Дневники и записные книжки (1909) - Лев Толстой

3) Неравенство имущественное, разделение государств делают, во 1-х, то, что изобретательность направляется на выдумки для удобств, потех некоторых, на военную борьбу и, во 2-х, и деятельность направляется на угождение им: лакеи, актеры, писатели, артисты.

4) Для того, чтобы была независимость от условий жизни мира, нужно неперестающее сознание зависимости от Него, Того, кто во мне и в Себе.

5) «В чем смысл жизни? Ч[то] добро, ч[то] зло? Ч[то] такое Б[ог]? Что дух, ч[то] материя?» и т. п. Всё это спрашивает студент мальчик, воображая, ч[то] он один так умен, ч[то] может ставить эти вопросы, загибать... А он, бедняга, такой невежда, и безнадежный, самоуверенный невежда и глупец, что не знал и не подумал о том, ч[то] не могли эти вопросы не возникать перед величайшими умами мира и не вызывать ответов, о к[оторых] он и понятия не имеет. Это невежество самое обыкновенное и свойственно только глупцам.

6) Мущина смешон, когда хвастается своим лицом и грацией, а женщина своей силой и умом.

7) Говорить серьезно о праве, когда есть право земельной собственности, всё равно, что говорить о праве на владение рабами, о порядке продажи их.

Вчера поправил о любви, не дурно. Запутался в письме американцу. Недоброе чувство к Сер[еже] за право. Потом прошло. Ездил верхом. Да, забыл. Трогательный купец полуслепой. Мы с ним оба расплакались от хорошего умиления. Вечер ничего не делал. Письмо Ч[ерткова] хорошее и др. — Нынче Томский купец старообрядец. Трогателен его отец, сочувствующий мне. Что-то будет нынче. На душе хорошо.

Опять кое-что писал о любви и о воспитании. Мало. Ездил к Ч[ертковым]. Нехорошо поступил с расследователем Черт[ковского] дела, не подал руки, а потом не сумел сказать, ч[то] нужно. Мих[аил] Сергеевич] приехал-как всегда, приятный. Вечером опять купец Летышев. Долго говорил о своей теории, мистически объясняющей таинства. Потом Калачев и милый Николаев. Оч[ень] я устаю мозгом. Нынче встал не рано. С[оня] приехала. Всё заботы и недобрые чувства. Поленова прекрасный альбом. Писал и О Люб[ви] и америк[анцу], кажется, не совсем дурно. Здоровье хорошо. И на душе так же. Записать, казалось важно:

1) Без любви не к N. N. (Так в подлиннике), а к ближнему вообще нет и не может быть никакой нравственности, а без недопущения насилия, т. е. Без непротивления, нет и не может быть любви к ближнему, и потому без непротивления не может быть никакой нравственности. Проповедь же или признание любви без непротивления есть гадкая ложь и лицемерие. Лучше закон борьбы без лжи нравственной. .

Вчера как будто кончил и О любви и амер[иканцу]. Приехала С[оня]. Оч[ень] жалка она. Поехал верхом в Тулу на бега. Съездил хорошо. Дома М[ихаил] Сергеевич], дал ему прочесть Неизбежный] Пер[еворот]. Он сделал верные замечания. Голденв[ейзер]. Сегодня встал нерано, ходя по саду (Далее в подлиннике стоит союз и, который следуем считать незачеркнутым по ошибке), думаю о быстроте, а главное, об однообразии времени: день, ночь, и опять, и опять, и пролетают года, десятилетия. И вдруг особенно живо почувствовал:

(Дальнейшее, до окончания записи 25 мая, в подлиннике отчеркнуто сбоку зеленым карандашом. Здесь же вложена машинописная копия этой записи (2 лл.), в которой Толстым сделаны исправления. Печатаем данную вапись по исправленной автором копии)

1) Время есть только та форма, в к[отор]ой я сознаю свою жизнь, имею радость творить ее. Жизнь же моя вся уже есть для Начала жизни — Бога. Бог через меня и бесконечное количество существ живет и дает радость, благо жизни мне и всем этим существам. — То, ч[то] мы называем свободой воли и что и есть свобода, это — допущение или не допущение в себя Бога с тем, чтобы Он мог через меня творить жизнь — жить. Недопущение же Его в себя лишает меня блага жизни, но Ему не может мешать жить, так как он живет в бесконечном количестве существ, т. е. непонятно для меня. Кроме того, Он живет и в тех существах, к[отор]ые сознательно не допускают Его в себя. И живя в них, достигает тех же своих целей. Важно тут только то, ч[то] человек, каждый из нас, имея бессознательное благо жизни, может иметь и величайшее сознательное благо — быть орудием Бога, непосредственно соединяясь с Ним и за одно творя и Его и свою жизнь.

