Отто Бисмарк. Его жизнь и государственная деятельность - Р. Сементковский

Народное возбуждение достигло таких размеров, что все стали опасаться революции, и только благодаря случайному обстоятельству казавшаяся неминуемой беда, то есть повторение кровавых событий 1848 года, и притом в гораздо более опасных размерах, была предотвращена. Этим случайным событием послужила смерть датского короля Фридриха VII. Мы сейчас выясним, почему кончина этого короля могла отвлечь внимание от внутреннего кризиса, но сперва мы должны еще сделать общее замечание. Задача, которая была возложена на Бисмарка во внутренней политике, осталась неразрешенной: он действовал как диктатор, а не как ловкий политик, который умеет выпутываться из затруднительного положения. В короткое время он до того обострил внутренний кризис, что уладить его миролюбивым путем оказалось уже невозможным, и даже правительственные деятели со страхом думали о том, к чему приведет образ действий Бисмарка. Против него восстали не только общество, не только печать, не только палата, но и сын самого короля, принц Фридрих-Вильгельм, будущий император Фридрих III. Он случайно находился в Данциге, когда был издан закон, налагавший молчание на печать, и, отвечая на приветствие представителей города, сказал: “Я сожалею, что приехал в ваш город в минуту, когда обострился разлад между правительством и народом. Я поражен; я ничего не знал об этом законе, я был в отсутствии и не мог знать о предшествовавших ему совещаниях”. Этот протест против политики Бисмарка имел весьма печальные последствия для принца Фридриха. Ему чуть было не пришлось отказаться от своего сана и титулов и удалиться в частную жизнь. В решительную минуту сам король одумался, но с этих пор Бисмарк стал всячески отстранять кронпринца от участия в государственных делах.

Мы выяснили, до каких печальных результатов довела Пруссию политика Бисмарка, и теперь можем обратиться к тому случайному обстоятельству, которое спасло его от неминуемого поражения и доставило ему славу великого государственного человека. Отметим только еще, что в этот момент Бисмарк сам признавал свое дело проигранным. Он видел, что бурный натиск ни к чему не ведет, что сам король начинает сомневаться в избранном пути, в действенности тех средств борьбы, которые он пускал в ход по совету своего первого министра. В частной корреспонденции Бисмарка того времени мы находим письма, в которых встречаются такие фразы: “Король здоров, но окружен сетью интриг. Я желал бы, чтобы следствием этих интриг было образование другого министерства. Тогда я мог бы с почетом удалиться и спокойно жить в деревне... Теперешняя моя жизнь невыносима, и я признаю благодетелем всякого, кто старается свергнуть меня”.

Но вот умирает король Фридрих VII, и положение дел изменяется. “Тотчас после смерти датского короля, – рассказывал впоследствии Бисмарк, – я подумал о приобретении Шлезвига и Гольштинии”. Было назначено заседание государственного совета, чтобы обсудить вопрос, какого образа действий придерживаться ввиду этого события, и Бисмарк выступил с длиннейшей речью такого решительного содержания, что у слушателей возникло подозрение, не выпил ли он за завтраком лишнего. Так отзывается об этом инциденте сам Бисмарк. Не следует, однако, думать, что мысль о присоединении Шлезвига и Гольштинии принадлежит Бисмарку. Еще задолго до того, как он призван был управлять делами Пруссии, и раньше еще, чем он вообще примкнул к объединительным стремлениям немцев, вся Германия распевала знаменитый шлезвиг-гольштинский национальный гимн, в котором эти два герцогства признавались нераздельной частью немецкого отечества. Это была излюбленная песня всех немцев, воодушевлявшая их везде, где они только сходились, чтобы вместе провести время. Бисмарк не мог не знать об этом патриотическом настроении немцев, и в этот для себя тяжелый час он решил воспользоваться шлезвигским вопросом, чтобы отвлечь внимание общества от опасного внутреннего кризиса.

Посмотрим теперь, как он принялся за дело. Нечего пояснять, что этот вопрос находился в самой тесной связи с другим вопросом, – о лучшей организации германского союза, который, как известно, действовал весьма неудовлетворительно вследствие постоянного соперничества двух главных его участниц, Австрии и Пруссии. Однако Австрия после обрушившегося на нее бедствия в 1859 году, стоившего ей такой громадной провинции, как Ломбардия, сделалась очень сговорчива и охотно шла на уступки. По ее непосредственной инициативе задуман был план обновления германского союза в смысле нового решительного шага к объединению германских государств. С этой целью австрийский император разослал всем германским государям приглашение собраться на конгресс во Франкфурте и предупредил об этом короля Вильгельма, пользовавшегося тогда минеральными водами в Гаштейне. Но король, по совету Бисмарка, отклонил это приглашение. Конгресс состоялся, и все германские государи единогласно одобрили австрийский проект. Но так как Пруссия на конгресс не явилась, то он, понятно, утратил всякое значение. Таким образом, делу дальнейшего объединения Германии был нанесен новый удар самой Пруссией. И вот возникает шлезвиг-гольштинский вопрос. Дания, пользуясь острым внутренним кризисом, вспыхнувшим в Пруссии вследствие непримиримой политики Бисмарка, решается на смелый шаг: она распространяет свое общее государственное устройство на Шлезвиг, то есть, проще говоря, присоединяет эту провинцию к своим владениям. Это был шаг очень неосторожный, ибо он вызвал взрыв негодования во всех германских государствах. Немцы мечтали о присоединении Шлезвига к германскому союзу, и вдруг Дания отвечает им таким вызовом. По предложению Пруссии и Австрии Франкфуртское собрание немедленно распорядилось о занятии герцогства войсками, и туда направлены были по шеститысячному отряду от Ганновера и Саксонии, а принц Аугустенбургский, который всеми признавался после смерти Фридриха VII законным наследником герцогства, поселился в Киле. Он действительно и был законным наследником, потому что Пруссия и Австрия соглашались признавать короля Христиана герцогом только в случае, если Шлезвиг не будет присоединен Данией к ее владениям. Устрашенный решительностью германских государей, датский король велел своим войскам отступить, и никаких военных действий не последовало. Но это не входило в расчеты Бисмарка. Всякое проявление единодушия и энергии со стороны германского союза его раздражало, так как он поставил себе целью убедить немцев, что без Пруссии они ничего не достигнут. И вот Бисмарк решается действовать помимо союза. Он, собственно, хотел немедленно занять Шлезвиг прусскими войсками, но его удерживало соображение, что такой шаг, нарушавший все права, встретит отпор не только со стороны других германских государств, но и со стороны великих держав. Вследствие этого он прибегает к уловке, то есть предлагает Австрии совместно занять герцогство, и Австрия имеет неосторожность согласиться на это. Весь германский союз: правительства, палаты, народные собрания, с негодованием отвергли этот своевольный шаг Пруссии и Австрии, признавая его явным нарушением не только прав отдельных германских государств, но и международного права. Получилось такое странное явление, что громадное большинство германского народа оказывалось на стороне Дании, в сущности смирившейся пред требованием Германии. Нечего пояснять, что это настроение германского народа делает честь его чувству справедливости. Но Бисмарк не обратил никакого внимания на сыпавшиеся со всех сторон протесты. Он был уверен, что ни Россия, ни Франция не вмешаются в это дело. Тем временем прусская палата решительно восстала против нападения на Данию и отказала правительству подавляющим большинством – 275 против 51 голоса в военном кредите; но все это в совокупности только поощрило Бисмарка совершить чисто разбойническое нападение на Данию и украсить прусскую армию такими сомнительными лаврами, какие она стяжала на пресловутых дюппельских окопах.