Движ (СИ) - Кокоулин Андрей Алексеевич

С полчаса потом Кирилл стоял у окна, смотрел, как за стеклом снег засыпает газоны и дорожки, как суетятся уборщики, как темнеет небо.

Шесть часов! Кэт определенно готовит сюрприз. Но время еще есть, еще целый кластер времени!

Кирилл решил ждать за столом. Он сел, поправил салфетку, выровнял упаковки с мясным рагу — чтобы одна против другой. Захотелось пить. Он подумал, как будет выглядеть трубочка в одном из пакетов сока. Не будет ли это означать, что он не дождался и уже немножко попраздновал?

Время шло. Не вытерпев, Кирилл спустился вниз и застал возвращение соседей, отработавших короткие смены.

— Здравствуйте.

— Здравствуйте. Добрый вечер.

— С Новым Годом!

— Да, говорят, будет салют.

— Как и каждый год. Вы — молодец.

— Мы все молодцы!

Ему жали руку и хлопали по плечу, улыбались, проходили мимо с праздничными наборами, все, как на подбор, молодые, слегка уставшие, в форменных куртках, делавших их похожими друг на друга.

Кэт не было.

Кирилл вышел к скамейкам, протоптав тропку в тающем снеге, сделал вокруг нее два круга и вернулся к подъезду. Небо потемнело. Зажглись фонари. Квадратики окон один за одним становились желтыми, яркими. Роботы помаргивали предупредительными огнями. Зеленоватое зарево на мгновение повисло над крышами — в каком-то районе, кажется, уже принялись запускать петарды.

Кэт опаздывала.

Ох, я дурак! Она же явится к самому Новому Году! — понял он. Иначе какой сюрприз? Это же элементарно.

Приутихшее было радостное ощущение скорой встречи вновь взвихрилось в нем, он попрыгал и помахал руками иссякающим человеческим ручейкам, пропадающим в подъездах соседних домов:

— С Новым Годом, люди-и!

— Ты — молодец! — ответили ему криком.

— И вы!

— И ты!

Вернувшись в квартиру, Кирилл какое-то время ходил в возбуждении. Она придет, она постучит, представлял он. Я спрошу: «Это движ или не движ?». Она засмеется: «Движ, Кир, как видишь!». Они поужинают, посмотрят салют. Я спрошу: «Так ли тебе нужно на юг?». Она пожмет плечами.

Потом…

Кирилл потер ладони и оглядел комнату. Кажется, все на своих местах. Завтра они смогут целый день провести вместе. Может быть, побродят по разным районам. Интересно виртуальный район посмотреть, такой ли он мертвый. А кровать узкая. Надо заказать вторую. Или сразу переселиться к «семейникам»?

Нет, наверное, рано.

Но от мысли о семье с Кэт у Кирилла сладко защемило в груди. Ах, как было бы славно! Ну, пусть она там с кем-то… Разве это важно? Это не важно. Он вздохнул, посмотрел на браслет. Счетчик в голове был тих, затаился. Наверное, после двенадцати сработает. Лишь бы не невовремя.

С час Кирилл просидел как в отключке и очнулся, только когда за окном забумкало, рассыпая на полнеба рыжие, зеленые и синие искры.

Что-то рано. Он подскочил к окну и смотрел, как раз за разом расцветают и гаснут огненные цветы.

Сколько он стоял так, вылетело у него из памяти. Кирилл поел в одиночестве, и даже фруктовое желе показалось ему горьким. Под сердцем и в горле то и дело возникало странное напряжение, казалось, там прорастает колючая пустота, хотелось прогнать ее криком. Вон! Вон! Вот твой движ!

Торможение на несколько минут выключило его, потом знакомая сила приобняла и закачала, как в ладонях, и Кирилл плакал и звал Кэт по имени.

Так прошел Новый Год.

Новогодний сон оставил ощущение блестящей мишуры в глазах. Ничего правдивого в нем не было. Кэт не пришла.

Весь выходной Кирилл пролежал, глядя в потолок. Роботы, убирающиеся по расписанию, озадаченно объезжали кровать стороной. Один попытался заправить одеяло, но Кирилл вырвал приподнятый край из манипуляторов.

— Пошел вон, железка!

Робот спрятался.

