Цепной Койот. Книга 2 - Кира Иствуд

Меня вдохновляет молодость и энергия, которая кипит в таких устремлённых людях, как вы, Аустина. Вы — это будущее мира.

— Я? Вы точно про меня?

— Именно, что про вас, — мягко перебил он. — Посмотрите, что вы пережили. Многие на вашем месте лишились рассудка. Но вы не опустили руки и готовы сражаться. Это достойно восхищения и не смейте говорить иначе.

Сама себя я героем не чувствовала, а скорее наоборот. Но возразить не решилась. Было приятно, что меня так высоко оценивают, но одновременно с этим становилось боязно, что в будущем этих надежд, на меня возложенных, я не оправдаю. От неловкости я поёрзала на стуле, спрятала руки в карманы джинс.

Барон смотрел на меня ещё несколько секунд, а когда ответа не последовало, взялся за стоящий рядом свободный стул и подвинул его к столу. Потом взялся за следующий стул и сделал то же самое.

— Тина, угоститесь же чаем, — сказал он уже своим прежним тоном. — А потом продолжите работу с лисёнком. Я чувствую, на этот раз у вас всё получится.

— Хорошо.

— Не сомневайтесь в своих силах. Иначе я решу, что вы сомневаетесь во мне и моём мнении.

Я кивнула. Всё-таки поддержка грела, как бы я ни боялась провала. Может, и правда всё будет хорошо? Может, зря я себя мучаю сомнениями?

Рядом с Бароном я чувствовала себя странно. Мне было важно, что он обо мне думает. От него исходила буквально ощутимая на ощупь аура безопасного спокойствия, точно куполом отрезающая от всех тревог. Я помнила, с какой лёгкостью он напугал гиен, даже Илона, это гордячка с завышенным самомнением, его слушалась. Даже Павел обращался к нему за помощью. Больше всего на свете мне хотелось довериться этому человеку, но какая-то затаённая подозрительность в глубине души не позволяла расслабиться до конца. Ждала подвоха. И всё же с каждой минутой рядом это чувство становилось незначительнее и глуше.

Прежде чем взять с подноса кружку, я покосилась на коробку с лисёнком. О наличии в ней зверька говорил только подрагивающий рыжий хвост, выглядывающий из-под груды тряпок. Я подумала о Павле, застрявшем в воспоминаниях. Об Алеке, который согласился его вытащить. Об Илоне. Я не могла их подвести. Моя белая лиса была солидарна, ей не терпелось вернуться к малышу. Она так и тянулась к нему мордой.

Барон продолжал таскать по помещению стулья. Он уже успел расставить несколько вокруг овального стола, который занимал весь центр обширной гостиной.

— Вам, наверное, интересно, чем я занимаюсь, — отозвался он.

— Я как раз хотела спросить.

— Готовлю пространство для ритуала. Смотрите, на стол мы поставим клетку с лисёнком. У Илоны как раз есть подходящая. Правда птичья… но сойдёт. Вокруг нам надо уместить тринадцать стульев. За ними мы поставим ещё четыре.

— Зачем столько? У нас планируется вечеринка? — пошутила я и тут же устыдилась, но Барон усмехнулся, словно и правда получилось смешно.

— Вечеринку после закатим обязательно, Аустина. Можете уже развешивать шарики.

— Давайте я тоже помогу.

— Не стоит, милая. Они тяжёлые.

— Разве?

Ухватив за спинку один из стульев, я подтащила его поближе к столу. Ножки так тяжко волочились, словно внутри дерева была спрятана стальная сердцевина. Я спросила:

— Ну и тяжесть… Зачем всё-таки для ритуала столько мебели?

— Мебели? О, милая, это не просто какая-то мебель, это те самые стулья, что уже соприкасались со тьмой мёртвого океана Ша, — декан сказал это так торжественно, будто его удивляло, почему этим стульям всё ещё не поклоняются. — Может быть, твои друзья уже что-то рассказывали обо мне? — он поднял очередной стул, словно тот ничего не весил.

— Немного. Они упоминали какой-то ритуал, который вы пытались провернуть, — я замялась, внезапно вспомнив, что ведь на нём умерла жена Ящера.

— … самый страшный провал моей жизни. Этот ритуал должен был изменить мир к лучшему. Я мало кому рассказывал о том, что там произошло, но вижу, что вы хорошая девушка, Аустина. Я могу вам доверять?

— Д-да, конечно.

— Благодарю. Мне хочется ответить на ваше доверие доверием. Все мы совершаем ошибки, не так ли? Вопрос в том, какие уроки мы извлекаем. Вы помните про Океан Ша?

— Это то место, куда попадают мёртвые?

— Именно. Тот самый пресловутый потусторонний мир. Место, куда проваливаются души после смерти, место, где они проходят очищение, возрождаясь вновь. Ша не подчиняется времени и законам гравитации или физики, — голос декана набирал силу с каждым словом:

— Это живая антиматерия, которая одновременно является бесконечным информационным полем, хранящим знания обо всём, что было, и обо всём, что будет. Только представьте, милая, что мы могли бы сделать, обладай хоть частичкой этого знания! Какие катастрофы смогли бы предотвратить! — Ящер бросил таскать стулья и теперь, не в силах устоять на месте, мерил шагами пространство.

— Так вы хотели… узнать будущее?

— Ради судьбы мира! Никто не верил в нашу затею, но мы однажды всё-таки сделали это, открыли проход к пространству Ша, — тут он на мгновение замолк, опустил голову, глядя куда-то себе под ноги. Его руки сжались в кулаки:

— Я был слишком самонадеян, молод. Мне не хватило уверенности. Не хватило силы. Их было тринадцать. Все они сидели на этих самых стульях, когда Ша поглотил их. Одной из погибших была моя супруга. Мы ждали дочку. Сейчас она была бы твоего возраста. Но мы потеряли всё. Ша наказал меня, развоплотив души всех присутствующих. Полное уничтожение. Никакого шанса родиться вновь. Тебе, наверное, интересно, как так вышло, что я допустил, чтобы моя жена присутствовала на столь опасном ритуале. Но поверь, Аврору было невозможно удержать в стороне. Она была той, кто придумал, как разрезать пространство. Той, кто наделил меня уверенностью. И той, кого я подвёл. Я находился в центре вихря сил, спрятанный от Ша, точно в коконе. Я мог только смотреть, как он пожирает моих друзей. Мою любимую. Моего нерождённого ребёнка. Все они погибли раз и навсегда. Их души отправились в вечное небытие.

— Мне очень жаль, — я не знала, что ещё могу сказать.

— Всё шло хорошо, но Ша спросил меня. Спросил, готов ли я пожертвовать всем, что люблю. Он проверял меня, и я дрогнул. Если бы с чистым сердцем я был готов оплатить эту цену, то он бы никого не тронул. Но я