Третий раунд - Андрей Поповский

В противовес «черным зонам» существуют еще и «красные зоны». Там особо ретивыми администрациями влияние «блатных» сведено до минимума, и достигается это во многом с помощью самих заключенных — так называемых активистов, или на тюремном жаргоне «козлов». Активисты пользуются на зонах определенными и весьма существенным привилегиями и, как правило, выходят на волю намного раньше положенного им срока по условно досрочному освобождению, УДО. Кстати, для «правильного бродяги», в отличии от мужика или того же «козла», выйти с зоны по условно-досрочному — это тоже западло. Между активистами и «блатными» на зонах всегда происходило глухое противостояние, которое нередко выливается в открытые кровавые стычки.

Выбирать между «черной» и «красной» зонами — это все равно что, по меткому выражению классика, выбирать, на каком именно дереве тебя должны повесить, но обычному арестанту, как правило, лучше жилось на «черных зонах». Бездушный административный аппарат на зонах всегда стремится максимально закрутить гайки и низвести арестантов до состояния тупого рабочего быдла. Администрации тюрем и зон в абсолютном большинстве случаев нет дела до истинной виновности или невиновности сидельцев. Раз ты попал в места заключения, значит, ты априори преступник и с тобой будут обращаться соответствующим образом. Почему-то у нас считается, что человек, осужденный на лишение свободы за какое-либо преступление, ограничением этой самой свободы наказан недостаточно, и с ним можно обращаться как с бессловесной скотиной, хотя даже со скотиной нормальные хозяева зачастую обращаются лучше. Такое положение дел, естественно, вызывает ответную ненависть со стороны заключенных по отношению к тюремным властям. Это два антагонистичных мира, страстно ненавидящих друг друга, но волею судеб не могущих существовать один без другого. Исключения и с той и с другой стороны, когда тюремщик просто хорошо выполняет свою работу и не приносит туда ничего личного, а заключенный понимает, что у тюремщика такая работа и ее все равно должен кто-то делать, встречаются очень редко. Вот тут-то и получается конфликт интересов. На «черных зонах» блатные сплачивают основную массу арестантов для решения каких-то общих бытовых проблем, заодно, естественно, не забывая и свои интересы, но в итоге всем заключенным от этого бывает лучше. Можно условно сказать, что блатная верхушка в местах заключения выполняет роль своеобразного профсоюза, по мере возможностей отстаивающего права заключенных. Ведь те же самые воровские понятия, которыми наши средства массовой информации частенько любят попугать неискушенного обывателя — это просто свод правил человеческого общежития для очень разных по своей сути людей, вынужденных долгое время находится бок о бок в нечеловеческих условиях. Понятия позволяют отнюдь не самым лучшим представителям человеческого общества не вцепляться по малейшему поводу один другому в глотку, а худо-бедно существовать рядом друг с другом, и это в состоянии постоянного стресса, при жизни полной лишений и неудобств, в закрытых помещениях или на закрытых территориях. В этих понятиях нет ничего ужасного, наоборот, они не позволяют физически сильному беспредельщику с одной извилиной в мозгу установить кулачное право решения всех проблем. Они не позволяют отнимать ничего силой, не позволяют безнаказанно унижать чужое достоинство, провозглашая формальное равенство всех «честных арестантов». Конечно, как и любые правила, воровские понятия не идеальны и зачастую более изощренный и хитрый ум толкует их весьма своеобразно, переворачивая все в свою пользу. Но при этом у того, кто считает, что с ним поступили несправедливо, всегда есть право апелляции к «третейскому суду» — смотрящему или к вору, решение которых, по-любому, будет более справедливым, чем решение заинтересованной стороны. Так вот, на «красных зонах» влияние такого вот воровского противовеса неправомерным действиям со стороны администрации сводится к минимуму. Активисты, поддерживающие порядок среди заключенных, полностью зависят от своих хозяев, и поэтому они не будут отстаивать ущемленные интересы основной массы заключенных, предпочитая ограничиваться решением только своих «шкурных» проблем.

