В рай с пересадкой - Александр Грязев

— О! Такое бывает не часто. Да ты сам, Коля, хотел послушать грузинские песни.

— Повезло, Гурам Александрович.

— Ещё услышишь. А теперь идём за стол, други мои. Там уже заждались…

Праздничный стол в честь приезда Гурама и его друзей был накрыт во дворе под деревьями. За столом шумно и весело.

Рожков, так и не выпивавший, что-то рассказывал своему соседу справа. Тот качал головой. Никанорыч достал из кармана брелок и стал опять объяснять, жестикулируя. Сосед снова покачал головой, видимо не соглашаясь и передал разговор уже своему соседу. Тот другому и так слова Никанорыча дошли до тамады, полного, с пышными усами человека. Начальник стола и сам заметил, что гость не выпивает и давно хотел узнать причину такого его поведения.

— Дорогой Гурам, — обратился тамада к Николадзе, — твой друг болен, что ли?

— Нет, что ты, Котэ. Он просто завязал.

— Надо развязать.

— Попробуй, попробуй, Котэ.

Сидевший рядом с тамадой Николадзе-старший, услышав разговор, догадался о чём идет речь и вдруг заговорил сам.

— Я хочу рассказать твоему молодому другу, Гурам, нашу древнюю грузинскую легенду.

— Пожалуйста, отец. Конечно, расскажи.

— Мне ещё дед мой рассказывал, как посадили однажды виноградную лозу у дома, а осенью выжали сок. Сладкий был сок и всем понравился. Народ приходил и дивился: «Ну и сок у такой сухой лозы». Но вот прилетел соловей: «Да здравствует вино! — воскликнул он. — Кто станет его пить, запоёт по-соловьиному». Потом пришёл молодой петух: «Кто выпьет, тот будет любить ссоры и станет, как и я, забиякой». Прибежала лиса: «Кто станет пить, то в него заберется вино воровски, по-лисьи». Наконец пришёл один жирный боров и сказал: «Да здравствует вино! Кто много выпьет, подобно мне станет валяться в грязи на дороге». Вот так по-разному и действует вино на человека, сынок. Так будь же ты всегда соловьем!

И старый Николадзе похлопал Никанорыча по плечу.

— Спасибо, отец, но…

Тамада кивнул одному из мужчин. Тот пошёл в дом.

— Ну все, Никанорыч, — сказал Колька другу. — Пропал ты.

— Чего? — не понял Рожков.

— Конец, говорю, фильма.

— Какого ещё фильма?

— Твоего, под названием «жизнь».

— Чего болтаешь-то.

— Ты погляди, как на тебя тамада смотрит. А вон помощника своего послал в дом за кинжалом. Так что приготовься к самому худшему.

— Перестань.

— А чего перестать-то. Ты же оскорбляешь хозяев и всех сидящих с тобой. И нас с Иванычем позоришь. Здесь, брат, такого не прощают, понял?

Мужчина вернулся из дома и подал тамаде большой, отделанный серебром рог. Тамада наполнил его вином и встал.

— Дорогой наш друг Сандро. Все, кто когда-нибудь пил из этого рога, желали дому Николадзе мира, счастья и благополучия. А пьющий из этого рога сам будет счастлив и здоров. Приглашаю тебя осушить рог и сказать свои слова.

Рог передали Никанорычу. За столом стало тихо.

— Не подкачай, — сказал ему Колька.

— Спасибо, — поблагодарил Рожков и тоже встал. Немного помедлил, принимая решение. — Я скажу с удовольствием… Дорогие друзья! В эти дни, и сейчас я ощущаю себя счастливым человеком. Да, я счастлив! И счастлив потому, что осуществилась моя ещё детская мечта. А я с детства мечтал увидеть Грузию. Увидеть страну великого Шота Руставели, страну мужественных и благородных людей. Я счастлив, что моя мечта осуществилась. Так пусть же мечты каждого из вас сбудутся! Мир и счастье этому дому! Многолетия всем вам, друзья!

С последними словами Рожков припал губами к рогу. Мужчины запели песню, и под её многоголосье Никанорыч осушил рог.

— Спасибо тебе, сынок, — сказал старый Сандро Николадзе. — Из тебя хороший тамада будет.

Мужчины запели новую песню.

— О чём поют, Гурам Александрович? — спросил Колька.

— Они поют, дорогой, о том, что не надо искать себе жену на гуляньи: там она одета в чужое платье. Если хочешь видеть женскую красоту, ищи её во время жатвы ячменя. Вот так примерно. Нравится?

— Очень. Я просто балдею от этого многоголосья.

— Ну тогда слушай. Таких песен больше нигде в мире не поют.

А праздничный ужин продолжался. Селезнёв и Гурам Александрович вели свой разговор. Слушая песню, о чём-то задумался Колька.

Рожкова посадили рядом с тамадой.