Следующие дни прошли как в тумане. Показатели в сопряжении не поднимались выше девяноста процентов. Все чаще его использовали как вычислительную единицу, и, честно, Кирилл был этому рад. Как на автомате он брел на работу и с работы, замедляя шаг там, где между домами имелся памятный «карман». Но никто не перелезал через вновь покрашенную перемычку, никто не просил о помощи, лежа в шубе поверх, никто не выкрикивал его имени, и где-то через неделю шаг выправился, а голова, как заедавший в одном положении механизм, перестала поворачиваться на шее к перемычке.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Витринное стекло очистили, в помещениях засновали ремроботы, выполняя отделку и перепланировку, от пластиковых букв под потолком осталась лишь «д». Ни счастья, ни движа.

Горечь от Нового Года потихоньку рассасывалась. Через месяц где-то Кирилл сползал в район Кэт сам. Там было пусто и тихо. Правда, из окон еще постреливали хлопушками, осыпая улицу конфетти, какие-то запоздавшие празднующие. На звуки музыки Кирилл зашел в одно из заведений, но обнаружил там лишь спящего парня и танцпол, играющий сам с собой в «пятнашки».

Уехала.

Еще через месяц показатели вернулись к обычным для Кирилла значениям. Он снова стал молодец, и общее дело теплом отзывалось в его душе. Свет обнимал, браслет пищал, летящие строчки звали за собой. Ты устремлен в будущее? Ты сам это будущее. Оно творится твоими руками. Ты — как все мы.

Два раза Кирилл приходил в сквер, где встретил бывшую работницу. Но, кажется, они не совпадали по времени. Кирилл наведывался после работы, а женщина любила дневные часы. Он наметил в следующий выходной выбраться к ней на южную сторону. Если, конечно, правильно запомнил расположение семейного района. Но и к виртуальщикам, полагал он, попасть было бы неплохо.

О Кэт он почти не думал.

Вспоминал изредка, но все больше ему казалось, что это был яркий, волнующий сон, один из тех необычных снов, где в конце не было даже намека на счастливую развязку. Он тесно переплетался с реальностью, но все же оставался сном. О чем горевать? Глупо горевать о том, что было выдумкой.

Впрочем, редко-редко, ночью, боль о несбывшемся вонзала коготки в сердце, и Кирилл долго сидел на кровати, подтянув колени к подбородку, и смотрел на квадрат окна.

Лужайки и газоны тем временем запестрели цветами, воздух сделался свеж и переменчив, роботы ездили, облепленные травинками, небо, прохудившись, то и дело разражалось дождем, периодически отваживаясь на гром с молнией.

Кирилл снова с удовольствием садился в кресло, натягивал не столь необходимую шапочку и брал на себя контроль или управление производственными процессами. Стоя в очереди к лифту, он болтал с такими же молодыми работниками, как он. Все они были молодцы, все делали общее дело.

Пока однажды…

Было по-весеннему светло. Счетчик запаздывал. Кирилл решил, что успеет приготовить себе ужин, и достал упаковку желе и пакет молока. В последнее время он полюбил молоко, хотя никогда не брал его раньше. Напиток, конечно, был искусственным, но сладким и долго оставался в упаковке тягуче-прохладным.

Сев на стул, Кирилл прижал язычок контейнера, вызывая разогрев желе, потом сложил руки на коленях и закрыл глаза, поджидая, когда торможение отстучит в голове положенные секунды.

Стук в дверь заставил его поморщиться. Редко, но к нему заглядывали соседи что-то одолжить или вернуть. Хотя, казалось, бы и у них вот-вот должен заработать счетчик. Неугомонные люди.

Стук в дверь повторился.

— Иду, — сказал Кирилл, вздохнув.

Он поднялся, сделал три шага и повернул дверную ручку.

— Привет.

На площадке стояла Кэт, и вид у нее был, словно она прорывалась с боем сквозь этажи. Коротенький жакет был застегнут не на те пуговицы, рукав прозрачной блузки висел на нитках, узкие штаны с бегущим по спирали узором зеленели на коленках.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Привет, — сказал Кирилл.

— Кир…

Девушка жалобно прижала руки к груди, касаясь кончиками пальцев подбородка.

— Да?

— Кир, выслушай меня, пожалуйста, — Кэт всхлипнула. — Не всегда все ясно сразу… Понимаешь? Движ такой движ. Когда на движе… Ну, все кажется простым. Если еще со «сливкой»… И тот парень мне нравился.