Несостоявшаяся смерть - Исмаил Гасанбейли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он обо всем этом знал, не мог не знать – с внешним миром у него была космическая связь, которую обнаружил в себе еще в пору, когда работал младшим сотрудником в дальнем отделении секретного учреждения: – закрывал глаза и представлял себя связанным невидимыми нитями со всей Вселенной. А теперь так же закрыв глаза, все считал-просчитывал, с чего начнет, когда вновь вернется в свой рабочий кабинет и сядет на свое кресло-трон, каким будет его первый приказ: все рассматривал планету с высоты птичьего полета, заглядывая в самые ее потаенные места, невзирая на время и пространство, все прошедшее и будущее виделись ему, как гряда гор, а пространство – как предельно увеличенная карта мира. Думал о том, как усилить свое влияние на мир, с удовольствием и буквально воочию видя, как Самый Большой, но низкорослый начальник одной из обширных и авторитетных стран мира, известный своей непроходимой тупостью (был выпущен и переведен на основные языки мира многотомник его сентенций, собранных одним из корифеев мировой литературы), а так же всевозможными казусами, которые время от времени с ним приключались, то с пони падал, то напивался до чертиков посреди какой-нибудь серьезней конференции, то на глазах у изумленной публики приставал к женщинам, мог ущипнуть, например, горничную или официантку, попавшуюся под руку, или лезть с грязными предложениями к жене президента или посла уважаемой страны, выбегает из своего белоснежного дворца, мирового символа могущества, и встречает его на улице, бросаясь на шею по одной простой причине, что именно Страна занимает настолько удобное геополитическое положение, что с ее территории можно обстреливать оба полушария Земного шара, Северный и Южный полюсы и каждую точку экватора.
Он мечтал о том дне, когда Страна станет напоминать огромного паука, от которого во все стороны и страны потянутся трубы, полные стратегического сырья – мечты, влияния, всеобщего уважения и многого другого, что могла дать запасы, которыми он обладал, говоря без преувеличения, в одиночку, ни на секунду не снимая руку с пульса событий, происходящих вокруг богатств, по воле природы оказавшихся в недрах Страны. Несколько лет назад, мимоходом узнав от одного из мировых руководителей, что глава его правительства продал за рубеж весь запас оружейного плутония не по той цене, по которой перед ним отчитался, немедленно вызвал того к себе, потребовал вернуть разницу в цене в десятикратном размере и не успокоился, пока вся сумма, проходя через восемьсот семьдесят пять банковских счетов фирм-однодневок, зарегистрированных на самых разных точках планеты от Арктики до Антарктиды, не оказалась на его кодовом счету. Виновного сильно наказывать не стал, хотя тот, кто случайно проговорился, назвал того крупнейшим коррупционером в мире – здраво рассудив, что такие всегда нужны, отправил его в почетную ссылку, послом в одну из второстепенных, по его мнению, стран.
Его борьба с коррупцией во имя собственной карьеры давно ушла в прошлое, теперь он на коррупцию старался не обращать внимания, соглашаясь с выводами известных экономистов и компетентных журналистов, утверждающих, что она один из самых надежных и самодостаточных способов управления государством, и считая, что чем больше людей будет вовлечено в коррупцию, тем сплоченнее станет Страна. Да и люди привыкли к тому, что без взяток и подношений ничего не делается. Его предшественник предлагал узаконить взятки, но тот являл собой особый случай в политике и не понимал, что нужно прислушиваться к мнению мировой общественности. Скрытая коррупция существует во всех странах, и все с этим в той или иной мере смирились, а открытая, особенно если ее узаконить, явно будет отдавать неприличием, по крайней мере сначала.
Предшественника можно было понять, тот был ученый, правда, без особых регалий, но ученый – до того, как стать Самым Большим начальником, работал младшим архивариусом, сидел в каком-то подвале, копался в старинных рукописях в надежде найти в прошлом что-то новое. И когда время вынесло его на поверхность политических событий, как иногда бывает, не очень понял, где оказался, ну и повел себя как человек, ничего не понимающий. В том подвале младшему архивариусу говорить было не с кем, и поэтому, порядком соскучившись по общению и будучи неплохим ученым, бегло и грамотно заговорил, включившись в политику, вскоре выдвинувшись в лидеры и в новом своем качестве проявив чудеса изобретательности. Архивариус быстро понял, что людям нравится, когда им говорят приятное, и особенно когда обещают – а обещать можно самое невероятное, чем невероятнее обещание, тем лучше. Кроме того, он обладал колоритной внешностью, носил бороду и усы, длинные вьющиеся волосы, одевался как все, тут еще начал курить сигары и трубки, слегка подражая иностранным революционерам. Его полюбили, и когда пришло время выбирать, недолго думая, выбрали Самым Большим начальником.