— Мужики, хорошие вы мои, братцы дорогие! — говорил он и счастливо улыбался.

Рядом на столе стоял винный бочонок, в отверстии которого одиноко торчал деревянный с насечками брелок Никанорыча.

И лилась многоголосая песня.

Утром родные Гурама Александровича провожали гостей в Тбилиси.

…К зданию вокзала с высоким и узким шпилем подкатили, когда большие часы показывали половину второго часа дня.

Выйдя из машины, захватив чемоданы и сумки, все пошли туда, где стоял туристический поезд. Колька шёл первым, за ним шагал с чьей-то сумкой Георгий. Остальные, чуть поотстав, шли и увлеченно разговаривали.

Колька вдруг остановился, поставил чемодан на землю и огляделся.

— Мужики, — сказал он, когда подошли все. — А поезда-то…. это…. нет.

— Как нет?

— Не может быть.

— Шутишь?

— Да нет, говорю. Вот здесь он стоял, по-моему у этой самой стрелки.

– Могли ведь и перегнать на другой путь.

Все некоторое время глядели по сторонам.

— Георгий, — вмешался в разговор Николадзе, — где ты его видел, когда ездил за вещами?

— Тоже здесь.

— Ты не ошибаешься?

— Нет, Гурам Александрович. Я это место знаю. Точно здесь поезд был.

— Давайте искать, — предложил Селезнёв.

— Стойте все здесь и никуда не уходите, я сейчас, — неожиданно сказал Николадзе и бросился к зданию вокзала.

— Этого нам только не хватало, — произнёс Сергей Иваныч.

— Кто-то из нас, видно, здорово нагрешил в эти дни. Признавайтесь — кто? — спросил Рожков.

— Ты и Георгий, — сказал Колька.

— Почему я? — удивился Георгий.

— Марина, наверное, на тебя обиделась. Вот и уехала раньше времени.

— Э-э, не говори так, дорогой. Георгий никогда женщин не обижал.

— Да я ничего, Георгий. Я просто так. А, может, и вправду пойти поискать поезд-то. А, Иваныч…

— Погоди, не суетись.

— Куда ты спешишь, слушай? — опять удивлённо сказал Георгий. — Вон уже и Гурам Александрович бежит.

К ним и вправду от вокзала спешил Николадзе.

— В машину, быстро! — ещё издали крикнул он.

Все бросились к машине.

— Скажи, что случилось, Гурам, — на ходу спросил Селезнёв.

— Всё нормально. Расскажу в машине.

Черная «Волга» с места взяла высокую скорость и помчалась по улицам Тбилиси.

— Ну так чего там, Гурам? — вновь спросил Селезнёв, когда отдышались.

— Ваш поезд действительно ушёл.

— А говоришь, что всё нормально.

— А куда мы сейчас летим? — спросил Колька.

— На аэродром.

— Зачем?

— На машине догнать поезд трудно. Поэтому полетите на почтовом самолёте. Я договорился. Вы поезд свой даже обгоните.

Машина мчалась по улицам Тбилиси.

Когда все пятеро бежали по летному полю аэродрома, мотор почтовой «Аннушки» уже работал. У раскрытой двери самолёта, в которой стоял один из пилотов, торопливо стали прощаться.

Обнялись старые друзья.

— Спасибо, тебе, Гурам. Спасибо, браток.

— И тебе спасибо, Серёжа. Приезжай ещё. Я ждать буду.

— Сначала ты приедешь, Гурам. Обещай.

— Приеду, Серёжа, обязательно приеду.

В дверях самолёта Иваныч оглянулся и что-то прокричал.

Гурам Александрович кивнул головой и помахал другу рукой.

Самолёт медленно вырулил на старт и, разогнавшись, оторвался от земли. Гурам Александрович и Георгий махали ему вслед руками.

В салоне самолёта кое-как разместились среди ящиков, мешков и посылок. Все устроились у маленьких окон.

— А ведь летим… — сказал Селезнёв.

— Да. И куда только нас не занесёт, — подтвердил Колька. — Расскажи кому — не поверят. Это надо же — в небе летим.

— Почти по Пушкину, — продолжал Сергей Иваныч, — «Кавказ подо мною. Один в вышине стою над снегами у края стремнины. Орёл, с отдалённой поднявшись вершины, парит неподвижно со мной наравне».

— По Лермонтову тоже… — подал голос Рожков и продекламировал:

И над вершинами КавказаИзгнанник рая пролетал:Ему Казбек как грань алмазаСнегами вечными сиял…

— Ещё несколько минут назад мы находились на земле, — продолжал, но уже тоном экскурсовода Никанорыч, будто читая туристский проспект, — а сейчас под крылом нашего лайнера седые вершины Кавказа. Там внизу вечная зелень лесов, горные стремительные реки, плодородные равнины. И над всем этим — солнце. А всё это — солнечная Грузия.