Казенный дом - Николай Дорошенко

— Ну, как вы думаете, что это? — допытывалась Марина.

В ответ все стали приводить свои невероятные истории. Глупость скрашивает жизнь. Это еще Эразм Роттердамский утверждал. Не будь на свете Глупости, человек возненавидел бы и близких и себя. Обличия Глупости так многочисленны! Без нее не бывает любви и чудес. Человек правильный скучен и по-своему глуп.

— Ребята! Я потом совершила глупость. Однажды собралась и окрестилась. Как будто заново на свет родилась. Такая легкость. Я помолодела. А после стало вдруг не по себе, как будто камень на плечах — так тяжело. Схожу в церковь — легко. Если невозможно — надо с кем-то поделиться, рассказать и тогда — как после церкви. Да, забыла. Однажды в детстве тетка взяла меня на богослужение. Некрещеную. Помню, люди к алтарю идут колонной. По правой стороне. А левая — пуста. Только одна монашка, отвернувшись от всех, стоит на коленях перед иконой. Когда я и тетка поравнялись с ней, у меня озноб пошел, мурашки побежали, меня швырнуло в сторону монашки и я упала на колени рядом с ней. Ребята, люди обезумели, нас обступили и плевались и кричали. Я перепугалась, реву. Тетка хочет меня поднять, а я отбиваюсь... Родственники посчитали, что я в бабку пошла, в знахарку. Рассказывали про нее, что как-то нашла на коров порча. Люди пришли к бабкиному дому, стали обвинять, кричать, а она вышла на крыльцо, посмотрелана них и ушла. Под вечер у всех, кто был возле ее дома, начался нестерпимый понос. И я, если мне кто-то не нравится, помимо воли приношу неудачу, а то и еще хуже. Один парень мне в училище досаждал. Я посмотрела на него и как бы кто-то моим языком произнес: «Что ты скалишься? Кончишься завтра!». Ребята, на другой день парень утонул... Другой повесился. Хотел просто отца своего напугать, а получалось по-настоящему. Я ему накануне предрекла: «Вот ты мне не нравишься, что-то с тобой будет».

Говоря: "Вот ты... ", Марина посмотрела на Гусарова, Андрей содрогнулся. Что-то есть в ее глазах гипнотическое, змеиное. Зачем она на всех нагоняет страх? Выходит, что ее должны бояться, стараться нравиться ей, дабы она не наслала несчастье.

— Вот, жду прихода моей колдуньи. Последнего.

Все стали разубеждать Марину, но не совсем твердыми голосами. Было далеко за полночь. Утром — на плантации.

— Кто нас проводит?

Вызвался Андрей. Теплой ночью, под звездами, легко дышалось после накуренного барака.

— Хотите, пойдем в деревню? Постоим у церкви.

Нани молча юркнула в дверь женского барака. Сари также попрощалась. Только Андрей согласился:

— Пойдем.

Марина хохотала.

— Напугались, бедные, опять. Такие впечатлительные!

Внешние данные девушки были очень привлекательными. На пустынной тропинке они часто останавливались и — вот черт! — Андрей не мог отделаться от мысли, что его ведут в какой-то омут. Только сексуальная страсть его удерживала рядом с говорливой колдуньей. Вот, стоят они под деревом, жмутся друг к другу, а сзади подходит та, с жесткими волосами... Третье пришествие!.. До церкви, до деревни не дошли. Завалились в свежем травяном стогу, пропитанном солнечным теплом. Сладко, жарко...

— Подожди! Тут кто-то есть!

Марина натянулась как струна. Тело, только что податливое, нежное, налилось мускульной силой, девушка села, медленно поворачивая голову назад.

— Успокойся, никого здесь нет. Я же знаю, что все это твои выдумки.

Андрей снова хотел овладеть девушкой, но Марина стала холодна и бесчувственна.

— Пошли отсюда.

— Перестань.

— Идем, я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.

— Не переигрывай. Ты так часто рассказываешь все эти выдумки, что сама стала в них верить. Расслабься.

— Не злись, ты же знаешь мою историю, так что лучше не выводи меня из себя. Пойдем.

Гусаров, чертыхаясь, поплелся за Мариной обратно к студенческому поселению.

— Смотри, — повернулась недавно желанная девушка.

Андрей проследил ее взгляд.

— Видишь?

— Что?

Девушка молчала. Шизонутая, точно. Что там? Какая-то тень у стога мелькнула? Показалось? А, ну ее! Насколько сильно, однако, внушение! Гусаров проводил Марину и больше не притрагивался к ней. Динамо! Помешанное динамо.

С тех пор всякая потусторонняя ерунда, эти россказни о неведомом, самовозвеличивание на почве верований и чертовщины Андреем воспринималось в штыки. Но жена попросила, и Гусаров достал триста пятьдесят рублей на обучение в кудратовской академии.

Алена была счастлива. По крайней мере, выказала удовольствие.

