Убийца без лица - Манкелль Хеннинг

Однако после большого глотка виски стало понятно: Бьёрк ничего не станет делать. Хотя каждый полицейский и подписывает обязательство о неразглашении, но то, что кто-то позвонил на государственное телевидение и рассказал, что именно говорилось на следственном совещании, вряд ли можно считать преступлением. А доказать, что телевидение заплатило позвонившему за информацию, будет еще труднее. Курту Валландеру вдруг стало интересно, как телевидение проводит такие взятки через бухгалтерию.

Потом он подумал, что Бьёрк вряд ли начнет проверять всех сотрудников на лояльность сейчас, когда на них висит дело об убийстве.

После второго глотка он стал размышлять, а кто же это все-таки мог быть? Кроме себя самого он мог исключить только Рюдберга. А мог ли? Почему он решил, что Рюдберг ему понятнее, чем остальные?

А теперь шторм порвал где-то провода и он сидит один в темноте. Мысли об убитых, о Ларсе Хердине и странной удавке мешались с размышлениями о Стене Видене, Моне, Линде и об отце. В темноте все казалось бессмысленным. Словно какая-то гнусная рожа издевательски ухмыляется в ответ на все его попытки наладить свою жизнь…

Он проснулся, когда снова зажегся свет. Посмотрев на часы, Курт понял, что спал не больше часа. Пластинка с шипением крутилась на проигрывателе. Он допил стакан и не раздеваясь упал на кровать.

Надо поговорить с Моной, думал он. Надо поговорить с ней обо всем, что происходит. И с Линдой. Надо поехать к отцу и решить наконец, что с ним делать. А в промежутках между всеми этими делами неплохо бы поймать убийц.

Он, похоже, снова задремал. Когда зазвонил телефон, ему показалось, что он у себя в кабинете. Спросонок он доплелся до кухни и взял трубку. Какой идиот звонит ему в четверть пятого утра?

Он успел только подумать, что хорошо бы этим идиотом оказалась Мона.

Сначала ему почудилось, что это Стен Виден.

— У вас есть три дня, чтобы доказать, что вы на что-то годитесь, — сказал незнакомый голос.

— Кто это? — спросил Курт.

— Какая разница кто? Один из Десяти Тысяч Спасителей.

— Я не буду говорить неизвестно с кем, — отрезал Валландер.

Сон как рукой сняло.

— Не кладите трубку, — сказал голос. — У вас есть три дня, чтобы поймать этих негодяев. Три дня, но не больше.

— Не понимаю, о чем вы.

От этого незнакомого голоса Валландеру стало не по себе.

— Три дня, чтобы поймать иностранцев-убийц и показать их людям. В противном случае мы возьмем это на себя.

— Возьмете — что? Кто — вы?

— Три дня. Не больше. Потом все заполыхает.

Разговор прервался.

Курт Валландер зажег свет и опустился на стул. Он занес содержание разговора в старый блокнот. Раньше Мона записывала туда свои покупки. Вверху на листке было слово «хлеб». И еще что-то, он не разобрал.

Он не в первый раз сталкивался с анонимными угрозами. Несколько лет назад тип, считавший, что его незаконно осудили за нанесение телесных повреждений, преследовал его угрожающими письмами и ночными звонками. Тогда Мона, устав от всего этого, потребовала принять какие-то меры. И Курт Валландер послал к этому типу Сведберга, пусть припугнет шантажиста большим сроком, если тот не прекратит преследования. В другой раз кто-то проколол ему шины.

Но тут было другое.

Все заполыхает, сказал тот. Курт понимал, что заполыхать может все что угодно: лагеря беженцев, восточные рестораны, квартиры, где живут иммигранты.

Три дня. Или трое суток. Включая пятницу, в крайнем случае субботу, тринадцатое число.

Он снова лег и попытался заснуть. Ветер выл и стучал в стены.

Как тут заснуть, когда лежишь и прислушиваешься, не позвонит ли тот опять?

Уже в полседьмого утра он был в управлении полиции. Обменялся парой слов с дежурным. Несмотря на шторм, ночь прошла относительно спокойно. На въезде в Истад перевернулся грузовик, а в Скорбю упали строительные леса. Вот и все.

