, что.

Председатель философически отмахнулся. «Ерунда, – сказал он. – Первый раз, что ли?.. Переживем. Лишь бы в НКВД дело не передали. Тогда, конечно, да… хреново будет…»

И оказался прав. Пережили. Огребли, конечное дело, по выговору по партийной линии за утрату бдительности и допущение религиозного разгула. Но так как и вправду положение непростое с этими странными природными событиями… Словом, обошлось. Кроме того, метелинским властям было обещано идейное укрепление, и оно состоялось. Приехали из города два лектора, долго размазывали кашу на тему о том, что никаких колдунов и упырей на свете нет и быть не может, что все это суеверия и бабьи выдумки и полностью противоречат марксистско-ленинской идеологии. А то, что произошло той странной ночью, запросто объясняется геологическими, географическими, атмосферными и тому подобными причинами, согласно учению товарища Сталина о природе. Почему загорелся дом? Куда исчез Пацюк?.. Ну-у, товарищи, – здесь лекторы снисходительно ухмылялись, – вы уж совсем как дети малые… Что ж тут странного? Вредитель и агент мирового империализма был ваш Пацюк. Дом поджёг и ушёл в лес, а тут такая непогода плюс ещё землетрясение! А тайга – сами знаете… Полк спрячется – не разыщешь, не то что один человек.