С началом перестройки, во всей разваливающейся на глазах империи в криминал табунами пошли образованные и физически развитые молодые парни, поддавшиеся психологии большого хапка. Получить все и сразу стало навязчивой идеей для многих вчера еще вполне благопристойных молодых парней — бывших комсомольцев, активистов, отличников боевой и физической подготовки. Разочаровавшись в социалистической идеологии, они потеряли и нравственные ориентиры, а жажда денег и власти оказалась сильнее морального кодекса строителя коммунизма. Как правило, уважаемые «блатные» на воле избегали деятельности, связанной с физическим насилием. Они совершали мошенничества, кражи, угоны и прочие преступления, не связанные с причинением вреда здоровью терпилы. Убийцы и грабители в воровской среде обычно особым авторитетом не пользовались и зачастую использовались только в качестве «торпед» для решения силовых вопросов. Новая бандитская волна, захлестнувшая всю страну, наоборот, сделала ставку на насилие и рэкет. Зачем шарить по карманам в трамваях и обносить квартиры, когда можно облагать данью магазины и рынки? Зачем выдумывать сложные мошеннические комбинации, когда можно брать под контроль целые коммерческие банки, или, проведя своих людей в органы власти, гигантской пиявкой присосаться к госбюджету. Новые криминальные лидеры, с одной стороны, сделали криминальный промысел своей профессией, а с другой стороны, не признавали воровских законов. Старое противостояние «бандитов» и «воров» обрело новый смысл, потому что новая преступная волна, в своей основной части, была именно бандитской. В новых жизненных реалиях, на воле бандиты стали одерживать верх. Они не были связаны никакими условностями и ограничениями, могли запросто общаться с продажными чиновниками и милиционерами, обеспечивая себе мощное прикрытие со стороны власти. Они очень часто прибегали к прямому физическому уничтожению конкурентов, если переговоры заходили в тупик. И самое главное, они получили в свои руки большие финансовые ресурсы, которые открывали им намного более широкие возможности, чем у традиционной преступности. Воры, конечно же, тоже стали приспосабливаться к новой реальности, меняя сложившиеся за десятилетия стереотипы, но делали они это гораздо медленнее, чем новое зубастое поколение криминальных авторитетов.

Но уж где воры могли дать фору бандитам, так это в местах заключения. Образовавшаяся за семь десятков лет советской власти система взаимоотношений между заключенными в местах лишения свободы была выстроена именно ворами и заточена под них. С началом перестройки, в тюрьмы и исправительно-трудовые учреждения стали массово попадать бандиты новой волны. В основном это были рядовые «быки», «отмазывать» которых от их весьма немалых сроков никто и не собирался. Бригадирам легче было набрать новую «пехоту», благо желающих пополнить ряды бандитских бригад было хоть отбавляй. Каким бы ни был авторитетным у себя в бригаде бандит, попадая на зону, что рано или поздно случается почти с каждым вставшим на криминальную дорожку, он оставался в одиночестве. Любой одиночка, даже самый дерзкий и сильный — это ничто перед организацией. В системе управления исполнения наказаний, воры сумели создать именно свою организацию со всеми ее атрибутами: идеологией, четкой иерархией, отлаженной системой связи и весьма существенными денежными ресурсами, в так называемых «воровских общаках». Авторитета воровской организации добавляла великолепно отлаженная ворами система исполнения наказаний. В какое бы место ни забросила судьба приговоренного этой организацией, вслед за ним дойдет малява с «постановой» на этого человека, и на новом месте обязательно найдутся желающие привести приговор в исполнение. Как правило, исполнители воровских приговоров — «торпеды», которые идут на это ради поднятия своего авторитета среди заключенных, но бывают случаи, когда приговор исполняет обычный зэк, проигравшийся в карты или по другой причене попавший «в обязалово перед обществом».

Многие бандиты новой волны, даже приняв воровские законы, не могли по идеологическим причинам занять достойное место в воровской иерархии. Почти все они когда-то были пионерами и комсомольцами, служили в армии и состояли в различных общественных организациях, что, по старым воровским понятиям, закрывало им дорогу в самые верхи черной масти. Осознавая свою уязвимость в местах лишения свободы, бандиты стали также объединяться, но эти объединения носили локальный характер, и зачастую они объединялись для того, чтобы подавлять остальных заключенных. Причем, делали они это не так тонко и почти незаметно, как блатные, а грубо, часто прибегая к физическому насилию, что соответственно порождало ответную ненависть основной массы арестантов. Где-то бандитам и «спортсменам», зачастую в связке с администрацией, удавалось подвинуть блатных, в других местах они получали бешеный отпор, но, в любом случае, новое время властно заявляло о себе повсюду.