Он налил кофе и пошел в кабинет. В ящике стола у него лежала старая электробритва. Побрившись, он сходил за свежими газетами. Чем больше он их листал, тем больше раздражался. Несмотря на все его долгие, до самой ночи, беседы с журналистами, похоже, опровергнуть вчерашнюю телевизионную информацию, что полиция якобы сосредоточилась на поисках каких-то иностранцев, не удалось. Газеты хоть и писали, что это не совсем так, но как-то без особой уверенности.

Он решил, что устроит еще одну пресс-конференцию во второй половине дня и расскажет, на какой стадии находится расследование. И пусть, кстати, узнают об анонимных звонках.

Валландер снял с полки большую папку с данными обо всех лагерях для беженцев. Кроме большого лагеря в Истаде, было еще несколько поменьше.

Но почему он решил, что угроза касается именно лагеря в Истаде?

Непонятно. Они могут спалить и ресторан, и квартиру. Сколько, к примеру, пиццерий в Истаде? Пятнадцать? Больше?

Но в одном он был уверен: ночной звонок — это серьезно. В последние годы произошло много такого, что ясно указывало: в стране есть достаточно хорошо организованные силы, готовые перейти к открытому насилию против иностранцев и беженцев.

Без четверти восемь. Он позвонил Рюдбергу, но тот, очевидно, был уже в дороге. Никто не ответил.

Мартинссон просунул голову в дверь.

— Привет, — сказал он. — Когда соберемся?

— В десять, — ответил Курт Валландер.

— Ну и погодка!

— Пусть дует, лишь бы снега не было.

Он ждал Рюдберга. Где же эта записка, которую сунул ему Виден?

После визита Ларса Хердина он уже не удивлялся, что грабители задали лошади корм. Если это были знакомые Лёвгренов или даже их родственники, они, конечно, знали про лошадь, а может быть, и про то, что Юханнес заходит к ней по ночам.

На самом деле он весьма смутно представлял себе, чем ему может помочь Стен Виден. Скорее всего, подумал он, я звоню ему, чтобы не терять с ним связь.

Никто не ответил, хотя он держал трубку больше минуты. Можно перезвонить попозже.

До прихода Рюдберга ему надо было позвонить еще в одно место.

Он набрал номер.

— Прокуратура, — сказал веселый женский голос.

— Это Курт Валландер. Окесон у себя?

— Он же на повышении квалификации, разве вы не знаете?

Он просто забыл. Городской прокурор Пер Окесон говорил ему, что едет на курсы, причем говорил недавно, кажется, в конце ноября.

— Я могу соединить вас с его заместителем, если хотите.

— Давайте, — согласился Валландер.

К его удивлению, это была женщина.

— Аннет Бролин.

— Мне надо поговорить с прокурором, — сказал Курт Валландер.

— Это я, — сказала женщина. — В чем дело?

Валландер вдруг сообразил, что не представился. Назвав свое имя, он продолжал:

— Речь идет о двойном убийстве в Ленарпе. Я подумал, что пора проинформировать прокуратуру. Забыл, что Пер на курсах.

— Если бы вы сегодня не позвонили, я бы сама позвонила вам, — сказала женщина, как показалось Валландеру, укоризненно.

Ведьма, подумал он. Что, будешь читать мне лекцию о сотрудничестве полиции и прокуратуры?

— У нас, к сожалению, пока мало материала, — сказал он, и заметил, что голос его звучит излишне сухо.

— Хотите кого-то задержать?

— Нет. Просто хотел вас проинформировать.

— Очень хорошо, — сказала женщина. — Скажем, в одиннадцать у меня? В десять я должна присутствовать при аресте, но к одиннадцати вернусь.

— Я могу опоздать. У нас в десять оперативка. Давайте чуть позже.

— Постарайтесь в одиннадцать.

Разговор прервался, и он остался сидеть с трубкой в руке.

То, что на бумаге называлось «сотрудничество полиции с прокуратурой», было совсем не простым делом. Но Курту Валландеру удалось наладить хорошие и неофициальные отношения с Пером Окесоном. Они частенько обращались друг к другу за советом. У них почти не было разногласий, когда шла речь о задержании или освобождении.

— Черт, — сказал он себе под нос. — Кто она такая — Аннет Бролин?

Из коридора послышались характерные неровные шаги Рюдберга. Тот заглянул в кабинет. На Рюдберге были старомодная меховая куртка и берет. Садясь, он скривился от боли.