В негодяя стрелять приятно - Кирилл Казанцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прапорщик ослабил хватку. Кожевников воодушевился:
– Ну, вот и отлично. Глупо отпираться. Значит, признаешься, что ты Сиваков, что документы у тебя фальшивые. Теперь и протокол можно писать.
– Я сам все напишу, – заявил Ларин, – и оформим как явку с повинной. Иначе не согласен. Ты, командир, прикинь: если я упрусь, то дело из-под тебя выдернут. Другому звезда на погоны упадет.
Кожевников задумался, а затем отдал приказ сержанту:
– Сними с него наручники. Черт с ним, пусть сам пишет.
Щелкнул ключик, браслеты упали с запястий. Андрей пошевелил пальцами, разрабатывая их. Почувствовал, как кровь, покалывая, растекается по сосудам. Он специально вел себя спокойно, чтобы милиционеры расслабились.
– Писать за столом сподручнее, – произнес Андрей.
– Можно и за столом, – согласился Кожевников, доставая несколько листов из принтера. – Вот и ручка.
Прапорщик наконец-то отвел согнутую дугой дубину от шеи Ларина. Андрей поднялся.
– И не забудь написать, к кому в наши края ехал, у кого на дно собирался залечь. Небось на своего кореша Жадобина рассчитывал?
– Что напишу, то твое будет, командир, – вяло проговорил Ларин и даже обозначил движение к столу, на котором призывно белели чистые листы бумаги.
Прапорщик даже не успел сообразить, что произошло. Резиновая дубинка уже оказалась в руках Андрея, который нанес хлесткий удар по одутловатой шее. На ней тут же вспыхнула малиновая полоса. Прапорщик хватал ртом воздух и никак не мог вдохнуть. Второй удар пришелся по голове сержанту. Тот рухнул как подкошенный. Побледневший Кожевников трясущейся рукой стал вытаскивать пистолет из кобуры. Его бесцветные губы шептали:
– Вот сука…
Майор, пятясь, уходил за стол. Ствол «табеля» уже смотрел прямо на Андрея.
– Шустрый, однако, – выдавил из себя майор. – Только не на того нарвался. Брось дубинку и ложись мордой в пол. Иначе стреляю.
Ларин сделал вид, что повинуется, а затем резко присел, ухватил письменный стол за ножки и перевернул его на майора. Тот все же успел нажать на спусковой крючок. Пуля расколола столешницу. Но Кожевников не удержался на ногах – рухнул. Перевернутый письменный стол придавил ему ногу. Андрей от плеча врезал майору в челюсть, выхватил пистолет и приставил его к голове мента.
– Где ключ от входной двери? – прошипел он, вдавливая ствол в висок Кожевникову. – Ключ давай!
– Я сейчас все объясню, все… – взмолился майор.
И тут дверь открылась. На пороге стояли плечом к плечу Хасан с «АКМом» и Колян с пистолетом в левой руке.
– Отпусти его, – произнес кавказец, – и пушку отдай.
– Что-то я не пойму вас, пацаны, – покачал головой Андрей. – Вы что, с ментами заодно? – Он столкнул ногой стол, схватил Кожевникова за воротник и поднял милиционера. – Если кто сунется, я ему дырку в голове сделаю.
– Сивый, не дури! – Из-за спины Хасана и Коляна появился Жадобин в строгом деловом костюме, белоснежной рубашке и при галстуке, золотые запонки поблескивали на манжетах.
– А я-то к тебе ехал, – с укором произнес Андрей, – думал, пособишь… Ментам меня сдать решил?
Жадобин демонстративно приподнял руки, показывая пустые ладони.
– Слишком неожиданно ты, Сивый, нарисовался. Я думал, подстава. Проверить хотел. Ты уж зла на меня не держи. И не тычь пукалку майору в башку. Это я его попросил ситуацию с тобой провентилировать.
– Ну и что, проверил? – Ларин медленно отвел пистолет от головы Кожевникова. – Так что, мент – фуфлыжный?
– Самый настоящий, Сивый. Просто ты на воле долго не был… Многое уже поменялось. И я уже не такой, как прежде.
– Вижу, забурел вконец.
Кожевников, плохо скрывая злость, поднялся с пола, сунул «табель» в кобуру.
– Всякое в этом мире случается. Жизнь – она лучший режиссер, – сказал Жадобин. – Думал, уже никогда не свидимся, а вот пришлось… Поехали ко мне. У меня много вопросов к тебе появилось.
– И у меня.
Ларин шагнул вперед, и они с Жадобиным картинно обнялись.
«Кажется, дело сдвинулось. Однако и переволновался я», – подумал Ларин, после чего позволил себе вздохнуть с облегчением.
