Моби Дик - Герман Мелвилл

Как я уже говорил, этот вигвам, сооруженный из китового уса, стоял на палубе только во время стоянки в Нантакете, и приказ убрать его вот уже тридцать лет предшествовал подъему якоря. Не успели люди закончить одно дело, как последовало новое распоряжение:

— Людей к шпилю! Быстрей! Кровь и гром!

При подъеме якоря лоцман должен занять свой пост на носу корабля, и вот Вилдад, который, кстати сказать, помимо всего прочего был еще и лоцманом, — причем поговаривали, что он стал лоцманом только из жадности, чтобы не платить денег за проводку своего корабля, — так вот Вилдад, стоя на носу, унылыми псалмами подбадривал матросов, поднимавших якорь, а они отзывались на его псалмы каким-то легкомысленным припевом о красотках из Бубл-Эйли.

Тем временем Фалек продолжал неистово ругаться и богохульствовать, так что я даже подумал, как бы он, чего доброго, не потопил судно прежде, чем мы поднимем якорь, и с этой мыслью я невольно замешкался возле ворота, на который накручивалась якорная цепь, но в тот же момент почувствовал внезапный толчок в зад. Я обернулся и с ужасом увидел позади себя Фалека, который как раз выводил свою левую ногу из непосредственного соприкосновения с моим телом. Это был первый в моей жизни пинок в зад.

— Вот, значит, как служат на торговых судах! — орал Фалек. — Шевелись ты, баранья башка! Шевелитесь, дьяволы, чтобы кости трещали, к чертовой матери! Пошевеливайтесь вы, ублюдки! И ты, дьявольский Квебек! А ты чего дрыхнешь, рыжий! Говорят тебе: шевелись! А ты, в шапочке, — тебя это не касается? Шевелитесь, поворачивайтесь, черт вас возьми!

С такими проклятиями он метался возле борта, то и дело пуская в ход свою ногу, между тем как невозмутимый Вил- дад продолжал уныло бормотать свои псалмы.

Наконец якорь был поднят, паруса поставлены, и мы стали плавно удаляться от берега. Когда короткий северный день незаметно растворился в вечерней мгле, мы были уже в океане, и морозные брызги одели нас льдом, точно сверкающими латами. Длинные ряды китовых зубов вдоль бортов светились в лунном сиянии, а гигантские ледяные сосульки свисали с носа «Пекода», будто белые бивни огромного слона.

Долговязый Вилдад стоял на носу, и всякий раз, когда судно зарывалось в зеленые волны, вздрагивая обмерзшим своим корпусом, сквозь свист ветра и звон снастей можно было различить его спокойный голос и слова псалма:

Раскинулись под солнцем богатства Ханаана

Зеленые холмы и тучные поля.

Лежит пред иудеями за брегом Иордана

обещанная Господом земля.

Никогда еще эти слова не звучали для меня так сладостно. Они были полны надежд и обещаний. И пусть сейчас я весь промок до нитки, пусть я дрожу от холода, потому что морозная ночь и буря властвует над океаном, все равно где- то впереди меня ждут прекрасные гавани, и солнечное небо, и зеленые луга, круглый год покрытые свежей нетоптанной травой.

Наконец мы настолько удалились от берега, что лоцман был уже не нужен, и парусный бот, сопровождавший нас, подошел к борту, чтобы забрать Вилдада и Фалека.

Они были очень взволнованы, особенно Вилдад. Ему ужасно не хотелось покидать этот корабль, отправляющийся в долгое и опасное плавание, корабль, на котором его старый товарищ уходил капитаном, снова пускаясь навстречу ужасам яростного океана. Ему не хотелось расставаться с судном, в которое было вложено все его богатство, заработанное многолетним трудом. И бедный старый Вилдад все мешкал и бесконечно оттягивал свой отъезд. Он возбужденно ходил по палубе, еще раз спустился в каюту капитана, чтобы сказать последнее «прощай», снова вернулся на палубу, потом поглядел вверх, потом направо, потом налево; ухватил за руку верного Фалека и, подняв фонарь, с минуту стоял, мужественно глядя в его лицо и словно говоря: «Ничего, мой друг Фалек, я выдержу это. Да, выдержу».

Сам Фалек отнесся к расставанию более философски, но, несмотря на это, на глазах у него сверкнули слезы, и он тоже не раз проделал путь от борта до капитанской каюты.

Но вот, наконец, он решительно обернулся к своему другу:

— Капитан Вилдад, — сказал он, — пойдем, старый друг, нам пора… Эй, на палубе! Брасопить грота-рей!.. На боте! К борту, живо!.. Осторожнее, осторожнее!.. Пошли, Вилдад, старина! Прощайся… Удачи тебе, Старбек, удачи и вам, мистер Стабб. Прощайте все, желаю счастья. В этот самый день ровно через три года я вас всех жду к себе ужинать. Еще раз — прощайте и будьте счастливы!

— И да пребудет с вами господь бог! — чуть слышно пробормотал Вилдад. — Надеюсь, скоро установится хорошая погода и тогда капитан Ахав появится среди вас. Яркое солнце — вот все, в чем он нуждается. А этого у вас будет предостаточно, как только вы доберетесь до тропиков. Будьте осторожны в преследовании китов, мистер Старбек! А вы, гарпунщики, берегите вельботы, ведь хорошие доски подо-рожали в этом году на три процента. И не забывайте молиться, братья мои. Да, вспомнил: парусные иглы лежат в зеленом сундучке. И поменьше промышляйте в божьи праздники, это великий грех. Но и хорошего случая не упускайте — зачем отвергать дары господа бога? Приглядывайте за бочонком с патокой, мистер Стабб, в нем, кажется, небольшая течь. Прощайте! Прощайте! Да, мистер Старбек! Не держите слишком долго сыр, а то он испортится. Да с маслом будьте поаккуратнее — за него плачено по двадцать центов за фунт. И помните: если вы… 

— Идем, капитан Вилдад, хватит тебе болтать. Пошли, пошли! — с этими словами Фалек потянул его за собой к борту и оба спустились в бот.

Бот отошел от «Пекода». Он уходил все дальше. Сырая холодная ночь легла между нами. С тяжелым сердцем мы трижды прокричали «ура» и вслепую погрузились в пустынную Атлантику.

Глава семнадцатая

В защиту китобоев

Итак, мы с Квикегом стали китобоями, но профессия эта не считается особенно благородной, и если в светском обществе кто-нибудь отрекомендуется гарпунщиком, то вряд ли ему окажут такую же честь, как, скажем, морскому офицеру, — и потому я считаю своим долгом разоблачить эту несправедливость.

Несведущие люди полагают, что добыча китов — это та же бойня, а китолов, имеющий дело с кровью и грязью, ничем не отличается от обыкновенного мясника. Я не стану спорить, мы, конечно, мясники, но в таком случае еще более кровавыми мясниками следует считать всех прославленных полководцев, которым вы воздаете всяческие почести. Что же касается крови, китовых кишок и внутренностей, которые загрязняют палубы наших судов, то разве их можно сравнить с ужасными полями сражений, усеянными трупами людей.

Но посмотрим на дело с другой стороны, и я докажу вам, что китобои заслуживают всеобщего уважения.