И он оправдал надежды, в первый же день пребывания на высокой должности сделал заявление, в котором записал во враги все пять государств, с которыми у Страны имелись общие морские и сухопутные границы, за что и был немедленно объявлен ими персоной нон грата. Спустя пару лет, оказавшись не у дел, откровенничая с друзьями, объяснял свое первое заявление тем, что начитался книги одного известного поэта, в которой доказывалась высокая вероятность его мессианства – автор книги утверждал, что именно младший архивариус во главе своего народа явит миру счастье. По поводу нежелательности своей персоны беспокоиться не стал – ну, не был за границей и не был, чего, мол, мы там не видали, и активно занялся руководством страной. Исторически сложилось так, что ею никто никогда не управлял, все руководили, и архивариус в этом смысле не стал ничего менять, и первым делом собрал вокруг себя своих друзей – тех, с кем когда-то учился, вместе рос, служил в армии, близких и дальних приятелей, просто собутыльников, считая, что так надежнее. Главным по кадрам назначил соседа, торговавшего арбузами, логично рассудив, что если человек разбирается в арбузах, безошибочно определяя, какой из них, абсолютно похожих друг на друга, спелый, а какой – нет, то может разбираться в людях, которые, в отличие от арбузов, не только внутренне, но и внешне весьма и весьма разные.
Архивариуса быстро полюбили, особенно за то, что, став Самым Большим, не отказался от старых привычек – как пил крепленые вина, так и продолжал пить, и в основном с теми же, с кем пил обычно, как волочился за юбками, будучи убежденным холостяком, так и не стал изображать святого, вел себя как нормальный мужчина, правда, придумали ему несколько кличек, но в основном любя. Особых указов или распоряжений он не издавал, заявлениями выступал о мере необходимости, время от времени в телевизионной интерактивной передаче «Три часа Самого Большого», общался, как он выражался, с народом, выслушивал жалобы, проявлял сочувствие, говорил «все обойдется, не переживайте», рассуждал на философские темы, делился впечатлениями от своей новой жизни, но со временем все же потерял интерес к руководству. Управлять ему не хотелось, не было на это ни сил, ни желания, все чаще втайне от телохранителей убегал в старый подвал, где находился архив, садился за свое рабочее место, перебирал пропахшие временем бумаги, а однажды и вовсе учудил: сбежал к старому другу на свадьбу, затеял там драку и вернулся с порядочным синяком под правым глазом. Сам особо не расстроился, но телевизионную передачу с его участием, которая уже была включена в программу, и встречу с послами стран, входящих в Великую Девятку, пришлось отменить. Чуть до международного скандала не дошло, удалось уладить дело только благодаря решению правительства о дополнительных поставках нефти. Что же касается телевизионной передачи, то следующую пришлось сделать шестичасовой – в два раза большей по времени, чтобы компенсировать людям моральный ущерб.
Архивариусу не удавалось осуществить лишь одну мечту: в своем теперешнем положении он никак не мог себе позволить хотя бы разок сходить в свое излюбленное место – пивной бар с поэтическим названием «Янтарь», где подавали янтарного цвета пиво. Этот бар был настолько особый, что казалось, будто его сюда перенесли из какой-то волшебной страны. Он располагался в довольно просторном подвальном помещении, куда солнечный свет не проникал, а электрическое освещение было столь мягким, что человеку, попавшему сюда, никуда не хотелось уходить. Вместо столов стояли большие бочки из под пива, а вместо стульев – бочки поменьше с маленькими мягкими подушечками. В это круглосуточно работающее заведение, где всегда играла тихая, ненавязчивая, не отвлекающая, органично вписывающаяся в обстановку музыка. Людей привлекал в определенной мере интерьер, но славился бар главным образом своеобразной кухней. Здесь не было никаких спиртных напитков, пиво же предлагалось по сезону: в теплое время года – легкое и светлое, зимой – темное и густое. Складывалось впечатление, что бар прививает вкус своим клиентам, в некотором роде даже диктуя им собственные правила. Судя по количеству посетителей, их это вполне устраивало, многим очень даже нравилось, хотя не было случая, чтобы кто-то уходил из этого бара перебравшим. То ли сама атмосфера настраивала на сдержанность, то ли подаваемые здесь блюда не позволяли увлекаться многочисленными сортами хмельного напитка в большей степени, чем дозволялось нормами приличия, но даже разговаривали здесь на высокие темы, читали не газеты, а стихи, рассказывали не сплетни и не анекдоты, а притчи, и если пели, то очень тихо, для себя. Еда в баре была отменная: кроме приготовленных особым образом морепродуктов и свежесваренных речных раков можно было заказать блестящие от микронных кристалликов соли перченые баранки, пожар от которых на языке могло потушить только здешнее пиво, тающий во рту соленый горох особого сорта, сваренный в течение строго определенного времени и подаваемый с небольшим количеством постного масла или еще и жаренный на глубокой сковороде без каких-либо добавок. Те же, кто был настроен более серьезно, могли полакомиться бараньими ребрышками с барбарисом и алычовой приправой, запеченными свиными ножками, выдаваемыми здесь за мясо дикого кабана, но не становящимися от этого менее вкусными, и местным кулинарным шедевром, считавшимся многими гурманами верхом совершенства, – кусочками маринованной в луковом соке молодой индейки, хорошо прожаренными на открытом огне.