Дождь поливает поля, леса, степи, и живущие уже на них злаки, деревья, травы имеют вследствие воспринятия влаги радость роста, цветения, плодоношения, но влага, дождь действует и на голую землю, размягчая ее, приготовляя ее к возможности принимать семена и растить их. То же и с людьми — и сознательно участвующими в жизни божеской, и не сознающими Бога и все-таки участвующими, сами но зная того, в Его жизни. (Так думалось неясно, н je m'entends[я понимаю то, что хочу сказать.])

Вчера продолжал писать «Никто не виноват», и — порядочно. Но нынче не пошло. Вчера приезжал Пунга и Оля. Написал письмо Ч[ерткову]. С Соней тяжелый разговор о хозяйстве. Я жалею, что не сказал о грехе земли. За обедом тоже она, бедная, запуталась. Интересное существо она, когда любишь ее; когда не любишь, то слишком просто. Так и со всеми людьми. Ездил верхом. Вода выше брюха лошади. Не спал перед обедом, б[ыл] слаб. Нынчо немного пописал: Никто не виноват, и бросил, нехорошо. И нет настоящей охоты писать. И баста. Записать нечего.

Вчера вечером оч[ень] трогательное общение с Студ[ентом], приехавшим для свидания с Кавказа. Гусев сказал, ч[то], кажется, проситель. Он подал мне конверт, прося прочесть. Я отказывался, потом стал читать с конца. О монизме и Геккёле. Я недобро стал говорить ему. Он страшно взволновался. Потом я узнал, ч[то] он чахоточный, безнадежный. Он стал уходить и сказал, что чтение «О жизни» было для него событием. Я удивился и попросил остаться. Я прочел его записку. Оказалось, совсем близкий человек. А я оскорбил, измучал его. Мне было и больно и стыдно. Я просил его простить меня. Он остался в деревце ночевать. Нынче утром пришел, и мы умиленно говорили с ним. Оч[ень] трогательн[ый] человек. Я полюбил его.

Нынче думал, ч[то] не буду писать. А взял и написал довольно много. Мож[ет] быть, что-нибудь и выйдет. Только не знаю подробностей. Потом ездил верхом к Гале и Оле и видел Ник[олаева] и Голд[енвейзера]. Очень приятно б[ыло] у них. — Записать только одно:

1) Наша особенная, исключительная любовь к ближним только затем и нужна, чтобы показать, как надо бы любить всех. В проститутках видеть дочерей и так же, [как] за любимую дочь, страдать за них.

Иду обедать.

Приехал Лев. Мне тяжело с ним. Слава Богу, не изменил требованиям любви, но не могу не сторониться, не молчать, слушая его. Не молчал только два раза: когда он говорил о своем недовольстве жизнью — я сказал, ч[то] я думаю о необходимости жить духовной жизнью, и другой раз выразил свое отвращение, когда он высказал сочувствие, оправдание убийствам Стол[ыпина]. Вечером он говорил оч[ень] глупо. Я всё молчал. Пришел мальчик портной. Один из тех, к[оторые] хотят сразу изменить жизнь. — Нынче ночью очень (Подчеркнуто дважды) болела задняя левая часть головы, и не спал. Должно быть, от этого не пишется. Теперь 1-ый час. Был Евдоким[ов], сапожник. Единомышленник. Вчера, к стыду своему, б[ыло] неприятно письмо, осуждающее меня за мое распоряжение имуществом.

Были семинаристы. Я говорил с ними с усилием и опять без памятования о Боге в них.. Ходил тихо по саду. Миташа Об[оленский].

29 Мая. Встал здоров. Вышел. Тульск[ие] просители. Опять забыл и недобро говорил с ними, отказывая. Пошел в сад и оч[ень] хорошо думал. Запишу. Вчера хорошее письмо Ч[ерткова] к Кузьмину. Нынче чуть-чуть поправил «Н[ет] в м[ире] в[иноватых]» и занялся о любви. Недурно поправил. Ездил хорошо в Колпну. Записать:

1) Общение человека с человеком есть единственное и величайшее таинство: сознание себя (Бога) в другом. Только бы понимать его таинство.

2) Люди, мало мыслящие и занятые своими целями, не могут переноситься мыслью в других. — А это-то и важно.

3) Сходясь с людьми, не думай о своей выгоде, а о том, как ты будешь судить о себе, а думай о выгоде того, с кем сходишься, и не думай о том, как он будет судить о тебе.

4) Оч[ень] хотелось бы в Н[ет] в[иноватых] показать, как все люди живут одним своим и глухи ко всему остальному.

Милый Ив[ан] Ив[анович] огорчился на Ч[ерткова]. Письма довольно приятные. Написал О Женщ[ипах] письмо и ответ на осуждения. Поразительная история Кашинской. Спор о вегетарьянстве Николаевой (В подлиннике описка: Николаева) с.... (забыл). Я вмешался и огорчил, вероятно, NN. (Так в подлиннике). И мне больно стало.

Мало спал, встал рано. Приехал Мечник[ов] и кореспонденты. Мечн[иков] приятен и как будто широк. Не успел еще говорить с ним. Приходил безногий проситель. И я хорошо, помня о нем, обошелся с ним, помня о том, что