Глава 5
Солнце катилось к западу. Его прощальные лиловые лучи окрашивали стволы молодых сосен насыщенным медным цветом. У самой земли движение воздуха не чувствовалось, ветер посвистывал лишь в вышине. Деревья неторопливо качали верхушками, осыпались сухие иголки. Недавно возведенный загородный дом Жадобина располагался неподалеку от федеральной трассы, но с асфальта его видно не было. От глаз проезжающих строения скрывал сосновый лесок. Это было целое поместье, обнесенное высоким железобетонным забором. Трехэтажный жилой особняк. Во дворе под прозрачным навесом – бассейн с подсветкой. Лужайку пересекали вымощенные натуральным камнем дорожки. Над прудом раскинулся горбатый мостик. А в отдалении, за живописно разросшимися декоративными кустами, стояли хозяйственные строения и пара флигелей.
Сегодня во дворе вовсю горела иллюминация. Мигающие световые трубки спиралями обвивали столбы и опоры, тянулись вдоль карнизов. На лужайке стояли накрытые белыми скатертями столы, но официанты уже собирали с них посуду. Большинство гостей, приглашенных на банкет по поводу открытия мусоросжигательного завода, разъехались. Из всей немецкой делегации остался только Генрих Штайнер, но и он уже прощался с хозяином дома, жал ему руку:
– До завтра. Я рад, что судьба свела нас вместе. У меня есть еще много интересных предложений, – дежурно улыбаясь, говорил пожилой немец.
– Может, останетесь у меня? – хитро подмигнув, предложил Жадобин. – Весело время проведете. Вы женщин любите?
Депутат ландтага сразу понял, о чем идет речь, приложил руку к сердцу.
– Годы не позволяют, – проговорил он. – В гостиницу поеду, а завтра мы обязательно обсудим перспективы. Ваши девушки очень привлекательные, я знаю больших любителей славянской красоты…
Жадобин не стал уточнять, что девушки, которых он предлагал Штайнеру, были по большей части не славянками, а молдаванками.
– И я, и вы выпили, – продолжил немец. – А у меня железное правило – не смешивать алкоголь и бизнес.
Штайнер сел в микроавтобус и уехал. Жадоба еще постоял во дворе, наблюдая за тем, как собирают посуду официанты, как его шестерки заносят столы в гараж. Качнулся, икнул и сам себе сказал:
– Немчура чертова. Алкоголь он с бизнесом не смешивает… Да у нас без выпивки ни одно дело не решается.
Прихватил непочатую бутылку виски, повесил на горлышко два перевернутых стакана и вошел в дом. Придерживаясь за стену, поднялся на второй этаж. В небольшой комнате на два окна на широком кожаном диване сидел Ларин с раскрытым глянцевым журналом в руках. С обложки улыбалась обнаженная блондинка.
Жадобин покачал головой:
– О такой, Сивый, за колючкой мечтал?
– И о такой тоже, – отозвался Андрей и отложил журнал.
– Темновато уже. – Жадоба хотел включить свет.
Андрей его остановил:
– У меня на «хате» последние два года свет и днем и ночью не выключали.
При неверном вечернем свете Жадобин не мог толком разглядеть Ларина. Первое время он наверняка пристально приглядывался к пришельцу из прошлого. Десять лет, конечно, не виделись, но рисковать лишний раз Ларину не хотелось, хватило и допроса в «опорняке».
– Понял. – Жадоба плюхнулся на диван, неверной рукой поставил на столик бутылку, звякнули стаканы. – Ты, Сивый, и меня понять должен. Проверку ментами должен был пройти, без этого никак.
– Ладно, что было, то было, проехали.
– К гостям я тебя выпустить не мог. Разъехались они, теперь и побазарить можно… Я наше славное прошлое помню. Добра не забываю. Это хорошо, что мы свиделись. Вот только непоняток с тобой много, очень уж ловко у тебя все получилось. Тягу дал, а менты тебя не ищут… Вроде как мертвый ты по бумагам получился. Странно все это. Тут сомнения меня и взяли.
– Ты спрашивай, а я отвечу. За свои слова отвечу.
Жадобин плеснул в стаканы вискаря:
– Для начала выпьем за твое возвращение. Просто западло будет не выпить. А там и расскажешь мне, как тебе маза такая пошла. Всего, понимаю, не скажешь. Но я понять должен… – Хозяин был изрядно пьян, а потому излагал мысли довольно сбивчиво.
Ларин отпил из стакана:
– Неплохой вискарь, но беленькая, она лучше.
– Теперь водяру только лохи пьют. Ты только на свой счет не принимай, – ухмыльнулся Жадобин. – Времена уже другие. Ты многое пропустил.
– Одно пропустил, другое нашел.
– И как же ты на вольняшке оказался?
Ларин повертел в руках стакан, на дне которого плескалось виски. Он не любил этот напиток, которым почему-то в последние годы стали поголовно увлекаться те, кто выбился в России наверх.
– Честно говоря, и вспоминать не хочется, – проговорил Андрей. – Но придется. Ты вправе сомневаться. Вдруг менты меня подослали, а? Ведь ты так думаешь?