Кроме ориентирования всей милиции на розыск Буташева, Гусаров отрабатывал другие версии о взрыве дома. Чеченец и вправду мог оказаться ни при чем. Андрей проверял собственную информацию и сообщения друзей из других отделов. Самые бредовые наколки брал на учет, ибо немного сомневался в главном: он ли сам объект покушения? Если так, то обезопасить семью и соседей — это его кровное дело. Как отца, как специалиста, как гражданина, в конце концов. Одиннадцатый отдел УУР будет землю рыть, все обшарит, но личностные связи ментовского дома ему до конца проследить не удастся. Пусть на прослушку поставят все квартиры, пусть «ноги» приделают всем проживающим — это будет запоздалым решением. Он, Гусаров, почему-то знает всю подноготную проживающих вместе с ним в одном доме сотрудников милиции. Покушение могло быть рассчитано на них.

Многие из задержанных после трагической гибели сотрудника РУОП справедливо считали, что легко отделались — всего лишь постояли в раскорячку у стеночки, да ответили на вопросы оперативников и следователей. Покинув Литейный,4 и пару дней поосторожничав, вернулись к прежней жизни. Что ж, обычные издержки ведения рискованных дел. Только люди Буташева снова ощутили на воле неуют и отчуждение знакомцев.

— Лучше с черными дел не иметь. За ними теперь слежка и прослушивание.

Руслан Буташев запустил дезу, что руоповца убили казанские, но это не отвело подозрений от кавказцев. Милиция, и так не благоволившая к ним, совсем озверела — на каждом шагу придираются. Салман Ибрагимов, побывавший на Литейном в период руоповских облав, не выглядел угнетенным или озабоченным. Позвонив на радиотелефон Буташева, Салман весело кричал:

— Руслан, они меня поставили к стенке, заставили раздвинуть ноги так, что я чуть не разорвался пополам вдоль всего туловища, — он смеялся, тряся толстым животом. — Тебя так ставили?

— Бывало.

Буташева злила эта черта в Ибрагимове. Толстяк не долго переживал напряженные моменты. Сделав вывод из происшедшего, поняв его неизбежность, Салман переключался с переживаний на веселость.

— Если бы Гусар не взял меня на допрос, я бы не выдержал, честное слово, мамой клянусь, разорвался бы.

— Что про меня спрашивали?

— Спрашивали где тебя можно найти. Я им сказал, — Салман опять затрясся от смеха. — Я сказал — в Чечне. Как тебе удалось убежать из ресторана?

— За тобой следят?

— Конечно! И еще долго будут следить. Они уверены, что их человека убили чеченцы. Ты хорошо спрятал Гари?

— Не волнуйся, у нас квартир хватает. Тебе надо тоже сменить жилье, я скажу куда переехать. До связи.

Закончив разговор с Ибрагимовым, Буташев размахнулся и с силой разбил радиотелефон о стенку. Он никогда не говорил по одной трубке дважды. Сразу после разговора аппарат уничтожался. Безопасность достается недешево.

Салман же лег на диван обдумывать создавшееся положение. Азав Мазраев требовал выполнить задание в течение недели. Надо было оправдать полученные им из-за рубежа 50 тысяч долларов. Жаль было бы уезжать из Петербурга. Здесь совсем другая жизнь. Развлечения, женщины, рестораны... Снова возвращаться на жаркую родину, чтобы снова зарабатывать на бензине, контрабанде и заложниках не хотелось. Здесь у Буташева налаживался почти идеальный канал сбыта наркотиков и Руслан неплохо платил Ибрагимову.

Основанием задержания всех подозреваемых в убийстве могла стать идентификация оружия, из которого стреляли в Марченко. Главный вопрос — где ствол. По идее, его сбросят. Такой горячий никакой дурак при себе не оставит. У группировки Буташева должен быть кладовщик, хранитель оружия, и он должен знать доподлинно кто стрелял на Пулковском. Кладовщик помнит кто получал у него автоматы в день убийства Марченко. Тогда круг подозреваемых значительно сузится.

Салман... Тучного чеченца после облавы расспросили заинтересованно, ничего не добились и отпустили одним из первых. Пусть идет себе. Пусть потрудится на раскрытие преступления. Он с кем-то встретится, кому-то позвонит... Осторожный, гад! Долго отлеживался в квартире, куда приехал с Литейного. Oпepы теряли терпение. Молодежь, смотревшая за ним, израсходовала богатейший арсенал жаркого подполья великого русского языка, но арсенал оружия группировки ничуть не приблизился. Должны же его сдвинуть с места! Видимо, Буташев приказал Ибрагимову ничего не предпринимать и из дома не выходить. Потеряв терпение, через три дня сотрудники под предлогом проверки документов позвонили в квартиру, снимаемую Ибрагимовым. Никого! Салман исчез. Гусаров, ругая наблюдение, кричал: «Как можно было такого толстого проворонить?».