Том (4). Купол надежды - Александр Казанцев

Снегопад кончился, снова засияло солнце.

Велико же было изумление Аэлиты, когда отважный лыжник, внушительного сложения, но не громоздкий, а собранный, могучий, снял шапочку. И засверкала на солнце седина.

– Почему вы спускались без лыжни? – с туристской непосредственностью спросила Аэлита. – Ведь вы могли подвести инструктора. Он отвечает за всех. Да и сами, представьте себе, изуродоваться…

– Что вы! – смеясь, ответил лыжник. – Меня тут все знают, я ведь не новичок. Во всех отношениях. Правда, в состязаниях уже не участвую. Но бывало, бывало…

– Окажись я моложе, я решилась бы спросить вас, – не без лукавства сказала она, – это ничего, что я к вам пристала?

– Вы? Еще моложе? Ну тогда я, соответственно менее дряхлый, ответил бы вам: «Помилуйте, если бы не вы ко мне пристали, так я это сделал бы! В порядке самоутверждения!» – Он сказал это с такой шутливой серьезностью, что Аэлита рассмеялась:

– Я вас не видела.

– А я вчера приехал. Можно сказать, первая моя вылазка.

– Тогда признавайтесь, почему вы не воспользовались лыжней?

– Заставляете сразу исповедоваться? Характер у меня, видите ли, несносный. Всегда и во всем ищу не оптимальных решений, а непроторенных путей.

– Вы, наверное, геолог? Все ищете…

– Отыскиваю. Но не геолог. Химик.

– Вот как? Какое совпадение! Я тоже. Честное слово!

– Будем знакомы, коллега. Анисимов Николай Алексеевич.

– То есть как это Анисимов? – нахмурилась Аэлита. – Сразу разыгрывать «по-терскольски»? Я по учебнику Анисимова, представьте себе, курс химии сдавала. Так что мы с ним даже знакомы.

– С учебником или с его автором?

Аэлита смешалась.

– Конечно, с учебником.

– Теперь и автор перед вами. А вас как зовут?

– Аэлита.

– А вы злая. Сразу отплатить розыгрышем за воображаемый розыгрыш хотите.

– Ну что вы! Я на самом деле Аэлита. Честное слово! Аэлита Алексеевна Мелхова. И фамилия у меня самая мелкая. Не правда ли?

– А я думал, какая-нибудь Алькобаси или Кими-тян, японка.

– Многие так думают. И я им помогаю. Представьте, прическу даже научилась делать себе под японскую марумаге. Знаете?

– Знаю. Мне приходилось бывать в Японии.

– Завидую вам светлой завистью. Как же там?

– Как на другой планете. Все не так. От традиций до информации. В их языке даже звука «л» нет.

– Бедные! Как же им приходится говорить «люблю»? Рюбрю? – снова не без лукавства спросила она, поддерживая шутливый тон.

– Что-то в этом роде. Но в любви я там не объяснялся ни по-японски, ни на другом языке, – на полном серьезе ответил он.

– А вы много их знаете?

– Девять, не считая русского.

– Так вы просто полиглот! – искренне восхитилась Аэлита.

– Нет. Те знают и по шестьдесят языков. Специальность у меня иная. Языки я изучал, чтобы самому побывать в разных странах, встретиться с моим старым врагом – с голодом.

– Вот как? Почему он ваш враг? Вы же химик!

– Охотно вам расскажу. Возможно, переведу в свою веру. Я сектант.

– Опять шутите, – обиделась Аэлита.

– Нисколько. Я верю не в бога, а в химию.

– Но химия – это почти ругательное слово у обывателей, когда они говорят о медикаментах, о синтетической одежде, ткани. Право-право! – Аэлита перешла уже с шутливого тона на вполне серьезный.

– Вот нам с вами, поскольку вы тоже химик, и предстоит победить всеобщее сопротивление. Сто лет назад весь мир носил одежду из натуральной кожи, натуральных волокон. А теперь на восемьдесят процентов одет в синтетику.

– И ругает ее.

– Да, за несовершенство. А это, как вы знаете, преодолимо. Вот если бы синтетики не существовало совсем, то человечество наполовину оказалось бы голым.

– Как так голым?

– Людям нечего было бы надеть, даже шкур пещерного века. Словом, естественных ресурсов не хватило бы. Разве сравнить численность населения сейчас и сто лет назад? Каждые тридцать семь лет оно удваивается, а ресурсы остаются прежними.

– Так же и с голодом? – догадалась Аэлита.

– Так же. В Европе за год человек съедает мяса в количестве, равном собственному весу. А в Индии столько же мяса человек потребляет за всю свою жизнь. Почти два миллиарда человек голодают сейчас в мире, Я недавно вернулся из Рима, где на продовольственном конгрессе ООН шел об этом разговор. И я решился сказать там, что накормить можно всех.

– Это уже по-настоящему интересно. Кажется, я тоже стану сектанткой.

– Имейте в виду, что я искатель. Я ищу не только новые пути, но и новых людей, в особенности интересующихся.

– Представьте, что одну интересующуюся вы уже нашли. Но как вы хотите накормить химией весь мир? Удобрениями?

– Нет. Отказаться от сельского хозяйства как пережитка.

– Без хлеба накормить два миллиарда голодающих? Снова разыгрываете?

– Нет, не разыгрываю. Трудность в том, что мы не можем ставить такой крайней задачи в нашей стране с ее традициями. Для нас полный отказ от сельского хозяйства – нонсенс! Говорить надо прежде всего о странах, где продуктивность сельского хозяйства недостаточна, где земледелие неперспективно.

– Но, может быть, и у нас искусственная пища могла быть резервом на случай недорода?

– Могла бы. Этот вопрос и будем ставить. Диалектически.

И химики на сверкающем под солнцем снегу повели оживленный разговор. Он подробно расспрашивал ее о химической специальности, о характере работы, чем она интересуется…

Глава пятая. Снежная головка

А вечером в холле, в удобных мягких креслах, новые знакомые продолжили свой разговор, и не надо думать, что только о химии. У них оказалось очень много общих интересов: и театр, и музыка, и живопись, и спорт… Аэлита слушала пожилого академика и диву давалась, до чего же он жаден к жизни, ко всем ее проявлениям. И невольно сравнивала со своим Юрием Сергеевичем, который ни о чем и слышать не хотел, кроме своей специальности. Мать хлопотала вокруг него, всячески подчеркивая, что делает то, что обязана делать Алла, законная и нерадивая жена. А Юрий поворачивал «для обожания» то один, то другой бок. Он всегда все знал лучше всех. Спорил всегда с презрительным выражением лица. Да мать и не позволяла ему перечить. Он был производственником и делать вещи считал более важным, чем их «выдумывать». Аэлита же грезила о новом, о науке, об исканиях. Правда, в заводской лаборатории не удалось заняться научными исследованиями, как мечталось на студенческой скамье, но все же ее радовало, когда в колбах менялся цвет, когда химическая реакция проходила на глазах, давала желанный результат или не давала, что тоже считалось результатом.